Принцесса все-таки не смогла сдержать ненависть.
— Я слышала ваш разговор с Сэтом, — закончила она, злобно сверкнув глазами.
— Стой-стой. — Он обернулся и посмотрел на Габриэля. — Уж не поэтому ли ты спасла миркля? А я все думал, что за демоническая сила заставила тебя… — Он вздохнул и вновь обратил свой взор на принцессу. — А вы не…
— Что ты хочешь услышать? — нервно дернулась она. — Да, я люблю его! Люблю всем сердцем! И он совсем не чудовище, что бы там ни врали волисты. Среди нас лишь одно чудовище. — Она с презрением посмотрела на принца. — Ты.
— Какое богохульство, — с улыбкой протянул Райвин. — Что ж, похоже, свадьба не состоится.
— Ненавижу тебя! — в гневе закричала принцесса. — Ненавижу!
Райвин убрал меч от головы мэйта и воткнул его в землю.
— Пожалуй, я передумал. Отрубить тебе голову — слишком милосердно. — Он с гневом посмотрел в сторону Эли, которую теперь, как и ее брата, тоже держали наемники. — Пусть эта гардийская шлюха увидит перед смертью, как мучается ее возлюбленный миркль.
Он шагнул назад, доставая из-за пазухи печально известный мэйту флакон в форме клыка.
— Знаешь, — обратился он к Габриэлю, — я видел, как миркли сгорают на кострах Волистрата. Я видел, как мирклей бросают на растерзание сверам. Но я никогда не видел, как они мучаются от яда хвиллов. Старсан Сэт говорит, что если облить миркля этим, то он сразу сдохнет. Но я не хочу, чтобы ты подыхал быстро. Я хочу, чтобы ты хорошенько помучился перед смертью. А потом, возможно, я тебя все-таки убью. Поэтому… — Он дернул рукой, будто стряхивая что-то.
Флакон мелькнул в воздухе и разбился о камни перед мэйтом. Габриэль задержал дыхание, но лицо и руки все равно обожгло. Он услышал, как вскрикнула Эли, как взревел Гром. И полетел в огненную яму. Он хотел заорать, но не смог, потому что в его глотке полыхало пламя. Хотел глотнуть воздуха, но в легкие вместо него словно залили горячий металл. Хотел дернуться, сделать хоть что-то, но понял, что тело, сотрясаемое в судорогах, больше ему не подчиняется. Боль, жгучая, безжалостная, режущая его раскаленными клинками, разгоралась. И самое страшное было в том, что ей не находилось выхода. Ее нельзя было вытащить, как стрелу из плеча. Ее нельзя было облегчить криком или стоном. Поэтому единственной мыслью, которая прорвалась сквозь невыносимую боль, стала мысль о смерти. Она была лучше запертой внутри тела обжигающей боли. Намного лучше…
Габриэль не знал, сколько времени он провел в муках — не видя и не слыша ничего, оставшись наедине с бесконечной болью. Но ему вдруг показалось, что его одеревеневшее тело подскочило, словно карета на большой кочке. Нет, боль никуда не ушла, и ему по-прежнему хотелось орать от нее во всю глотку. Но — боги! — он что-то почувствовал, начал выбираться из огненной ямы. Вот — снова толчок.
— Убейте свероедов, — донесся глухой голос.
Сквозь мутную, серую пелену мэйт вновь увидел мир, который стал наклоняться. Габриэль понял, что падает на бок. Чувства возвращались к нему. Земля под ним содрогнулась вновь. И мэйт уже ясным взором увидел, как склон по обе стороны от руин маяка встал на дыбы, сталкивая наемников прямо в океан. Послышались глухие крики. Много криков. Габриэль увидел, как с ожившей земли, поднятой великой силой, катятся люди в серых доспехах, безуспешно хватаясь за куцые поросли. Он не понимал, что происходит. Возможно, отравленное болью сознание играло с ним, выдавая желаемое за действительное. Или… Джевехард пришел на помощь.
А затем он увидел знакомую широкую и алую рубаху. Гром рвался к краю обрыва — к принцу Райвину, раскидывая, убивая остатки его наемников. Но как? Ведь Гром лежал совсем рядом, и яд хвилла должен был… Боги, он — бездарь… Не может быть. Неужели все это время… А как же магическая защита островов? Если Гром — бездарь, то получается… Эли, что с ней? Где она? Почему он ее не видит? Мэйт хотел повернуться, но все еще не мог, хотя боль быстро угасала.
Замелькали знакомые бледно-желтые бессарийские штаны. Гром подобрался совсем близко к Райвину. Их мечи встретились в тот момент, когда Габриэль понял, что к нему возвращаются силы. Он с трудом поднялся, все еще объятый парами яда, и со всей мочи налетел на Райвина, сталкивая его в океан. Сил хватило лишь на один рывок, мэйт не устоял и рухнул у края обрыва.
Над ним склонилась Эли. Слава богам, она была жива. Когда земля начала сотрясаться, он уже было подумал… Принцесса смотрела на него пристально, настороженно, словно гарг, следивший за добычей; по ее щекам текли слезы. Мьюну спустя слева от принцессы возникло бородатое лицо Грома.
В этот момент мэйт увидел спирфлама. Смерч приближался к обрыву, с которого грохнулся его подлый хозяин. Эли и Гром повернулись на шум. И застыли в страхе перед грозным зверем. Оцепенели и бессарийские стражники, не зная, что делать. К счастью, спирфлама, спалившего целый город, сейчас беспокоил только раненый хозяин. Смерч бросился вниз. И больше мэйт его не видел. Лишь слышал, как удаляется дикий крик Райвина.
