– Вроде как. Это нормально в Исландии.
– Нормально? – хмурюсь я.
– Женщины там не такие серьезные, они более… – он подбирает слово, – легкомысленные в подобных вещах. Они не задерживаются надолго в плохих отношениях.
– Значит, у вас были плохие отношения? – Я делаю еще один глоток и уже чувствую, как алкоголь дает мне в голову, развязывая язык. – Извини, тебе не нужно отвечать. Мне кажется, я просто немного пьяна.
Арне улыбается, видя, что мне неловко.
– Не совсем плохие, нет. Но мы пошли по… – он вздыхает, почесывая нос, пытаясь подобрать верное выражение, – по немного вытоптанной дороге. Я мог бы прилагать больше усилий, теперь я это вижу.
– Ясно.
– Мы все еще нравимся друг другу, просто не хотим переходить на другой уровень.
– Ты имеешь в виду детей? – Господи, Кейт, заткнись, мать твою.
Арне одаряет меня шутливой улыбкой.
– Наверное, хотя у Кристин уже есть ребенок. Это одна из причин, почему мы хотим остаться друзьями. Маргарет, ее дочка, любит проводить со мной время – когда я там, конечно же. Это, кстати, было большой проблемой. Кристин считала, для дочери это слишком непонятно, когда я исчезаю на длительные периоды времени. Она хочет больше… – он снова подыскивает слово.
– Стабильности? – подсказываю я.
– Да. Именно это. – Он осушает бокал. – Ну, как насчет тебя? Ты никогда не говоришь о своей личной жизни. У тебя есть кто-то дома, Кейт?
– Уже нет, – киваю я.
Арне ждет, пока я продолжу, и что-то в его лице выдает, что его искренне интересует ответ. Что это не просто вежливая болтовня. У меня появляется странное ощущение, что я нахожусь на перепутье, лучик света пробивается сквозь мрак, окутывавший мою жизнь последние восемнадцать месяцев.
Может, оттаивает лед, сковывающий мое сердце?
Я собираюсь ответить, когда появляется Раджив, бьющий в маленький бронзовый гонг. Где он его достал?
– Ужин подан! – объявляет он.
Момент упущен, и у меня нет выбора, кроме как последовать за Арне и остальными в столовую. Дрю и Соня, украшавшие ее, сотворили настоящее волшебство.
Гирлянды вдоль стен, белоснежные скатерти на столах и сложенные веером салфетки в винных бокалах. Свечи декорированы чем-то, напоминающим свежие цветы.
Мне кажется, что они пластиковые, но подойдя ближе, я понимаю, что они связаны крючком, их стебли поддерживаются проволокой.
– Это ты сделала? – потрясенно поворачиваюсь я к Соне.
Она кивает.
– Вау, они восхитительные.
– Это не так сложно, – говорит она, все же сияя от удовольствия. – В интернете много схем.
– Да, я пробовала парочку, – фыркает Каро. – Только мои выглядели как что-то, чем может вытошнить кота после банкета из разноцветных мышей. Поверь мне, – она бросает взгляд в сторону поделок, – для этого требуются серьезные навыки.
Когда все расселись и принялись за еду, Сандрин подняла бокал шампанского.
– За середину зимы! – она улыбается всем нам, ее взгляд быстро пробегает по мне.
Я игнорирую ее пренебрежение, поднимая бокал вместе со всеми – всеми, кроме Каро, использующей мигрени как удобное оправдание своей вынужденной трезвости.
– И за солнце, – добавляет Арк. – Всего шестьдесят пять дней до того, как мы увидим его снова.
– С удовольствием за это выпью, – добавляет Соня, и мы все делаем еще по глотку.
Мы принимаемся за еду. Раджив, Арк и Люк превзошли себя. Говядина по-веллингтонски для большинства из нас, ореховое жаркое[20] для Тома и Элис, двух вегетарианцев на станции. Свежеиспеченный хлеб с тимьяном и грецкими орехами. И лучше всего, божественный салат от Дрю с вкусной малиново-бальзамической заправкой. Я съедаю его за считаные мгновения.
– Чудесно. – Я улыбаюсь через стол. – Отличная работа.
– Спасибо. – Он отвечает улыбкой, но в ней чувствуется натянутость. Немного холодности. Он заметил, что я разговаривала с Арне?
Может, он думает, что между нами что-то есть?
Я вспоминаю ту ночь после последнего заката, нашу быстро оборвавшуюся близость на узкой койке. И чувствую новый прилив стыда и вины.
Мне не стоило этого делать, нельзя рисковать снова, решаю я, исподтишка взглянув на Арне, болтающего с Каро и Элис на другом конце стола.
Как бы мне этого ни хотелось.
После ужина мы возвращаемся в гостиную с животами, набитыми фруктовым тартом и мятными конфетами, которые сделал Том.
– Время подарков, – объявляет Каро, раздавая каждому по свертку, пока мы рассаживаемся. Я рассматриваю пастельные звезды и цветы, напечатанные на коричневой оберточной бумаге – кто бы ни сделал мой подарок, он правда постарался.
Я наблюдаю, как Роб первым открывает свой – кажется, ему понравились трюфели с виски, и он щедро делится с остальными. Потом я разворачиваю симпатичную обертку своего подарка. Когда я вижу, что внутри, то моментально понимаю, от кого он. Я достаю пару изящных вязаных носков, украшенных маленькими белыми снежинками на небесно-голубом фоне. Я восхищенно смотрю на них и поворачиваясь поблагодарить Соню.
