– Нет.
– Просто покатил дальше?
– Да. – Что-то в его расспросах ее насторожило. Но потом громила улыбнулся, и Тесс решила, что напрасно волнуется.
– Запаска, надо полагать, под багажником?
– Да. По крайней мере, я так думаю. Нужно просто…
– Потянуть вон за ту ручку. Плавали, знаем.
Здоровяк продолжил путь к машине Тесс, засунув руки в карманы комбинезона. Дверь его пикапа осталась приоткрытой, в кабине горел свет. Решив, что аккумулятор там столь же старый, как и сам автомобиль, Тесс распахнула дверь (петли заскрежетали едва ли не громче, чем тормоза), а потом захлопнула. Сквозь заднее стекло кабины она случайно заглянула в кузов. На ржавом ребристом полу валялись куски дерева. Выкрашенные белой краской и утыканные гвоздями.
На мгновение Тесс будто увидела себя со стороны. Металлическое тиканье вывески «ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ» стало напоминать не старый будильник, а бомбу с часовым механизмом.
Деревяшки ни при чем, сказала себе Тесс; такие мелочи имеют значение лишь в книгах, которые она не писала, и в фильмах, которые крайне редко смотрела: гадких, кровавых. Однако уговоры не помогли. Значит, выхода всего два: либо сохранять безмятежный вид, потому что выдать себя слишком страшно, либо бежать в лес по ту сторону дороги.
Прежде чем она успела принять решение, в нос ей ударил ядреный запах мужского пота. Незнакомец возвышался прямо у нее за спиной, по-прежнему держа руки в карманах.
– Давай лучше я просто тебя трахну, вместо того, чтобы шину менять, – вкрадчиво произнес он. – Как на это смотришь?
Тесс бросилась прочь – но лишь мысленно. В реальной жизни она осталась стоять, прижавшись спиной к пикапу, а над ней нависал мужчина – огромный, заслоняющий собой солнце. Кто бы мог подумать, что меньше двух часов назад четыреста человек (в основном дамы в шляпках) аплодировали ей в маленьком, но вполне достойном зале. А где-то к югу отсюда ее ждет Фритци. До Тесс – с трудом, не сразу – дошло: возможно, она больше никогда не увидит своего кота.
– Пожалуйста, не убивай меня, – словно со стороны донесся ее сдавленный голос.
– Ах ты сука, – невозмутимо произнес громила, будто говорил о погоде. Вывеска над верандой продолжала монотонно раскачиваться. – Трусливая потаскуха, черт бы тебя побрал.
Он вынул правую руку из кармана. Здоровенную такую ручищу. На толстом пальце блеснул перстень с красным камнем, похожим на рубин. Слишком большой, чтобы быть настоящим. Тесс решила, что это просто стекло. Вывеска продолжала поскрипывать. «ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ». Пальцы незнакомца сжались в кулак, который устремился к Тесс, вырастая в размерах, пока не затмил собой все.
Послышался приглушенный лязг металла. Тесс решила, что это ее голова стукнулась о борт пикапа. «Зомби-пекари», мелькнула мысль, и все вокруг потемнело.
Она очнулась в просторном полутемном помещении. Пахло сырым деревом, древним кофе и доисторическими соленьями. С потолка криво свисал старый вентилятор, похожий на сломанную карусель из фильма Хичкока «Незнакомцы в поезде». Тесс лежала на полу, раздетая ниже пояса, а громила ее насиловал. Правда, основные страдания ей причинял не столько сам акт, сколько вес насильника: он наваливался на нее всем телом, так что она едва могла вздохнуть. Все происходило будто в кошмарном сне. Нос распух, на затылке выросла внушительная шишка, в ягодицы впились щепки. Во сне такое не замечаешь. И не чувствуешь боли: обычно просыпаешься раньше. Значит, это не сон. Громила действительно ее насиловал. Он затащил Тесс в заброшенный магазин и трахал, а тем временем в косых лучах послеполуденного солнца лениво кружились золотистые пылинки. Где-то люди слушали музыку, заказывали товары в Интернете, спали, болтали по телефону, а здесь мужчина насиловал женщину, и этой женщиной была Тесс. Он забрал ее трусики – из кармана комбинезона выглядывали кружева. Ей вспомнился фильм «Избавление», который она видела на ретроспективном показе в колледже, – в те дни ей хватало смелости смотреть такое кино. Сымай-ка штанишки, сказал один из деревенских увальней, прежде чем изнасиловать толстяка-горожанина. Странные мысли приходят на ум, когда лежишь под тушей весом в три сотни фунтов, а член насильника ерзает внутри тебя туда-сюда, словно несмазанный поршень.
– Пожалуйста, хватит, – взмолилась она. – Не надо.
– Еще как надо, – отозвался громила, и вновь кулак закрыл обзор. Щеку обдало жаром, в голове что-то щелкнуло, и Тесс отключилась.
Когда она снова пришла в себя, он пританцовывал вокруг нее, вскидывая руки и фальшиво горланя «Браун шугар» [33]. Солнце клонилось к закату, сквозь стекла – немытые, но на удивление целые – в магазин лился огненный свет. За громилой пританцовывала его тень, наползая на стену, на которой виднелись квадраты, оставшиеся от рекламных вывесок. По полу зловеще грохотали тяжелые ботинки.
