– Как себя чувствуешь? – спрашивает он.
– Искренне надеюсь, что не посылаю тебя в ловушку.
– Даже если так, в этом не будет твоей вины.
Мы идем через замок, выходим наружу, направляемся к нашему месту – под ивой, где Самсон впервые признался мне, что я нравлюсь ему больше, чем друг и коллега. Именно здесь мы всегда говорим о самом серьезном, и я не знаю, то ли это просто эффект наших чувств, то ли просто совпадение, но сама ива как будто понимает, что нам необходимо уединение, она опускает коричневые изогнутые листья до самой земли, создавая некую вуаль.
Я толкаю Самсона к стволу дерева и прижимаюсь губами к его губам. Я стала дерзкой – меньше беспокоюсь о том, чтобы произвести на него впечатление. Но есть и кое-что еще, что изводит меня, хотя я и знаю, что сейчас не время для такого выяснения.
– Что тебя беспокоит? – спрашивает Самсон.
Неужели я совершенно не владею своим лицом?
– Это может подождать.
Самсон проводит ладонью по моей руке вверх, касается шеи:
– Может ли? Если завтра что-то случится…
– Ничего завтра не случится.
Но мои слова пусты.
– Ну же, Ферн! Не надо играть.
– Я не играю.
Пытаюсь найти способ выразить свою мысль. Я слишком связана секретами, которыми пока что не могу поделиться с Самсоном: веб-сайт Наташи и Найамх, письмо Халдарам, отношения Олли с Киераном… Но шкатулка уже открыта. Я не могу закрыть ее снова.
– Во всяческих историях люди говорят о любви как о мечте, сне, – начинаю я. – И именно так я чувствую себя с тобой, постоянно. Но это ведь совсем другое, потому что мы на самом деле во сне?
– Только не говори мне, что все это нереально, – отвечает Самсон.
– Но это так. Все не по-настоящему. Никогда не думала, что скажу это, потому что Аннун – единственное место, где я была по-настоящему счастлива. Но я не хочу, чтобы это всегда оставалось сном. Сны невозможны без реальности, точно так же как реальность невозможна без снов. Я хочу реального, Самсон.
– Ты хочешь, чтобы мы встретились в Итхре…
Он отводит взгляд, явно терзаясь сомнениями. Он боится того, что я могу увидеть или узнать? Или это потому, что такое против правил – заводить отношения в реальном мире? Первое я могу переварить, второе – нет.
– Да. Я хочу именно этого. Не сейчас. Даже не на этой неделе. Но если мы хотим быть вместе, мне нужно, чтобы мы были вместе по-настоящему.
Самсон кивает и снова целует меня. Когда мы ступаем на платформу, что должна вернуть каждого из нас в свой дом в разных частях Лондона, я не могу погасить тревогу из-за того, что эта недоговоренность между нами может оказаться нашим последним разговором.
16
Я просыпаюсь с тошнотой, которая лишь нарастает в течение дня. Дорога в школу прошла, пожалуй, без происшествий, но как только я добираюсь до Боско, все становится значительно хуже. Старые подруги Чарли встали на тропу войны, в особенности когда увидели, что она сидит рядом со мной во время перерывов.
– Нашла местечко! – шипят они на нее.
А потом они замечают косметику, которой я стала пользоваться, чтобы скрыть шрамы, и насмехаются.
– Фальшивка! – говорит Виктория фон Геллерт. – Как будто мы не знаем, как ты выглядишь!
Но подобного рода оскорбления не задевают меня. Я куда больше тревожусь о безопасности Чарли.
Я даже подумываю, не устроил ли это напрямую сам Мидраут. Не решил ли он, что в Чарли нет уже никакой пользы для него в Итхре, как и в Аннуне? Мысль о том, что отец может отказаться вот так от собственного ребенка, чудовищна, но ведь то, что он проделывал со своей дочерью, и вовсе стоит за пределами мыслимого. Он ставил на ней самые жестокие эксперименты. Он много лет назад убил ее собаку. Я понимаю, что это может привести к чему-то худшему, но Чарли, похоже, все равно.
В обеденный перерыв мы уходим в студию, где можем остаться одни и где я могу продолжить рисовать фей. Чарли без выражения смотрит на меня, потом говорит:
– Лайонел мне сказал, что, возможно, несколько дней меня не увидит.
Я замираю, ошеломленная. Я знала, что лорд Элленби много времени проводит с Чарли, что он защищает ее. Я знала, что он создал для нее ее собственный портал, так что теперь она авентур, а не спящая, но это уже звучит, словно… словно они родня.
– Да. Он помогает нам в нашей миссии, – осторожно говорю я, не зная, что можно ей рассказать.
– Это как-то связано с теми дырами? – спрашивает Чарли.
Я киваю.
– А вы разве не можете попробовать переделать их вместо этой миссии?
– Мы пытались. Мой брат… он думал, его сила поможет, но не получилось.
Чарли раздумывает над этим.
– Может, ему просто нужен дополнительный приток энергии?
Я смотрю на нее во все глаза:
– С каких это пор ты превратилась в ученого?
Чарли тоскливо улыбается:
– Я всегда любила науку. Папе это не нравилось.
