Сейчас Кристиан задумался, говорил ли дед о Лейтоне или же о себе самом. Винил себя за то, что не успел в тот проклятый год? Что не спас свою семью? Хотел бы иметь возможность исправить хоть что-то? Так говорила ему Зорик. Была ли сестра права?
– Этот шанс необходим твоему отцу. Потому поддержи его, как и подобает доброй дочери, – наставительным тоном произнес Деверукс. – На балу будет присутствовать много гостей. Много родителей студентов. И я договорюсь еще кое с кем. Постараюсь убедить его приехать. Пусть и неофициально.
– Кого? – спросил Кристиан, машинально вставая между дедом и женой.
– Королевского советника Виберта Бранта, – сказал Деверукс, сдержав улыбку, когда увидел, как внук пытался оградить Трин от его общества. – Он не менее заинтересованное лицо. Отец должен знать, кто истинный убийца его сына. А точнее, убийцы. Королю, при всей благосклонности к Синхелму, придется признать его вину, доказанную при стольких свидетелях. То же самое касается и участия во всем случившемся Эрвига Фергаса. Душа, на которой невинная кровь, никогда не сможет войти умаем в Ард. Это неопровержимое доказательство невиновности Райана Дэнвея, с которого мы и начнем. Я покину академию сегодня же. Тебе, Кристиан, останется лишь завершить приготовления к балу и ждать решения короля. Будем верить в лучший исход. Кстати, куда делась Вильят?
– Приболела, – ответил Кристиан. – Поэтому решила немного отдохнуть и поправить здоровье. Сейчас навещает семью.
– Вильят? Перед балом? – с сомнением посмотрел него Деверукс.
– Так и есть.
– Селма решила взвалить организацию бала на тебя? – Дед конечно же догадался о блестящем плане проректора. – Справишься?
– Что ты там говорил о поддержке, Деверукс? – сухо напомнил Кристиан. – Впору самому прислушаться к своим же словам. Как и подобает доброму деду. Или не справишься?
Трин перевела взгляд с мужа на его пожилую копию. Почему эти двое просто не могли сказать друг другу, что все будет хорошо? Пусть даже сомневались. Что им оставалось, кроме веры?
Когда разговор в кабинете Кристиана был окончен, пришлось отправиться на занятия. Благо сегодня все они проходили в основном замке и не нужно лететь в корпус боевых магов. А когда завершились и они, смогла вернуться в свою комнату в общежитии. Ивон присоединилась к ней с некоторым опозданием, она буквально светилась от радости, что немного передалось и Трин. Даже Зиль приподнялся на спинке кровати, но лишь разочарованно фыркнул, вновь удобнее устраиваясь и закрывая глаза.
– Сегодня ты счастлива. Что тому виной?
Ивон покружилась по комнате и сделала изящный реверанс.
– Наконец доставили платье из Деспина! – восторженно сообщила подруга. – Скоро я смогу надеть его и ослепить всех присутствующих на балу.
– Даже не сомневаюсь в этом, – поддержала ее Трин.
– Велика ли радость оказаться в толпе слепцов? – послышалось за открытым окном.
– Убирайся, пока цел! – велела Ивон Шагриму, устроившемуся на подоконнике. – Какое невезение – получить комнату на первом этаже! Нужно потребовать заменить на третий. Или…
– Думаешь, что сможешь там спрятаться, Лейвр? – Ухмылка Талла стала шире.
– Думаю, что оттуда тебе будет больнее приземляться! – пригрозила она.
Что ж… Обычное вечернее приветствие этой парочки. Таким странным способом оба пытались сказать друг другу, что скучали и рады видеть. Вот чудны́е… Трин покачала головой, опускаясь на свою постель и устраиваясь удобнее. Слушая болтовню товарищей, она потянулась к подушке и вытащила спрятанный под нею старый свиток. Бережно развернула его, в который раз любуясь портретом.
Дорогая мама… Все, что осталось у нее сейчас в память о ней, – это поблекший рисунок, сделанный отцом. Каждая линия так живо передавала образ Сарии. И вновь казалось, что еще мгновение – и она, глядевшая на куске холста куда-то в сторону, сейчас обернется. Легкая улыбка касалась губ матери, а мягкие пряди едва вьющихся волос обрамляли лицо. Трин запомнила каждую линию, каждый штрих, пытаясь оживить образ в своей памяти. И верила, что однажды так и будет. Однажды мать обернется к ней, улыбнется, пусть только в бесценных воспоминаниях. Надо только верить.
Не спали они до полуночи. Даже когда удалось выгнать надоеду Шагрима. Все потому, что Ивон не терпелось примерить обновку и продемонстрировать платье подруге. Пришлось помогать с тугим корсетом и завязывать бесконечное количество лент. Нежно-голубое платье было Ивон к лицу. Она кружила по комнате, придерживая длинные сверкающие юбки. Время от времени шипела на Зиля, вздумавшего хватать ее за трепетавшие в танце ленты.
– Скорее бы! – наконец остановилась Ивон, восторженно глядя на Трин. – Скорее бы бал!
– Ждать осталось не так долго. Потерпи немного. – Трин зевнула, прикрываясь ладонью. – Все, я – спать. Иначе завтра буду трупом.
– Эй! – возмутилась подруга, когда ее оставили одну в комнате, отправляясь в ванную. – А кто поможет снять платье?