— Мм, — простонал Габриэль.
И Гром с Эли сразу обернулись. Они помогли ему подняться. Мэйт посмотрел по сторонам. Земля вокруг была черной, рыхлой, влажной — ее как будто вывернули наизнанку. Чародей сотворил что-то немыслимое, обрушив почти весь склон. Огромные части земли от руин маяка словно отрезали огромным ножом, как отрезают куски пирога, а потом наклонили их, сбрасывая наемников Райвина. Неподалеку сидел Оливер с рюкзаком на коленях. Внизу слева обнажились стены древнего подземелья — видимо, того самого, через которое их хотел вывести Джевехард. Мэйт обернулся: чародей стоял вдали от маяка, поддерживаемый двумя служанками. В знак признательности Габриэль поклонился спасителю. Тот кивнул, не в силах подняться на склон.
— Ты… — начал мэйт, обращаясь к Грому. — Яд…
Но отцовский друг приложил указательный палец к своим губам. И Габриэль понял этот знак — знак молчания. Ничего не нужно объяснять. Тайна Семи островов должна оставаться тайной. Пусть никакой магической защиты, пугающей любого человека при мысли о вторжении на острова, на самом деле не существовало. Главное — чтобы бездари в нее верили и не помышляли о войне.
— Гром, оставь нас ненадолго, — попросил мэйт.
— Понимаю, — сказал Гром, уходя в сторону.
Тихо шептали волны; пахло свежей землей. Мэйт молча смотрел вдаль, на океан, понимая, что теперь может вернуться на острова вместе со своей возлюбленной. Но это не радовало его, потому что с приходом Эли тысячи его соплеменников лишились бы защиты.
Принцесса прижалась к нему, обнимая и одновременно не давая упасть.
— Хочу спросить тебя еще раз, — тихо-тихо, чтобы никто, кроме нее, не услышал, прошептал мэйт. — Скажи, если бы магической защиты не было, ты бы отправилась со мной на острова?
— Конечно, — ответила она уверенно.
Мэйт вздохнул. Он все еще не знал, какую дорогу изберет. Вернется ли на острова, к родным и близким, или станет владыкой далекой восточной страны — судьба предлагала ему сделать сложный жестокий выбор. Но в одном Габриэль был уверен: что бы он ни решил, куда бы он ни направился, Элизабет обязательно будет с ним рядом. Без нее ему не нужны ни Семь островов, ни Бессария, никакая иная земля.
Над океаном всходило солнце — предвестник нового дня, предвестник светлого будущего.
Эпилог
Справа от дороги… В полумраке среди деревьев…
Вначале была вспышка — желто-красная, густая и горячая. Потом, спустя миг — сокрушительный удар. Под грохот падающих деревьев, ржание лошадей и безумные крики горящих заживо бойцов.
Его выбило из седла, словно ударом тарана, и стукнуло о пологий склон слева от дороги, засыпая камнями, острыми щепками и комьями земли вперемежку с огнем. По спине резанула жгучая боль, на глаза на мгновение наползла серая пелена, в голове зазвенело, а из-под шлема на лоб полилась влага.
Он с трудом вытащил меч из ножен, не понимая, что происходит. Потряс головой, старясь прогнать шум. Поднялся, закачался, но устоял, опираясь на клинок, воткнутый в землю. Потом снял шлем, под которым взмокли волосы, провел по ним рукой и посмотрел на ладонь, где осталась кровь. Голова была разбита, от любого движения спина вспыхивала болью, на зубах скрипела земля. Прямо возле ног в предсмертной агонии дергала копытами лошадь; в трех шагах от нее с нечеловеческими воплями катался по земле боец, пытаясь сбить огонь; чуть дальше надрывался криком еще один, придавленный перевернутой повозкой.
— В бой! Защищать короля! — глухо пролетело над дорогой.
И он вдруг осознал, что он и есть король. И судорожно вздрогнул, оправляясь от шока. Мир стал звучать громче, хотя в голове все еще звенело. Или это звенели скрещенные в схватке клинки?.. Повсюду полыхало пламя. Из леса под боевые кличи мирклей летели огонь, молнии и стрелы, отбирая и отбирая людские жизни. Вокруг крики, вопли, стоны!
Рядом замертво рухнули двое бойцов его армии. Тогда он сжал меч обеими руками и резко повернулся, встречая врага. Одержимый жаждой крови миркль бросился на него, выставляя ладонь для магической атаки. А он, король, тараном ринулся вперед, вгоняя меч в обнаженную грудь. Миркль не успел выплюнуть подлые слова заклинания. Так и упал — с разинутым ртом, шевеля перед смертью своими мерзкими губами, через которые лилась кровь.
От усталости и боли он опустился на одно колено, продолжая опираться на меч и всматриваясь в предательский лес. По лезвию клинка ползли ручейки крови, впереди бешено извивалось пламя — казалось, горела сама земля; за спиной яростно шумела битва. Рядом уже собирались бойцы, окружая его живым кольцом: кто-то из его личной охраны, кто-то из войска.
Они помогли ему подняться. И когда он уже твердо стоял на ногах, из-за стены огня появился миркль в темных доспехах. Огромный бородатый воин не бежал, не орал, не пытался колдовать, а просто шел в сторону живого щита. И каждая из могучих ладоней противника сжимала по мечу. Миркль был один. Но он ничуть не страшился королевской охраны. Напротив, сам внушал страх — двигался грозно, уверенно, словно черный ледник в сторону ветхих рыбацких лодок.