Тесс увидела свои брюки – скомканные, они валялись под стойкой, где некогда располагалась касса (вероятно, по соседству с подносами с вареными яйцами и маринованными свиными ножками). Пахло плесенью. Чертовски болели лицо и грудь, но сильнее всего там, внизу, где, по ощущениям, все было разорвано.
Притворись мертвой. Это твой единственный шанс.
Тесс закрыла глаза. Пение стихло. Снова запахло мужским потом, на сей раз резче.
Это оттого, что он разогрелся. Забыв о своем намерении прикинуться мертвой, Тесс попыталась крикнуть. Но прежде чем ей удалось издать хоть звук, громила мощными лапищами схватил ее за горло и принялся душить. Все, мне конец, подумала она спокойно, даже с облегчением. По крайней мере, боль прекратится, и она больше не увидит этого монстра, пляшущего в пылающем свете закатного солнца.
Тесс отключилась.
Когда Тесс пришла в себя в третий раз, вокруг царила черно-серебристая мгла. Она как будто плыла.
Вот, значит, каково это – умереть.
Но потом она почувствовала на себе огромные руки – его руки – и ощутила боль, колючей проволокой сдавливающую горло. Громила не задушил ее насмерть, зато теперь у нее на шее появилось ожерелье из отпечатков его ладоней и пальцев.
Наступила ночь. Взошла полная луна. Громила нес Тесс по парковке заброшенного магазина мимо пикапа. Ее машины не было видно. «Форд» исчез.
Где ты, Том?
Он остановился на краю дороги. Тесс улавливала запах пота, чувствовала, как вздымается и опадает его грудь. Вечерний воздух холодил голые ноги. Вывеска по-прежнему монотонно звякала. «ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ».
Он думает, я умерла? Навряд ли. У меня же до сих пор идет кровь.
А может, уже и не идет. Трудно сказать. Тесс обмякла, чувствуя себя девушкой из фильма ужасов, которую очередной Джейсон, Майкл или Фредди, расправившись с остальными персонажами, тащит в свое логово в глухом лесу, чтобы приковать цепью к крюку под потолком. В таких фильмах всегда присутствует цепь и крюк в потолке.
Громила двинулся дальше. По залатанному асфальту Стэгг-роуд грохотали здоровенные ботинки: топ-топ-топ. Затем, уже на другой стороне дороги, Тесс услышала треск: он пинками расшвыривал деревяшки, которые она так тщательно убрала и сбросила в кювет. Звяканье вывески стихло. Зажурчала вода; не речка, даже не ручей – так, жалкая струйка. Громила с глухим ворчанием опустился на колени.
Теперь он точно меня убьет. По крайней мере, я больше не услышу его ужасного пения. В том-то и прелесть, как говорит Рамона.
– Эй, детка, – ласково произнес он.
Тесс не ответила. Громила склонился над ней, заглянул в ее полуприкрытые глаза. Ей стоило огромных усилий держать их неподвижными. Если веки дрогнут, если он заметит хотя бы слезинку…
– Эй. – Он похлопал ее по щеке. Голова Тесс безвольно мотнулась в сторону. – Эй! – На сей раз последовала сильная пощечина по другой щеке. Голова Тесс мотнулась в другую сторону.
Громила ущипнул ее за сосок, но поскольку он не потрудился снять с нее блузку и бюстгальтер, получилось не больно. Тесс не шевельнулась.
– Прости, что назвал сукой, – проговорил он по-прежнему ласково. – Приятно было тебя трахнуть. Люблю дамочек постарше.
Тесс поняла – похоже, он и правда считает ее мертвой. Внезапно ей отчаянно захотелось жить.
Громила снова взял ее на руки. В нос ударил тошнотворный запах пота, щеку больно уколола щетина. Тесс изо всех сил сдерживалась, чтобы не отвернуться. Он легонько поцеловал ее в уголок рта.
– Прости, я был немного груб.
Тесс почувствовала, что ее снова несут. Журчание воды стало громче. Лунный свет погас. Запахло – нет, завоняло – гниющей листвой. Громила положил ее в мелкую воду, и она едва не вскрикнула от холода. Он попытался поставить Тесс на ноги, но ее колени подогнулись и почти сразу уперлись в рифленую металлическую поверхность. Только не шевелись. Главное – оставаться неподвижной.
– Черт, – задумчиво произнес громила и принялся куда-то ее запихивать.
Тесс продолжала оставаться неподвижной, когда что-то – наверное, ветка – болезненно прочертило линию вдоль спины. Колени скребли по рифленому металлу. Ягодицы утопали в рыхлой массе. Запах гнили усилился. Тесс отчаянно хотелось выкашлять его из легких. Под поясницей собралась мокрая подушка из прелых листьев.
Если он поймет, что я жива, я его ударю. И буду бить, бить, бить…
Однако этого не случилось. Тесс долго боялась открыть глаза. Ей все казалось, что громила сидит на корточках, заглядывает в трубу, в которую ее запихнул, и ждет, когда она шевельнется. Неужели он не понял, что она жива? Наверняка же чувствовал, как бьется ее сердце. И что толку драться с великаном из пикапа? Он вытащит ее одной рукой за ногу и снова примется душить. На сей раз до конца.
Тесс продолжала лежать в груде мокрой листвы, глядя из-под полуопущенных век в пустоту и притворяясь мертвой. Ее окутал серый морок, граничащий с обмороком. Это продолжалось довольно долго, хотя, возможно, ей только так казалось. Заслышав звук мотора – это его пикап, нет сомнений, – Тесс подумала: