Тесс вошла в комнату. Она даже не пыталась представить, как Лестер должен себя вести при виде своей последней жертвы с револьвером в руке и в прикиде, в который он сам облачался, когда ему приспичивало отправить кого-нибудь на тот свет. В любом случае реакцию психа предугадать невозможно. У Маленького Водилы отвисла челюсть, лицо застыло. Банка с пивом выпала из онемевших пальцев и шлепнулась ему на колени, заляпав пеной единственный предмет одежды – пожелтевшие семейные трусы.
Он думает, что видит привидение. Тесс подняла револьвер и двинулась к нему. Хорошо.
Несмотря на холостяцкий беспорядок и отсутствие статуэток, обстановка в гостиной оказалась почти такой же, как у Рамоны на Лейсмейкер-лейн: мягкое кресло, приставной столик (вместо диетической колы и кукурузных хлопьев – последняя непочатая банка пива и чипсы) и та же самая телепрограмма с Саймоном Коуэллом на обложке.
– Ты мертва, – прошептал Лестер Штрелке.
– Нет. – Тесс приставила к его виску револьвер. Он предпринял слабую попытку схватить ее за руку, но было слишком поздно. – Это ты мертв.
Она нажала на спусковой крючок. Из уха Лестера хлынула кровь, голова завалилась набок. Ему как будто шею прихватило. По телевизору Джордж Костанза произнес: «Я был в бассейне. Я был в бассейне». За кадром раздался смех.
Наступила полночь. Ветер совсем разгулялся. С каждым порывом дом Лестера Штрелке трясся, и Тесс вспоминала про поросенка с домиком из веток.
Поросенку, жившему в этом доме, теперь уже не нужно было волноваться, что его жилище сдует, ведь он валялся мертвый в кресле. Никакой он не поросенок, подумала Тесс, а злой страшный волк.
Она сидела на кухне и писала в потрепанном блокноте, найденном в спальне. Из четырех комнат на втором этаже лишь одна использовалась как жилая, а остальные три были забиты всяким хламом, начиная от металлических стоек для кровати и заканчивая лодочным мотором, выглядевшим так, будто его уронили с пятого этажа. На разбор этой кучи мусора потребовалось бы несколько месяцев, поэтому Тесс решила сосредоточиться на спальне и тщательно ее обыскала. Блокнот стал для нее приятным бонусом. То, что ее интересовало, нашлось в потрепанной дорожной сумке, ютящейся в глубине платяного шкафа и замаскированной (не очень успешно) старыми выпусками журнала «Нэшнл джеографик». Сумка была набита женскими трусами. Сверху лежали ее собственные. Тесс спрятала их в карман, а вместо них положила моток желтой веревки. Никто не удивится, увидев веревку в сумке с трофеями, принадлежащей насильнику и убийце. А ей она уже не понадобится.
«Тонто, – сказал Одинокий Рейнджер, – наша работа здесь закончена».
Пока Тесс писала признание, «Сайнфелд» уступил место «Фрейзеру», после «Фрейзера» начались новости (один житель Чикопи выиграл в лотерею, другой упал со строительных лесов и сломал позвоночник, так что вселенский баланс не нарушился). Когда она добралась до пятой страницы, новости закончились, сменившись бесконечной рекламой средства от запоров. «Некоторые американцы опорожняют кишечник один раз в два-три дня, и поскольку так происходит годами, им кажется, что это нормально! Однако любой врач подтвердит, что это не так», – вещал Дэнни Вьерра.
Письмо было адресовано «В УПОЛНОМОЧЕННЫЕ ОРГАНЫ». Первый абзац занимал четыре страницы. В голове Тесс он звучал словно крик. У нее устала рука, найденная на кухне шариковая ручка (с потертой позолоченной надписью «Грузоперевозки “Красный ястреб”») почти перестала писать, но, слава богу, дело было сделано. Пока Маленький Водила продолжал мертвыми глазами таращиться в телевизор, Тесс наконец перешла на пятую страницу и начала второй абзац.
Я не оправдываюсь за содеянное. И не утверждаю, что сделала это в состоянии аффекта. Я пришла в ярость и совершила ошибку. Вот и все. При иных, менее трагических обстоятельствах, я, пожалуй, сказала бы: «Ничего удивительного, они похожи как две капли воды». Но сейчас не иные обстоятельства.
Записывая свое признание под бурчание телевизора и вой ветра, я размышляла об искуплении – не потому что надеюсь заслужить прощение, а потому что нельзя совершать ошибки и даже не пытаться их исправить. (Тесс хотела написать про выигравшего в лотерею и сломавшего позвоночник, но слишком устала, чтобы объяснять столь сложную мысль, да и вряд ли такая аналогия была к месту.) Я думала отправиться в Африку и работать с больными СПИДом. Я думала отправиться в Новый Орлеан и работать волонтером в приюте для бездомных или благотворительном фонде. Я думала отправиться к берегам Мексиканского залива и отмывать птиц от нефти. Я думала пожертвовать миллион долларов, отложенных на старость, в какой-нибудь фонд защиты женщин от насилия. Наверняка в Коннектикуте есть такой, а может, и не один.