Вот и еще одно, что Мидраут отнял у дочери. Я на мгновение сжимаю руку Чарли, прежде чем вернуться к рисунку. Я знаю, что, если попробую заставить ее продолжить этот разговор, она замкнется. Все, что она говорит мне о своем отце, исходит только от нее самой. Но мой ум уже работает: дополнительный приток энергии. Может, в том и секрет? Сейчас у нас нет времени это проверить – миссия назначена на эту ночь, мы не можем рисковать и откладывать ее. Но если ничего не выйдет, то, наверное, мы можем предложить Чарли разработать план Б.
– Я прошлой ночью пыталась залезть в папин кабинет, – говорит Чарли, вторгаясь в мои мысли.
Я роняю кисть:
– Что ты сделала?
– Я хотела посмотреть, нельзя ли там найти что-нибудь полезное.
– Тебя попросил лорд Элленби?
Чарли качает головой:
– Он мне сказал, чтобы я перестала беспокоиться о том, как бы помочь, сосредоточилась на себе, но вы ведь все каждую ночь рискуете жизнью, стараясь остановить моего отца. Я хочу помочь.
Я никогда не говорила Чарли о том времени, когда пытала ее в Аннуне ради информации. Просто не хотела, чтобы она меня возненавидела. Но возможно, надо было… возможно, это излечит ее от идеи, будто она что-то нам должна.
– Я не смогла залезть в ящики его письменного стола, – продолжает Чарли. – И я не знаю пароля к его компьютеру. Но я еще попытаюсь.
Другая гадкая мысль возникает в моей голове – действительно было бы полезно иметь кого-то в стане врага. Мы в осаде: буквально – в Аннуне, метафорически – в Итхре. И может быть, пора использовать Чарли для нападения на ее отца. Значит, я теперь стала вот такой? Человеком, который размышляет о возможности использования травмированной девушки в качестве шпиона, следящего за насильником?
– Не делай этого, Ферн, – говорит Чарли, пристально наблюдая за мной.
– Не делать чего?
– Не обращайся со мной как с дамой в беде. Я уже не такая благодаря тебе. Позволь мне самой решать, что стоит риска.
– Хорошо, – соглашаюсь я, но не слишком искренне.
– Просто побереги себя этой ночью. И Лайонела. Пожалуйста, не дай моему папе причинить ему зло.
Я лишь улыбаюсь в ответ на это и надеюсь, что моя улыбка утешает, но я не могу заставить себя пообещать хоть что-то. Слишком хорошо знаю, что такого рода обещания не следует делать в подобном мире.
Моя тревога за Чарли становится лишь одним слоем среди множества других. Когда я возвращаюсь домой из школы, Клемми уже на кухне. Я ощущаю сладкий запах ее духов сразу, как только вхожу в дом. Я тихо наблюдаю за ней от двери, гадая, могу ли сейчас сделать что-то такое, что вернуло бы ее. Она вздрагивает, когда замечает меня.
– Ох, это ты, Ферн, – напряженно произносит Клемми. – Ангус сказал мне, что сегодня вернется пораньше, вот я и решила приготовить ему ужин.
– Хорошо.
Отмечаю, что она ясно дала понять: я на этот ужин не приглашена. Такое отвержение обжигает. Ведь было время, когда она готова была сделать практически что угодно, чтобы завоевать мое одобрение.
– А ты все зализываешь свои раны? – спрашивает она, когда я иду к лестнице.
– Мои раны?
– Сообщение. Ты разве не видела? Наш премьер-министр запретил все протесты. – Клемми снова говорит слащавым напевным тоном, и от этого мне хочется ее стукнуть.
Я бегу в свою комнату, чтобы посмотреть новости. Мне не приходится долго искать, заголовки везде, и все они об одном и том же.
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
ПРИЗЫВАЕТ К ЕДИНСТВУ!
МИР В НАШЕЙ СТРАНЕ!
А один таблоид заявляет: «ЗАТКНИТЕСЬ И СИДИТЕ ТИХО!»
Все статьи сообщают, почему Мидраут запретил протесты и протестные группы «ради сведения страны воедино». И везде упоминается движение «Кричи громче» как главная цель нового закона, но мне не сразу удается найти их комментарии. Их новый лидер, женщина с коротко подстриженными седыми волосами и резким голосом, говорит о свободе слова, но ясно, что газета цитирует ее так, чтобы превратить в смутьянку. Я гадаю, что бы сделал из этого основатель группы Константин Хэйл, если был бы жив.
Сидя в кресле, я исследую свои чувства. Меня уже не удивляют никакие действия Мидраута. Клемми всегда намекала, что такое случится, и в этом есть смысл, учитывая, что цель Мидраута – заглушить любые голоса, кроме своего собственного. Я никогда не была убеждена, что «Кричи громче» хоть сколько-то эффективны. Возможно, было бы полезнее, если бы я оказала им больше доверия, раз уж Мидраут увидел в них угрозу.
Меня выводят из задумчивости знакомые голоса снаружи. Выглянув в окно, вижу у входной двери Олли и Киерана.
А здесь Клемми. Это не кончится добром, учитывая то, в каком она настроении.
Я стучу в стекло, надеясь привлечь внимание Олли, но они с Киераном увлечены разговором. И прежде чем я успеваю отправить брату сообщение, Олли открывает дверь – и они уже в доме.
К тому времени, когда я спускаюсь вниз, в коридоре уже конфликт. Клемми загораживает дорогу в кухне и с отвращением смотрит на моего брата. Киеран пытается решить все спокойно: