– Иди, – подгоняет она. – Я приеду сразу же, как найду свободный снегоход.
У меня нет идей лучше, поэтому я забираюсь на водительское сиденье. Я вставляю ключи, найденные в ключнице в гараже, а затем сомневаюсь, думая, что делать дальше.
– Убедись, что он не на нейтралке, потом нажми на кнопку зажигания, чтобы включить двигатель, – говорит Каро. – Тебе придется его немного прогреть.
Она кажется уставшей. Несмотря на эффект обезболивающих, я прекрасно знаю, как ее изнуряет эта поездка. Она должна лежать, восстанавливаться, а не выбираться в самую холодную и враждебную окружающую среду на планете.
Но об альтернативе оставить ее запертой на базе с убийцей, вооруженным пистолетом, не стоит и думать.
Проверив рычаги, я нажимаю кнопку и двигатель оживает. Я тревожно выжидаю несколько минут, пока он нагреется. Могу ли я сделать это?
– Теперь нажми на рукоятку ручного стартера, – подсказывает Каро.
Я слушаюсь, и снегоход дергается вперед, заставляя Каро охнуть от боли.
– Извини, – говорю я, перекрикивая двигатель.
– Нажимай медленно, – отвечает она, и я пробую снова. На этот раз снегоход скользит по выбитым колеям к выходу. Секунды спустя мы на льду, холод ударяет нас, как пощечина, когда я несмело набираю скорость и поворачиваю в сторону летнего лагеря, избегая веревок, отмечающих проходы.
– Ты в порядке? – кричу я Каро, которая одной рукой сжимает мою талию, а другой цепляется за снегоход, но голос теряется в завывании ветра, вздымающего снег и снижающего видимость до нескольких метров. Секунду спустя стекла лыжных очков покрываются льдом. Я поднимаю руку и протираю их, расчищая достаточно, чтобы ехать дальше.
Я примерно в ста ярдах от «Альфа», когда меня осеняет, насколько это идиотский поступок. Я едва вижу, куда еду, и у меня нет опыта вождения снегохода на неровном льду, отчего мы рискуем перевернуться.
Нужно повернуть обратно, вернуться на базу. Найти безопасное место для Каро и новорожденной.
Но где? Пока мы ползем по льду настолько медленно, насколько я осмеливаюсь, не заглушив двигатель, мне приходится признаться себе, что нигде не безопасно при наличии вооруженного человека. Особенно не в «Гамма», учитывая, что это попросту усовершенствованные палатки. Наша единственная надежда в том, что убийце не захочется до нас добираться, что когда Соня приедет позаботиться о Каро, я смогу вернуться на «Альфа» и разобраться с ситуацией, прежде чем пострадает кто-то еще.
Потому что здесь, сжимая зубы против ветра, с кружащимися вокруг нас ледяными кристаллами, я снова вынуждена подумать о конечной цели убийцы и о моей тоже. Он явно знает, что его шансы убраться с этой станции непойманным очень малы. Убийство Сандрин изменило все – когда сюда доберется АСН, никого не отпустят домой, пока убийцу не найдут.
Мне нужно узнать, кто это, и поговорить с ним, решаю я. Договориться. Убедить его, что лучший выход в этой ситуации – это сдаться, а не встретиться с худшими последствиями позже.
С облегчением я вижу палатки «Гамма», появляющиеся из темноты. Секунду спустя снегоход резко останавливается, и я почти перелетаю через руль.
– Ты в норме? – кричу я Каро, немного успокаиваясь, когда чувствую ее руку все еще на моей талии.
– Что случилось? – отвечает она, перекрикивая ветер.
– Я не знаю.
– Нажми кнопку зажигания снова.
Я нажимаю, но ничего не происходит. Что, черт возьми, не так? Я пробую снова, подавляя расстроенный стон, когда двигатель не реагирует.
– Он сдох, – говорю я, моментально жалея о подобранных словах.
Каро молча думает.
– Наверное, от холода, – ровно отвечает она. – Они не предназначены выдерживать температуры ниже минус тридцати дольше нескольких минут. Нам стоило лучше прогреть двигатель.
Я сижу несколько секунд в панике. Что теперь?
Каро отвечает на этот вопрос, неуклюже слезая со снегохода.
– Придется идти. – Она берет фонарик и светит им в темноту, но без яркого света фар мы не можем разглядеть лагерь.
Просто продолжай двигаться в том же направлении, говорю я себе, пытаясь сохранять спокойствие. Он не может быть слишком далеко.
– Думаешь, ты справишься? – спрашиваю я Каро, беспокоясь за ее состояние. Она должна быть в кровати, а не бродить по льду в минусовую температуру. Мне нужно было лучше все спланировать, обдумать риски.
Что я о себе думала?
– Пошли. – Каро идет в направлении «Гамма». Но она двигается так медленно, с такой очевидной болью и усталостью, что я догоняю ее в несколько шагов даже под тяжестью сумок у меня за плечами. Я закидываю ее руку себе на плечо, и мы продвигаемся бок о бок, шаг за шагом, сквозь пронизывающий вещи холод, пробирающийся под кожу до самых костей. Мы держим головы опущенными, заслоняясь от ветра, ища выбоины в снегу.
Наше движение мучительно медленное, мое поврежденное колено вспыхивает болью с каждым шагом. Страх начинает побеждать.
Мы не дойдем, думаю я. Все втроем мы умрем здесь, и это будет полностью моя вина.