А потом я вспомнила о Дорин Маркис из вязального кружка и фразу, которую она повторяет в каждой книге…
Почти в каждой книге Дорин говорила: Убийцы всегда упускают очевидное. Не забывайте об этом, мои дорогие. И пока Тесс писала про искупление, она уже знала – искупление невозможно. Потому что Дорин совершенно права.
Тесс надела кепку, чтобы не оставить даже волоска, по которому можно вычислить ее ДНК, и ни разу не сняла перчатки. Еще не поздно сжечь это признание в камине Лестера, вернуться в заметно более уютный дом братца Элвина (каменный, а не из веток), пересесть в свой «форд» и отправиться домой, в Коннектикут, где ее ждет Фритци. На первый взгляд она чиста; полиции понадобится несколько дней, чтобы напасть на след, однако они обязательно ее вычислят. Потому что, сосредоточившись на мелких подробностях, Тесс упустила из виду ключевую деталь, совсем как преступники из книг про вязальный кружок.
Ключевую деталь звали Бетси Нил – миловидная женщина с овальным личиком, разными по размеру глазами, как на картине Пикассо, и облаком кудрявых темных волос. Она узнала Тесс, даже взяла у нее автограф, но не это главное. Главное – она заметила синяки (Надеюсь, это случилось не здесь). Кроме того, Тесс справлялась у нее об Элвине Штрелке, описала его пикап и узнала перстень (Похож на рубин).
Бетси Нил увидит новости по телевизору или прочтет о них в газете – трое убитых из одной семьи, разве такое может остаться незамеченным? – и отправится в полицию. Так полицейские выйдут на Тесс. Они проверят базу данных о владельцах оружия в Коннектикуте и выяснят, что на ее имя зарегистрирован револьвер «смит-вессон» тридцать восьмого калибра, также известный как «соковыжималка». Они попросят предоставить его, чтобы сравнить с пулями, найденными в телах жертв. И что она скажет? Посмотрит подбитыми глазами и заявит (все еще охрипшим голосом), что потеряла револьвер? И будет придерживаться этой версии, даже когда в дренажной трубе найдут мертвых женщин?
Тесс снова взяла ручку и продолжила писать.
…которую она повторяет в каждой книге: «Убийцы всегда упускают очевидное». Однажды Дорин позаимствовала прием у Дороти Сэйерс и оставила преступника с заряженным пистолетом, предложив ему самому найти достойный выход из положения. У меня тоже есть револьвер. Мой единственный родственник – мой брат Майк, он живет в Таосе, Нью-Мексико. Полагаю, он может унаследовать мое имущество – все зависит от юридических последствий моих преступлений. Если его признают наследником, надеюсь, представители власти покажут ему это письмо и передадут мою последнюю волю: пусть он перечислит оставшиеся после меня деньги в благотворительную организацию, которая помогает жертвам сексуального насилия.
Мне жаль Большого Водилу – Элвина Штрелке. Это не он меня изнасиловал. Дорин уверена, что он не причастен к изнасилованию и убийству других женщин.
Дорин? Ее не существует. Однако Тесс слишком устала, чтобы возвращаться и переписывать. В любом случае, какая разница? Она уже почти закончила.
А вот Рамону и кусок дерьма в соседней комнате мне не жаль. Они заслужили свою смерть.
И я тоже.
Тесс внимательно перечитала написанное, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Вроде бы все в порядке. Она поставила подпись – свой последний автограф. Чернила окончательно закончились.
– Есть что добавить, Лестер?
Только ветер завыл в ответ. Маленький дом застонал и затрясся. Пахнуло холодом.
Тесс вернулась в гостиную, надела Лестеру кепку и перстень. Так полиции будет легче его опознать. На телевизоре стояла фотография в рамке: Лестер в обнимку с матерью. Оба улыбались. Просто мальчик и его мама. Тесс взглянула на снимок и вышла из дома.
Она чувствовала – нужно вернуться к заброшенному магазину. Пусть все закончится там, где началось. Посидеть немного на заросшей парковке, послушать назойливый скрип вывески («ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ»), подумать о том, о чем обычно полагается думать перед смертью. В ее случае – видимо, о Фритци. Наверное, Пэтси его заберет. Вот и хорошо. Кошки живучие. Им все равно, кто их кормит, была бы полная миска.
В этот час дорога до магазина не заняла бы много времени, но путь все равно казался далеким. Тесс смертельно устала. Она решила, что доедет туда на пикапе Эла Штрелке. Правда, ей не хотелось забрызгать кровью свое мучительно выстраданное признание, особенно учитывая, какие в нем раскрываются душераздирающие подробности, поэтому…
Она вырвала страницы из блокнота, отнесла их в гостиную, где по-прежнему работал телевизор (молодой человек с внешностью преступника рекламировал робот-пылесос), и положила мертвецу на колени.
– Подержи-ка, Лес.
– Не вопрос, – отозвался тот. Тесс заметила, что на его мясистом голом плече подсыхают выбитые мозги. Вот и славно.
Она вышла в бушующую тьму и медленно приблизилась к пикапу. Водительская дверца скрипнула; этот звук показался до странного знакомым. Хотя что тут странного? Она слышала его у заброшенного магазина. Тогда ей хотелось оказать громиле услугу, ведь и он собирался помочь – поменять запаску, чтобы она смогла добраться домой и покормить кота.