О да, ему будет о чем рассказать островитянам. Он расскажет им о смертельных схватках со сверами, о ночной битве с гаргами, об изнурительном бое с мудрецом. Но не только об этом. Он обязательно напишет о маге Готтилфе и волисте Сэте, чья непомерная ненависть сожгла их изнутри, превратив в чудовищ. Напишет о стойкости Лоис, о ее храбром муже, решившем спасти миркля из плена жестоких волистов. А после этого, несомненно, даст рукопись своему брату Барталду. И возможно, прочтя ее, тот перестанет вынашивать мысль о войне. Увидит, что бездари тоже заслуживают мира и счастья. Поймет, что далеко не все они — глупцы и убийцы. Как это понял он, мэйт Семи островов.
Конечно, он поведает о доброте Лени, об отваге Элизабет, о талантах Ивы, не забыв воспеть красоту каждой из них. Естественно, последнее вряд ли понравится ноби Бруне, не без радости подумал Габриэль, улавливая знакомый запах ромашки. Он хотел повернуться, но передумал, давая принцессе возможность подкрасться.
Она вошла тихо, осторожно — как входят в покои к спящему, не желая его разбудить. Почти беззвучный шаг. Еще один. Шорох одежды. Шелест волос.
Она остановилась, поднимая волну кисловатого аромата… желания. Ее ладони — ее горячие ладони — легли на его обнаженную грудь и шелком, едва касаясь, начали скатываться, сомкнувшись на его животе.
Габриэль медленно повернулся, стараясь не разрушить нежные объятия. И впервые увидел распущенные волосы принцессы. На ней была тонкая, почти прозрачная ночная рубаха, под которой темнели сосочки; за Эли лежал зеленый плащ с капюшоном.
Принцесса встала на цыпочки и поцеловала его, укусив за нижнюю губу. А мэйт запустил пальцы в темные локоны ее волос, чувствуя, как в нем от возбуждения бурлят кровь и магия. Он положил ей ладони на плечи, провел ими до локтей и посмотрел ей прямо в глаза.
— Мне кажется, я тебя люблю, — сказал он, опуская руки к ее бедрам.
— Кажется? — улыбнулась принцесса, заставляя его оробеть.
— Нет, в смысле… — растерянно начал Габриэль, не понимая, что с ним происходит. — Я никогда никому не говорил… — Ему удалось унять нахлынувшее волнение, и он наконец произнес так, как хотел: ясно и уверенно: — Я люблю тебя, принцесса Элизабет.
Принцесса поцеловала его в ответ. И кончиками пальцев сдвинула рубаху, оголяя плечи, которых тут же коснулись губы мэйта. Рубаха скатилась к ее ногам, и через мгновение мэйт ощутил, как грудь принцессы, ее твердеющие сосочки касаются его груди. Жаркие ладони принцессы опять оказались у него на спине — как тогда, в темном зале гор Бэй-Цэнга. Но сейчас… Он не глядя и спешно сорвал с себя набедренную повязку, не желая, чтобы его руки расставались с телом принцессы хотя бы миг. И поцеловал ее в шею, провел кончиком языка до мочки уха. Потом коснулся губами щеки, ныряя в море густых запахов ромашки и желания.
Мэйт поднял Эли на руки. Принцесса, улыбаясь, обхватила его за шею, лаская его волосы. Он посмотрел в ее счастливые глаза, на ее упругие груди, на ее животик, скользнул взглядом ниже, сгорая от желания. Как долго он мечтал об этом моменте! И вот теперь — она, обнаженная и желающая его так же, как и он ее, лежала у него на руках.
Габриэль осторожно опустил ее на топчан. И принцесса сама увлекла его за собой. Опершись на руки, он поцеловал ее набухший сосочек, потом другой. Эли начала постанывать. А он, осыпая ее горячее от возбуждения тело поцелуями, опускался все ниже и ниже.
Ее пальцы — в его волосах. Ее груди, ее лоно, ее стоны… Принцесса слегка дернула его за волосы, привлекая к себе, словно желая накрыться им, как покрывалом. Давая понять, что готова. И он понял ее без слов, поднимаясь, нависая над ней — желая ее так, как никого никогда не желал.
Эли вскрикнула, закусила губу, закатывая глаза от наслаждения. Ее ладони легли на его бедра, напряженные от движений. Она начала стонать громче, потряхивая головой. Горячие пальцы скользили по его плечам, царапали его спину. Потом она обхватила его ногами, покачивая ими вместе с его бедрами…
Мэйт сдерживал себя из последних сил. Но позволил себе взмыть на вершину наслаждения только тогда, когда на ней оказалась принцесса. Эли вновь вскрикнула, вонзив ногти ему в спину. Он еще несколько раз качнул бедрами и, пьяный от удовольствия, рухнул на топчан.
Стало жарко. Принцесса лежала на спине, чуть подогнув ноги в коленях. Но, заметив на себе взгляд, перевернулась на бок, прижавшись к его руке. После чего опустила ладонь ему на грудь и улыбнулась. Мэйт почувствовал, как колотится ее сердце.
— Я тоже тебя люблю, мэйт Семи островов, — прошептала Эли, прикрывая глаза.
Мэйт запустил пальцы в ее волосы, ощущая себя самым счастливым человеком во всей Андрии.
За окном было тихо; пахло ромашкой и любовью. Прекрасная и желанная принцесса лежала рядом, прижавшись к нему горячим обнаженным телом. Не хотелось думать ни о чем на свете. Ни о наемниках Райвина, идущих по их следу. Ни о грядущем походе в окружении шэн-линов. Ни о… скорой разлуке.
