Она почувствовала на себе испытующий взгляд его молодых и проницательных глаз, резко контрастирующих с испещренным морщинами нездоровым лицом.
Он знает. Понятия не имею откуда, но он точно знает!
Дарси проверила, заправлена ли кофеварка, и включила ее. Потянувшись за чашками в шкаф, она спросила:
– Так о чем вы хотели меня спросить, мистер Рэмси? Или, правильнее, детектив Рэмси?
Он засмеялся, но тут же закашлялся.
– Меня уже тысячу лет никто не называл детективом. Мне больше нравится, когда ко мне обращаются просто по имени, так что зовите меня Хольт. А поговорить я вообще-то хотел с вашим мужем, но раз он умер – еще раз мои соболезнования, – то это невозможно. Да, совершенно исключено. – Он покачал головой и устроился на табурете возле массивного стола. Перекрывая шуршание пальто, в тщедушном теле хрустнула какая-то косточка. – Скажу вам честно: старику, живущему в съемной комнате – а у меня именно такая, хоть и очень приличная, – иногда надоедает смотреть телевизор и бездельничать. Вот я и подумал: а почему бы, черт возьми, не съездить в Ярмут и не задать пару вопросов жене? Конечно, сказал я себе, она может и не знать всех ответов, но почему не съездить? Нельзя же все время сидеть взаперти!
– Особенно когда мороз продолжает усиливаться, а ехать предстоит в служебной машине с плохой печкой, – заметила Дарси.
– Верно, но я поддел теплое белье, – скромно признался он.
– А у вас есть своя машина, мистер Рэмси?
– Конечно, есть, – ответил он с таким видом, будто раньше мысль поехать на ней не приходила ему в голову. – Присядьте, миссис Андерсон. Не нужно меня бояться – я слишком стар, чтобы укусить.
– Нет, сейчас будет готов кофе, – сказала она. Она боялась этого старика. Бобу тоже следовало его бояться, но теперь ему уже ничего было не страшно. – А пока вы могли бы рассказать мне, о чем хотели поговорить с мужем.
– Вы не поверите, миссис Андерсон…
– Зовите меня Дарси, ладно?
– Дарси! – воскликнул он с восхищением. – Какое чудесное старинное имя!
– Спасибо. Вам со сливками?
– Ни в коем случае! Я пью только черный, как моя шляпа. Хотя в вестернах черные шляпы носят только негодяи, а я себя всегда относил к хорошим парням, к тем, что в белых. Но разве я не имею на это права? Я всю жизнь выслеживал преступников, да и ногу повредил из-за них. В восемьдесят девятом году в автомобильной погоне. Парень убил свою жену и обоих детей. В наши дни такое преступление обычно совершают в невменяемом состоянии, под действием алкоголя или наркотиков, или если у преступника не все дома. – Для наглядности Рэмси постучал по виску скрюченным от артрита пальцем. – Но тот парень был другим. Он сделал это, чтобы получить страховку. Пытался инсценировать, как теперь говорят, «незаконное вторжение в дом». Не стану вдаваться в детали, но я начал «копать». И занимался этим целых три года. Пока наконец не собрал достаточно доказательств для ареста. Может, конечно, их бы и не хватило для признания его виновным в суде, но сообщать ему об этом было не обязательно, так ведь?
– Наверное, – согласилась Дарси, разливая дымящийся кофе. Она решила не добавлять себе сливок. И выпить как можно быстрее. Тогда кофеин быстрее поможет встряхнуться.
– Спасибо, – поблагодарил Рэмси, принимая от нее чашку. – Большое спасибо. Вы – сама доброта. Горячий кофе в холодный день – что может быть лучше? Разве что подогретый сидр с пряностями, другого даже представить не могу. Так на чем я остановился? Ах да, точно! Я рассказывал о Дуайте Шемину. Это было к югу от Хейнсвилль-Вудс, что у границы округа.
Дарси пила кофе и разглядывала Рэмси поверх чашки. У нее вдруг возникло ощущение, какое испытываешь только при долгом браке – вполне приличном, но не без проблем. Как в старой шутке: «Она знает, что он знает, а он знает, что она знает, что он знает». Это было похоже на зеркало, в котором отражается другое зеркало, а в нем еще одно, и все они уходят в бесконечность. Оставалось только выяснить, как он собирался распорядиться своим знанием. Что он мог сделать.
– Так вот… – Рэмси поставил чашку и начал машинально потирать больную ногу. – Я тогда решил спровоцировать этого парня. В том смысле, что раз у него на руках кровь женщины и двух детишек, я посчитал возможным сыграть не по правилам. И это сработало! Он бросился бежать, а я стал преследовать, и мы оказались в Хейнсвилль-Вудс, где, как поется в песне дальнобойщиков, «на каждой миле свой могильный камень». На повороте он врезался в дерево, а я – в него. И в результате получил больную ногу и стальной штырь в шею.
– Мне очень жаль. А чем это закончилось для того парня? Что он «заработал»?
Глаза Рэмси блеснули, а уголки губ чуть дрогнули и поползли вверх, растягивая сухие губы в ледяную улыбку.
– Он заработал смерть, Дарси. Избавил штат от необходимости оплачивать ему полный пансион в тюрьме Шоушенк лет сорок или пятьдесят.
