ихим звуком пара от нашего дыхания, замерзающего в маленькие ледяные кристаллы, ударяющиеся о лед.
Вечность проходит, прежде чем он говорит:
– Я хотел бы, чтобы ты этого не говорила, Кейт. Правда.
Дрю хватает меня за руку, поглядывая на тело Арне.
– Забудь о нем, – говорит он. – Он того не стоит.
Я вырываюсь, внезапно охваченная яростью. Забыв об опасности.
– Почему? – выплевываю я ему в лицо. – Почему ты это сделал? Почему ты все это сделал?
Дрю не отвечает. В конце концов что он может сказать? Все притворство между нами рассеялось. Его действиям нет рационального объяснения. Ответ лежит глубоко в его душе – наверное, такой же непонятный ему, как и мне.
– Давай пройдемся. – Дрю снова хватает меня за руку и тащит меня за собой. Я пытаюсь сопротивляться, но это невозможно – он намного больше и сильнее меня.
– Что ты собираешься делать? – спрашиваю я. – Как ты это все объяснишь?
– О, очень просто, – отвечает он, звуча ужасающе безразлично. – Я здесь наткнулся на Арне, – указывает он на тело позади нас, уже укрытое тонким слоем снега, – который собирался на тебя напасть. Я смог отобрать у него пистолет, но случайно подстрелил его в борьбе. Как по мне, звучит убедительно.
Убедительно. Я с отвращением смотрю на него.
– Так это ты подкинул браслет в гараж? Чтобы перевести стрелки на Арне?
Дрю молча улыбается.
– А как насчет меня? – тихо спрашиваю я, собираясь с силами перед его ответом. – Что ты собираешься сказать всем обо мне?
Он останавливается и поворачивается.
– Ты убежала в панике, уронила фонарик и потерялась в темноте. Я везде тебя искал, но нашел слишком поздно. Твое маленькое тело лежало в снегу, может, в позе зародыша, в отчаянной попытке согреться. Бедная испуганная Кейт.
Я поднимаю свободную руку и срываю его лыжные очки. Я хочу видеть его. И хочу дать ему понять, что я вижу, какой он на самом деле.
– Это ты забрал мой фонарик, да? Когда я наблюдала за авророй.
Дрю хмыкает, тянется за своими очками, проверяя, что они не сломаны.
– Ты меня взбесила, Кейт, играя со мной. И я подумал, почему бы тебя не проучить?
– Например, украв таблетки из моей комнаты.
Дрю снова ухмыляется, но не утруждается это подтвердить.
– И это ты вломился в клинику. Украл таблетки и удалил видеодневники Жан-Люка.
Он хлюпает носом, надевая очки обратно.
– Неосторожно с моей стороны было не подумать о них раньше.
– Неосторожно также не запереть за собой дверь клиники, когда уходил. – Эта мысль странно успокаивает. Он не такой умный, каким себя считает. Даже если Дрю каким-то чудом вывернется из случившегося здесь, рано или поздно он оступится и выдаст себя.
Снова хватая меня за руку, Дрю тащит меня за собой глубже в ночь. Я представляю, как он стаскивает мою одежду, удерживает меня, пока холод не проникнет в каждую часть моего тела.
Как он сделал с Наоми и Алексом.
И я осознаю, что мне все равно. Я слишком устала. Слишком потрясена бесполезностью всего этого. Тем, что не увидела очевидное у себя под носом, пока не стало слишком поздно.
– Пообещай мне кое-что, – говорю я, спотыкаясь на снегу. – Ты не тронешь Каро, да? И ее ребенка?
Его пальцы сильнее впиваются в мое предплечье.
– Я бы никогда не навредил ребенку, – возмущается он, поворачиваясь ко мне и направляя свет мне в глаза. – Она не сказала тебе?
Я моргаю, наполовину ослепнув.
– Кто? Каро? – запинаюсь я. – Я не понимаю.
– Она не дочь Алекса, – шипит он. – Эта маленькая девочка моя.
– Твоя? – недоверчиво повторяю я.
Потом вспоминаю сомнения Каро, когда я спросила ее об отце. Я не настаивала на объяснении, все-таки это ее личное дело. Когда она сказала мне позже, что ребенок от Алекса, я и не подумала ее расспрашивать.
– И Каро никогда не упоминала о нашей интрижке? – фыркает Дрю. – До того, как она втюрилась в этого ирландского придурка?
Я слышу ненависть в его голосе. Может, он втайне в нее влюблен? Поэтому он убил Алекса? Была ли ревность мотивом Дрю?
– А что насчет Наоми? – спрашиваю я, надеясь отвлечь Дрю от того, что он собирается сделать. По крайней мере, выиграю немного времени. – Зачем ты ее убил, если не потому, что она была беременна?
Он останавливается. Отпускает меня.
– Наоми была сукой. Кричала и угрожала подать на меня в суд ради алиментов. Я не верил в ее беременность. Я думал, она просто издевается надо мной.
– Зачем тогда ты упомянул это при Жан-Люке? Хотел узнать, правда ли это?
– Да. Сейчас это кажется глупым, но мне нужно было знать. Я чувствовал себя дерьмово, знаешь ли. Не из-за Наоми, но из-за моего ребенка. Я не желаю зла невинным детям.
Я вздрагиваю, гадая, какие ужасы скрываются в его прошлом – наверное, достаточно, чтобы заполнить целый учебник по психиатрии. Хоть генетика играет важную роль в психопатии, требуется по-настоящему хреновое детство, чтобы превратить человека в хладнокровного убийцу.