Эта чудесная ночь должна была принадлежать только им, мэйту Семи островов и гардийской принцессе.
Глава 29
Путь до Пантала занял неделю, и она показалось мэйту самой скоротечной из прожитых. Пролетела мгновением. Боги, если бы он только мог повернуть время вспять, то поступил бы так, не раздумывая. А затем снова. И снова. И снова. Чтобы вернуться на семь суток назад — в тот момент, когда караван покинул Нианзу.
Днем они с Эли помогали механикам следить за шэн-линами, опаивали их, а ночью…
Каждую ночь они занимались любовью, пока оставались силы, а потом, прижавшись друг к другу, смотрели на звезды. И это были самые прекрасные ночи в его жизни. Ночи, пахнущие ромашкой. Ночи, полные нежности, ласк и… настоящей любви.
Габриэль стоял на вершине холма, приобняв Эли, и с ненавистью смотрел вниз. На уродливый маяк с нелепой, похожей на раковину моллюска чашей для путеводного огня. На старые и ветхие городские ворота. На грязно-красные крыши мелких домов. На густой белый дым, идущий из печных труб. На серые корабли и лодки у причала.
Полуденное солнце слепило глаза, золотило бескрайнюю океанскую гладь; мимо, поскрипывая колесами, ползли повозки, проседающие под грузом сонных шэн-линов. Но ему, мэйту Семи островов, не хотелось следовать за ними. Он ненавидел Пантал — город разлуки, выросший между подножиями двух высоких гор. И желал выжечь его дотла.
— Габриэль, — позвал его знакомый женский голос.
Они с принцессой обернулись. Напротив них стояли Ива и Эрс. На чародейке было непривычно строгое и длинное для нее ярко-зеленое платье, а на ее светловолосом спутнике — только широкие светлые штаны. Эрс держал в левой руке золотисто-серый обоюдоострый меч с клеймом механиков на рукояти.
— Рад, что ты наконец-то поправился, — сказал мэйт.
— Благодаря тебе, — с почтением произнес механик, чуть склонив голову. — Ива мне рассказала, что ты для меня сделал. И я перед тобой в неоплатном долгу. Будь мы в Смулау, я бы нашел более достойную награду. Но пока могу предложить лишь Змея. — Он положил меч на ладони и поднес его мэйту. — Прими его в знак моей глубокой признательности.
Мэйт приподнял ладонь, решив отказаться от подарка. Но Эрс продолжал стоять с вытянутыми руками, не принимая отказа. Его густые и длинные волосы блестели на солнце, а на босых ногах оседала дорожная пыль.
— Ну ладно, — согласился Габриэль, принимая поднесенный дар.
Меч был поразительно легким для своих размеров и казался хрупким, игрушечным. Странный золотисто-серый клинок не сверкал на солнце, будто был слеплен из глины, а не выкован из металла.
Под внимательными взглядами Эрса и Ивы, ждущих одобрения, мэйт подал меч принцессе:
— Вот, подержи.
Эли взяла меч, повертела им и ловко перебросила его из одной руки в другую.
— Какой легкий, — подивилась Эли.
— Вес — лишь одно из его достоинств, — улыбнулся Эрс и шагнул к принцессе. — Выстави его перед собой, — попросил он, продолжая улыбаться.
Эли взяла меч обеими руками и направила кончик меча к солнцу. Мэйт заметил, что чародейка тоже улыбнулась, с интересом наблюдая за принцессой. Словно предвкушая какое-то представление.
— Так? — спросила Эли.
— Да. Теперь положи большой палец на гарду.
— И? Что дальше?
— Чувствуешь свернувшегося змея под пальцем?.. Толкни его.
Мэйт вздрогнул вместе с принцессой от неожиданного звонкого щелчка. Наконечник стрелой взметнулся к солнцу, между ним и гардой натянулась короткая цепь с заостренными звеньями. Эли махнула цепью, точно кнутом. Раз, другой, третий. А затем вновь щелкнула змеем на гарде, возвращая мечу первозданный вид.
— Похож на мою хаппу, — сказала принцесса, возвращая клинок мэйту.
— Они из одной мастерской, — сообщил Эрс.
— Интересно, из чего он создан? — спросил мэйт, сжимая щедрый подарок.
— Понятия не имею, — усмехнулся Эрс. — Знаю лишь, что без огневика дело точно не обошлось. Так что, если тебе вдруг встретится даркль…
— Огневик… — задумался мэйт, припоминая старые ожоги. — Поэтому он так выглядит?
— Наверняка, — согласился Эрс. — Что ж, ты доволен подарком?
— Более чем, — ответил мэйт. — Спасибо.
Эрс шагнул назад, поравнялся с Ивой, и мэйт увидел, как чародейка ущипнула возлюбленного за бедро.
— У вас сегодня была особенная ночь? — спросила Ива.
— Особенная? — не поняла Эли.
— Ну, — хитро улыбнулась Ива, — вы так кричали… Что даже мы с Эрсом… — Она медленно провела кончиком пальца по щеке любовника.
Принцесса смутилась, а мэйт нахмурился, недобро глядя на флиртующую с Эрсом чародейку. По сердитому взгляду мэйта Ива поняла, что ляпнула что-то не то, и, взяв своего полуголого спутника за руку, молча повела за собой.
«Увы, чародейка права. — Мэйт вздохнул. — Эта ночь для них с Элизабет действительно была особенной — потому что, скорее всего, была последней».
Габриэль повернулся к принцессе и поцеловал ее в губы. После чего вновь приобнял. И они пошли следом за караваном.