Каро спотыкается о снежный хребет, и мы обе кренимся вперед, фонарик вылетает из моей руки. К счастью, он не гаснет, и, двигаясь за ним, я вижу, что мы всего лишь метрах в тридцати от главной палатки. Мы бредем по льду; я почти плачу от облегчения, когда мы наконец-то приближаемся ко входу.
Внутри холодно, как в морге. Даже холоднее. Я веду Каро в маленькую комнатку в задней части основного общежития и усаживаю на одну из кроватей. Как место для срочной эвакуации, «Гамма» оснащена всем необходимым для выживания, и я быстро нахожу несколько печек и керосиновых ламп, зажигая их. Я достаю пару спальных мешков из шкафов и накрываю ими Каро с ребенком.
– Она в порядке? – Я вглядываюсь в покрытую пушком макушку, выглядывающую из-под пуховика Каро.
– Думаю, да. Я чувствую, как она иногда двигается.
– Мы попробуем покормить ее снова, как только тут потеплеет.
Каро кивает и откидывается на кровать, закрывая глаза. Она выглядит абсолютно опустошенной, и я чувствую ужасающий груз ответственности.
Справлюсь ли я?
Смогу ли сохранить их в тепле, целости и сохранности, пока сюда не доберется Соня?
Я ложусь на кровать напротив, дрожа, и слушаю шипение печек и ламп, беснующийся за палаткой ветер, на этот раз радуясь ледяному сквозняку, пробирающемся в комнату – так мы не задохнемся. Когда температура в комнате начинает подниматься, а тепло расслабляет мои мышцы и зубы перестают стучать, я медленно погружаюсь в сон.
Глава 45. 9 июля, 2021 года
Я резко просыпаюсь. У меня уходит несколько мгновений, чтобы вспомнить, где я и как сюда попала. Я смотрю на Каро, спящую на лагерной кровати напротив, ребенок все еще завернут в ее пуховик.
Как давно мы прибыли? Час назад? Два?
Я тянусь в карман за телефоном, чтобы посмотреть на время, но понимаю, что он пропал. Черт. Наверное, я потеряла его, когда упала на льду.
Где Соня? Я прислушиваюсь, ища звук приближающегося снегохода, но не улавливаю ничего, кроме низкого стона ветра.
Может, она передумала? Или не нашла свободный снегоход. Я пытаюсь на зацикливаться на вариантах похуже: что убийца загнал Соню в угол где-то на «Бета», угрожая пистолетом… что убийца нападет на Арне.
Арне.
Я вспоминаю, как он кинулся защищать меня от обвинений Люка в гостиной и чувствую резкий укол вины и тревоги. Как ни старайся, я не смогу убедить себя, что Арне как-то связан со всем этим.
Но я не сказала ему, что отправляюсь сюда. Я не сказала никому. Просто пошла прямиком в клинику, удостоверилась, что Каро достаточно здорова для поездки, и мы направились в гараж, все это время молясь, что не встретим никого из остальных.
Как быстро Арне поймет, что мы пропали? Что важнее, как скоро это заметит убийца? Решит ли он прийти за нами? В конце концов не так сложно догадаться, где мы; не то что бы мы могли спрятаться в иглу или в метеорологической будке Сони.
В лучшем случае, я только выиграла нам немного времени, понимаю я с тягучим ощущением страха. И время не защитит от человека с пистолетом и остатком зимы на то, чтобы им воспользоваться.
Перестань.
Я прерываю цепочку мыслей, прежде чем она выйдет из-под контроля, и встаю проверить уровень топлива в печках. Каро начинает шевелиться и просыпается. Я роюсь в сумке, собранной Соней, и нахожу морфий.
– Тебе нужна еще одна доза? – спрашиваю я, решая, что прошло достаточно времени, чтобы минимизировать любой риск.
Каро кивает. Тихо наблюдает, как я вставляю иглу в ампулу и выкачиваю в шприц десять миллиграммов. Я помогаю ей сесть и снять пуховик, ее лицо болезненно перекашивается от усилий. Держа ребенка закутанным в одеяло, она закатывает рукав и вытягивает руку.
– Все, – говорю я, переводя внимание на сверток на кровати, с облегчением слыша тихое сопение крохотного младенца.
Я чувствую проблеск нежности. Это чудо, что она все еще жива. И Каро. Все обстоятельства были против них.
– Мне попробовать ее покормить? – Каро моргает, глядя на меня, ее кожа розовая в мягком свете, отбрасываемом керосиновыми лампами. Я трогаю ее лоб, с радостью обнаруживая, что признаков лихорадки нет.
– У нее, возможно, еще не развился сосательный рефлекс. Но попробуй, если она сможет выпить немного молозива, для нее это будет полезнее всего.
– Молозива? – растерянно переспрашивает Каро.
– Первого молока. В нем содержатся концентрированные питательные вещества для новорожденных. И антитела.
– А это безопасно? После… – она кивает на полупустую ампулу морфия.
– Небольшое количество попадет в молоко, да, но недостаточно, чтобы повлиять на нее. Сейчас важнее обуздать твою боль, иначе ты все равно не сможешь ее покормить.
Каро поднимает футболку и обнажает грудь, морщась, когда пытается расположить ребенка, не давя на свой живот. Она колеблется, выглядя неуверенно.
– Прижми ее рот к твоему соску, – предлагаю я, пытаясь вспомнить практику в родильном отделении, – она разберется.