И я принимаю решение. Я не скажу ему, что он не отец ребенка Каро. Я знаю группу крови каждого на базе на память, на случай, если нужно будет сделать переливание с совместимыми донорами. У Каро четвертая группа крови, а у ребенка первая – я протестировала ее незадолго до рождения, используя один из наборов в клинике. Биологически невозможно что Дрю, со второй группой крови, является отцом маленькой Кейт.
Но если его вера в это защитит Каро и ребенка, я не собираюсь поправлять Дрю.
– Ну, я думаю, здесь сойдет. – Он обводит пространство вокруг фонариком. Луч скользит по пустынному льду, прорезая окружающую черноту на несколько секунд. Я больше не думаю о монстрах, скрывающихся в темноте, готовящихся напасть.
Возле меня настоящий живой монстр, одержимый своими демонами, и они намного страшнее чего-либо другого.
– Есть два варианта развития событий, – говорит мне Дрю. – Либо ты сопротивляешься, Кейт, и делаешь себе только хуже. Или просто сдаешься. Так быстрее умрешь более умиротворенно.
Он прав. Поэтому я не сопротивляюсь, когда он снимает мою шапку, перчатки и куртку. Не борюсь, когда он толкает меня на снег и срывает с меня пуховые штаны.
Он раздевает меня почти догола, потом наклоняется надо мной.
– Это твоя вина, – говорит он рассерженно. – Ты могла бы этого избежать, Кейт, могла бы держать голову опущенной и не совать нос в мои дела.
– Иди на хрен, Дрю, – выдыхаю я. Челюсть уже свело, и мне тяжело дышать, потому что тело реагирует на убийственный холод. Я жду, что он ударит меня, возможно, пнет, но он слишком умен, чтобы оставлять следы – не в этот раз. Может, Алекса нужно было связывать, но Дрю знает, что я не смогу противостоять его силе.
– Не нужно бояться, – шепчет он мне на ухо, наклонившись. – Я буду рядом, чтобы ты не была одна. Лучше не сопротивляться и не суетиться, говорят, ты будто засыпаешь.
Хрена с два, думаю я, вспоминая посмертную гримасу на лице Алекса. Неожиданно на меня накатывает паника, тоска и сожаление, но я заставляю себя не вскрикивать, не просить и не умолять, когда Дрю выключает фонарик, погружая нас во тьму.
Всего на минуту облака расходятся, и я вижу бесчисленные звезды, отражающиеся в замерзающем паре моего дыхания, растворяющиеся в золотистом ореоле. Где-то невероятно далеко метеор пронизывает небо, стремясь к Земле.
Спасибо, говорю я Богу, в которого не верю. Радуясь частью себя, что последнее, увиденное мной, так прекрасно.
Когда тучи возвращаются, я зажмуриваюсь, чувствуя, как заледеневшие слезы запечатывают глаза. Теперь меня охватывает скорбь – не только за себя, но и за Алекса, Жан-Люка и Сандрин.
Но больше всего за Арне.
Он пришел помочь мне. Спасти меня. И он умер, веря, что я его ненавижу, боюсь. Что считаю его чудовищем.
Мне жаль, Арне. Мне очень, очень жаль.
Я посылаю молитву в темноту вместе с тремя словами, которые не успела ему сказать.
Которые, я думала, больше никому никогда не скажу.
Тело инстинктивно сворачивается калачиком в попытке согреться. Но я уже так сильно дрожу, что едва могу дышать, больше не чувствую рук и ног, потому что капилляры в коже сжались, а сердце направляет кровь к жизненно важным органам в попытке сохранить мне жизнь. Холод настолько глубокий, пронизывающий, обволакивающий, что похож на огонь. Я снова вспоминаю случаи, когда люди, умирающие от обморожения, раздевались, чувствуя невыносимый жар.
Фейерверки начинают заполнять умирающий мозг, моя собственная внутренняя аврора. За ними собирается тьма, подкрадывающаяся ко мне сантиметр за сантиметром. В ней неизбежно моя лиса. Она подходит, залезает на грудь и таращится своими дикими, прекрасными глазами.
– Кейт, – зовет она, будто совсем близко голосом одновременно близким и далеким.
Лисица.
Моя маленькая коричневая лисица.
– Кейт. – Она наклоняется и тычется в мою щеку мордочкой. – Очнись.
Я чувствую ее теплое животное дыхание на коже, ее влажный нос, сметающий ледяные кристаллы с моих волос, щек, век.
– Ради Бога, Кейт, открой свои гребаные глаза и посмотри на меня!
Лисица мгновенно исчезает в ночи. Я ощущаю невесомость, когда меня поднимают и резко трясут.
Я собираю все оставшиеся силы и разлепляю замерзшие веки. Моргаю в ярком свете, направленном мне в лицо.
– Дерьмо, – Каро громко всхлипывает. – Посмотри, что он с тобой сделал?
Она исчезает на мгновение, возвращаясь с моими вещами. Быстро неуклюже натягивает пуховик на мои негнущиеся руки. Положив меня обратно на лед, надевает штаны на мои трясущиеся ноги.
– Каро? – спрашиваю я, едва выговаривая слова, формулируя мысли. Где я? Как я сюда попала?
Потом я вспоминаю.
– Дрю, – отчаянно хриплю я. – Каро, Дрю…
– Я знаю. – Кряхтя от усилий, она поднимает меня в сидячее положение. – Я слышала все, что этот ублюдок тебе сказал. – Она давится еще одним всхлипом. – Мне жаль, что я не смогла помочь тебе раньше, но нужно было двигаться медленно, чтобы животное вроде него не услышало моего приближения.