– Они просто прекрасны, – восторгаюсь я.
– Примерь, – кивает она на мои ноги.
Я снимаю туфли и надеваю милые носки. Они идеально подходят.
– Фух, – облегченно выдыхает Соня. – Мне пришлось угадывать размер по твоим ботинкам.
– Они потрясающие! – Элис поворачивается к Соне. – Сделаешь мне такие?
– С удовольствием. – Соня любезно улыбается, но мне кажется, что это не так уж и легко – судя по крохотным аккуратным петлям, на них, наверное, ушло много часов.
– Спасибо! – Я встаю и обнимаю Соню. – Я буду хранить их, как сокровище.
– Ты этого заслуживаешь, – отвечает она, похлопывая меня по руке так нежно, что на глазах выступают слезы.
– Ладно, – заявляет Роб. – Время шоу! – Он на мгновение исчезает, а затем вкатывает большой плоский телевизор, вставляя диск в плеер под ним. Несколько людей стонут – просмотр «Нечто» Джона Карпентера в середине зимы, может, и является антарктической традицией, но некоторые явно видели его слишком много раз.
– У всех есть что выпить? – спрашивает Дрю, раздавая вино и пиво тем, кто поднимает руку. Потом Роб приглушает свет и усаживается в кресло, пока Том раздает небольшие корзинки с глазированным попкорном, который он сделал специально по случаю.
Он старательно избегает смотреть мне в глаза, передавая мне порцию, замечаю я, и он делал так весь вечер. Жалеет ли о вчерашнем визите в клинику? Винит ли меня за то, что обеспокоила его? Может, мне стоит улучить момент, чтобы отвести его в сторону, убедиться, что он в порядке.
Не сегодня, решаю я, жуя попкорн. Я пообщаюсь с ним завтра.
Смотря фильм, я позволяю себе получать удовольствия – от вкусного ужина и чувства… чего? Семейной атмосферы? Все напряжения, разногласия, дилеммы и вопросы растворились, по крайней мере, на время. Мы пережили половину зимы, и осталось только выдержать еще несколько месяцев тьмы, прежде чем мы поприветствуем солнце.
Это, все же, значимое достижение, что мы продержались уже так долго.
– Добавки? – предлагает Дрю, когда мы делаем перерыв на середине фильма. Вставая пописать, я замечаю Алекса, заснувшего на одном из диванов, и Каро, сидящую рядом с ним с поджатыми ногами и стаканом апельсинового сока в руке.
– Он в порядке? – спрашиваю я тихо, кивая на Алекса.
Он открывает глаза на звук моего голоса, затем моргает, растерянно оглядываясь.
– Просыпайся, просыпайся, – говорит Каро, подталкивая его.
Он смотрит на нее в ответ, но в его взгляде есть что-то мутное.
– Я иду в кровать, – бормочет он. – Чувствую себя дерьмово. – Он поднимается на ноги, слегка покачиваясь.
– Тебе помочь? – Дрю встает поддержать его, но Алекс отмахивается.
– Увидимся утром, – говорит он, бредя прочь под хор пожеланий спокойной ночи.
К моему облегчению, ранний уход Алекса не портит настроение вечера. Мы смотрим вторую половину фильма, затем проводим несколько часов, рассказывая друг другу страшные истории. Даже Сандрин, кажется, раскрепостилась по мере вечера, рассказывая историю о своей бабушке, в чьем доме в Арденнах предположительно жил призрак маленькой девочки.
– Каждый раз бабушка накрывала на стол и для нее, – говорит начальница станции, хорошенько попотчевав нас списком жутких происшествий. – Хотя она не делала ничего плохого.
– Ты ее видела? – спрашивает Элис, округлив глаза и отложив в сторону всю свою научную рациональность.
– Только один раз. Как-то проснулась рано утром и заметила ее в саду сидящей на качелях. Я знала, это она, потому что она была одета в белое платье.
– Белое платье? – хмурится Том.
– По деревенской легенде, она умерла в день первого причастия, – мрачно говорит Сандрин. – Ее пнула в голову лошадь.
Мы все глазеем на начальницу станции, гадая, является ли хоть что-то из этого правдой. Невозможно определить – ее лицо как всегда представляет из себя непроницаемую маску, не выдающую ничего.
– Мне теперь слишком страшно идти спать, – шепчет Каро, вздрагивая.
– Монстры есть, да. Но не там, во тьме, – насмешливо фыркает Арк.
– Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает Люк.
– Те, что здесь, – Арк постукивает по своей голове, – вот те монстры, о которых надо переживать.
Сандрин посылает ему резкий взгляд, но другие просто смеются.
– «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем», – говорит Арне. – Это Ницше, да?
Соня кивает.
– «И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит на тебя». Это завершение цитаты.
Никто не смеется над этим. Повисает тишина, и всем очевидно почему. Все представляют Жан-Люка, нашего пропавшего коллегу, одного в замороженной бездне.
Каро заговаривает первой:
– Мне нужно кое-что вам всем рассказать.
Одиннадцать голов поворачиваются в ее сторону. Я поглядываю на Сандрин, которая смотрит на меня безучастно несколько секунд. Конечно, мы обе знаем, что она скажет.