Зиль ощерился ядовитой ухмылкой. Поднял лапу, демонстрируя сверкающие лезвия когтей, таким образом предлагая свои услуги Ивон.
– Только посмей, – прищурилась она, глядя на наглого фамильяра. – Я знаю имя твоего создателя.
Когти сверкнули и были втянуты. Но кончик хвоста все же дотронулся до невесомой ткани платья, тем самым давая некоторое удовлетворение марагу.
Когда вернулась из ванной комнаты Трин, она смилостивилась над подругой и помогла ей снять платье. Затем забралась под одеяло и наконец-то дала уставшему телу возможность немного расслабиться. Свет был погашен, и комната наполнилась бледным сиянием тонкой луны, которая пыталась заглянуть в приоткрытое окно. Сон пришел к Трин, завершая бесконечно долгий день.
– Опять ты заснула здесь, – тихо, едва слышно прозвучал голос.
Трин не проснулась толком, не понимая, чем была недовольна Ивон. Потом поняла, что голос принадлежал вовсе не подруге.
– Трин…
Теперь она слышала и тихий шелест листвы. Повернулась, открыла глаза и с восторгом увидела, как над нею сверкали яркой крошкой звезды. Чьи-то руки гладили ее волосы.
– Опять босиком…
Те же руки касались ее босых ног, таких маленьких, что умещались даже в ладонях матери. Матери… Первой Трин увидела улыбку. Мягкость волос, которые при свете полной луны казались серебряными. И взгляд. Полный тепла. Сария склонилась к дочери, лежащей на стволе огромного поваленного дерева, и коснулась губами ее лба.
– Давай останемся здесь, – прозвучал собственный голос Трин.
Детский, непривычный, полный восторга.
– Уговорила.
– И отец будет нас искать.
– Непременно.
– И будет сердиться.
– Да.
– Но долго не сможет.
– Это точно. – Сария снова принялась перебирать длинные пряди волос Трин, убаюкивая ее.
Где-то невдалеке горел костер, разведенный в лагере. И слышались тихие голоса и смех. Они успокаивали. Как и песня матери.
Ветер, ветер тихо шепчет,
Колыбель твою качая.
Сон за хвост хватая крепче,
Свою песню напевает…
Сария заплетала косу дочери, устроившись на шершавом стволе рядом с нею, и продолжала свою колыбельную.
Ветер, ветер пахнет пряно,
Ночь умолкшую остудит.
Ты с зарею встанешь рано,
Солнца свет тебя разбудит.
Спи, дитя, спи безмятежно,
Я с тобой останусь ветром,
В летний зной, зимою снежной
Буду песней, буду светом…
Глава 50
Уже который день в Белом зале гостила зима. Украсила высокие окна и стеклянные двери морозным кружевом. Легла пушистым снегом на подоконниках. Белые флоксии распустили свои великолепные бутоны, наполняя огромный зал тонким ароматом.
Чудесные ледяные статуи замерли между окнами и зеркалами, будто ожидая, когда явятся гости. Серебристо-белые шторы придавали впечатление реального присутствия зимы. Как и пол, с помощью очередного заклинания создававший иллюзию настоящего льда, который сверкал под ногами, но не давал поскользнуться.
Магия стихийников воздуха и воды творила свое чудо, заканчивая готовить зал для предстоящего бала. Почетное право быть ответственнной за оформление досталось третьекурснице Айлин Хоттем, выбравшей темой любимую ею зиму. И теперь Белый зал блистал, соблазняя прикоснуться к снегу или льду – зачарованному, оттого и не холодному. Не тающему, пока не повелят те, кто наложил чары.
Не было предела счастью Ивон, которая, как оказалось, выбрала идеально подходящий к зимней теме наряд. Ведь нежно-голубой так чудесно шел к белому. Ее серебристые волосы украшала тонкая диадема, сверкавшая прозрачными камнями. И подруга не могла устоять на месте в ожидании момента, когда объявят о начале бала. Вечером. Уже сегодня вечером. Всего через пару часов. И праздник продлится до рассвета, давая возможность юным каэли наконец убрать подальше надоевшую форму и показать себя во всей красе.
Трин посмотрела на свое отражение в зеркале. Наручи надеть не могла, и оставалось надеяться, что сила не вздумает доставить ей какие-то проблемы. Волосы оставила распущенными, позволяя прядям укрыть спину и плечи. Платье, подаренное Кристианом, оказалось впору. Оно струилось, буквально стекало по ее телу всполохами мягкого пламени длинных юбок. Золотистая ткань рукавов казалась невесомой, полупрозрачной, словно паутина. Непривычный корсет, мешавший толком дышать, был расшит в тон медовыми камнями эмерита. От волнения глаза Трин приобрели тот же оттенок.
– Ты очень красива, – поддержала ее Ивон, останавливаясь рядом. – Рэйвану понравится.
Понравится… Сегодня Трин хотелось понравиться не только мужу. Был еще один дорогой человек, благословение которого желала получить. Он должен увидеть ее такой. Хоть раз. Увидеть, что уроки не прошли даром. И поддержать, когда придется принять руку мужа, открывая бал в первом танце. Отец должен увидеть ее такой.
Видя настроение подруги, Трин испытала укол совести. Сегодня они собираются испортить бал… Деверукс вернулся из столицы еще на рассвете. Был молчалив и велел ждать. Ожидание – единственное, что им оставалось. И еще вера.