– Вы совсем как «Небесная гончая»[74], мистер Рэмси, верно?
Ничуть не смутившись, он приложил к щекам руки, вывернув их ладонями наружу, и продекламировал звонким голосом школьника:
– «Я бежал от него сквозь ночи и дни, под сводами лет, в лабиринтах мозга…»[75]. И так далее.
– Вы это в школе выучили?
– Нет, мэм, в «Методистском молодежном братстве». В далеком, далеком детстве. Меня наградили Библией, которую я на следующий год потерял в летнем лагере. Вернее, не потерял, а ее украли. Вы можете представить, чтобы человек пал так низко, чтобы красть Библию?
– Да, – ответила Дарси.
Он засмеялся.
– Дарси, очень вас прошу, называйте меня Хольт. Пожалуйста. Так ко мне обращаются все друзья.
А вы – друг? В самом деле?
Ответа она не знала, но в одном не сомневалась: другом Боба он точно бы не стал.
– А это единственное стихотворение, которое вы знаете наизусть, Хольт?
– Раньше я знал еще «Смерть батрака»[76], – сказал он, – но теперь помню только фрагмент, что дом – это место, где нас всегда примут, когда бы мы туда ни вернулись. Это верно, как считаете?
– Абсолютно!
Его светло-карие глаза пытливо искали ее взгляд. В них было даже нечто сродни бесстыдству, будто он раздевал ее мысленно, и одновременно – удовольствию. Не исключено, что по той же самой причине.
– Так о чем вы хотели спросить моего мужа, Хольт?
– Знаете, я однажды уже с ним беседовал, хотя он вряд ли об этом вспомнил бы, будь он жив. Это случилось очень давно. Тогда мы оба были намного моложе, а вы, наверное, совсем еще маленькой, если судить по вашей красоте и молодости сейчас.
Она рассеянно улыбнулась и поднялась налить себе еще кофе. Первую чашку она уже выпила.
– Думаю, вы слышали об убийствах Биди, – наконец произнес он.
– Вы говорите о маньяке, который убивал женщин, а потом посылал их документы в полицию? – Она вернулась к столу, держась совершенно спокойно. – В газетах столько об этом писали…
Он сложил из пальцев «пистолетик» – совсем как Боб! – и, наставив на нее, сымитировал выстрел.
– В самую точку! Да, мэм! «Чем больше крови, тем выше рейтинг» – таков их девиз. Мне довелось немного поработать над тем делом. Тогда я еще не вышел в отставку, но она приближалась. Меня считали человеком, который умеет докапываться до истины, прислушиваясь к своим… как бишь их…
– Инстинктам?
Снова «пистолетик»… и снова «выстрел». Казалось, будто у них двоих имелась общая тайна.
– Короче, мне поручили самостоятельное расследование, это был своего рода «свободный полет». Старый хромой Хольт ездит, куда считает нужным, показывает снимки, задает вопросы, короче… «вынюхивает». Потому что у меня всегда был на это талант, Дарси, который я с годами не утратил. Это случилось осенью девяносто седьмого года, вскоре после убийства женщины по имени Стейси Мур. Слышали о ней?
– Не думаю, – ответила она.
– Вы бы наверняка помнили, если бы видели снимки с места преступления. Ужасное убийство, даже невозможно представить, как страдала эта женщина. Но этот парень Биди долго – больше пятнадцати лет – не давал о себе знать, и все накопившееся в нем за эти годы зверство, видимо, прорвалось и обрушилось на нее. Тогдашний главный прокурор штата доверил мне это дело. «Пусть этим займется старый Хольт, – сказал он. – Все равно он сейчас ничем не занят, а так не будет путаться под ногами». Уже тогда меня звали «старым Хольтом». Наверное, из-за хромоты. Я поговорил с друзьями жертвы, родственниками, соседями и сослуживцами. Я много с кем побеседовал. Она работала официанткой в Уотервилле в ресторанчике «Саннисайд». Туда заглядывало много проезжих, поскольку рядом проходило шоссе, но меня больше интересовали ее постоянные клиенты. Мужчины.
– Это понятно, – пробормотала Дарси.
– Одним из них оказался вполне представительный человек лет сорока с небольшим. Появлялся раз в три-четыре недели и всегда садился за столик, который обслуживала Стейси. Наверное, мне не стоило об этом говорить, поскольку клиентом являлся ваш покойный супруг, а о покойниках принято говорить либо хорошо, либо никак. Но теперь, раз их обоих уже нет в живых, я подумал, что если вы меня правильно поймете… – Рэмси замолчал, явно испытывая неловкость.
– Не нужно так смущаться, – сказала Дарси, невольно улыбнувшись. А может, он специально усыплял ее бдительность? Этого она не знала. – Не мучайте себя и скажите все как есть… я уже не маленькая. Она что – флиртовала с ним? Вы об этом? Она не первая официантка, которая строила глазки проезжавшим мужчинам, даже если у тех обручальные кольца.
– Нет, не совсем так. Судя по тому, что рассказывали остальные официантки – а к их словам, понятно, надо относиться осторожно, потому что они все любили ее, – не она заигрывала с вашим мужем, а он с ней. И ей, если им верить, это не очень-то нравилось. Она говорила, что в его присутствии у нее мурашки бегали по коже.