Я оказываюсь в темной воде, охватывающей меня, как в утробе. Не нахожу сил плыть вверх, а потому позволяю себе упасть вниз. Постепенно я достигаю дна бассейна и погружаюсь в нечто похожее на свет. Все вокруг серое. Я внутри тела, оно и мое, и не мое. Тело привязано к поверхности, которую я не вижу. Смотрю в одну сторону, в другую, и оказывается, что я лишь одна из целого ряда людей. Некоторых я узнаю – это мой брат и девушка с косами. Мы все в одинаковой одежде – в голубых туниках. Вокруг нас движется множество каких-то существ, наполовину людей, наполовину змей. Они хлопочут вокруг наших тел, вставляя нам в головы колючие веревки и потом закрепляя их в наших спинах. Их можно было бы принять за роботов, если бы не змеи, торчащие из них, – они извиваются и колышутся, и каждое внезапное движение сопровождается чем-то вроде медленного раската грома.
Существо, что занимается мной, мне знакомо. Я сегодня встречалась с другой его версией: Эллен Кассел. Но она сейчас скорее змея, чем человек. Змеи управляют ее руками и ногами, толкая их туда и сюда, заставляя тело двигаться.
Очень трудно помнить план, но я держусь за полное надежд выражение лица Самсона, за ту страсть, с какой он говорил со мной, за то, как он умолял меня помнить. Это мой якорь. Это, и еще что-то в глубине меня – оно сворачивается вокруг веревок, уже пробирающихся в мое тело. Это восстает против них, создавая внутри меня бурю. Иногда боль может быть полезной, точно так же, как страх и гнев, если ты знаешь, куда их направить.
Я стараюсь дотянуться до Олли, но он слишком далеко. Я не могу сделать это незаметно. Смотрю на Эллен. Сегодняшняя встреча с ней сказала мне, что в Эллен остается еще некая часть, восстающая против змей. Но могу ли я обратиться к этой части сейчас, в этом месте?
– Помоги мне, – шепчу я.
Я не могу посмотреть ей в глаза, потому что глаз у нее нет. Хватаю ее руку, не обращая внимания на уколы змей, которые тут же ударяют меня по запястью и пальцам, стараясь оттолкнуть.
– Я дочь Уны, – напоминаю я.
По коже Эллен проскакивают фиолетовые искры. Низкий стон, вырвавшийся из глубины ее горла, дает мне понять, что ей больно. Но как это ни ужасно, боль также означает, что надежда есть. Эллен наказывают за некую эмоцию. Я крепче сжимаю ее руку.
– Мне нужно добраться до Олли, – говорю я, но не знаю, действительно ли она меня слышит, когда все эти штуки обвиваются вокруг ее изуродованных ушей.
Я направляю ее руку в сторону брата, надеясь, что Эллен поймет. Она медленно поворачивается в сторону Олли. Змеи-веревки тянутся к моему брату, впиваются в его тело маленькими острыми колючками, словно издеваются надо мной и тем, что еще осталось от Эллен. Рука Эллен дергается. Веревки нападают на моего брата с нарастающей яростью, но они, похоже, не замечают, что рука Эллен придвигается ко мне, ближе и ближе, пока наконец не добирается до невидимых веревок, что прижимают меня к плоскости. Давление на мою грудь и ноги исчезает.
Медленно, стараясь, чтобы змеи не насторожились, я дюйм за дюймом придвигаюсь к Олли, ничком лежащему на столе. У него из спины уже торчат змеи, а я вдруг осознаю, что я единственная из всех вокруг оказалась не привязанной. Сделала ли это Эллен? Она говорила, что посадила что-то в неправильное место, но сейчас на мне нет ничего, никаких змей.
По другую сторону этого пространства женщина, которую, как я помню, зовут Амина, внезапно громко вскрикивает. Это похоже на последний выдох. Ее сплошь покрывают колючие змеи. Они лезут повсюду из ее тела, но, когда она кричит, по ее телу пробегает рябь голубого света. И змеи, как одна, выпадают из отверстий в ее коже и извиваются на полу, прежде чем их собирает другой рыцарь-змея. Амина открывает глаза, налитые кровью, но целые, и затуманенным взглядом смотрит вокруг. И замечает меня.
– Ферн? – бормочет она.
Но змеи-рыцари уже заметили ее. Они понимают, что она не слишком хороший хозяин для них, и бросаются к ней, шипя и осыпая ее уколами. Амина снова кричит. Я тянусь к ней, но кто-то меня останавливает. Это Эллен. Она издает горлом тот же звук, и я почти не слышу ее сквозь крики Амины, но звук словно передается через ее руку в мою. Я понимаю, что она говорит: Ты не можешь ей помочь.
Одна змея замечает, что она делает. И тут же бросается ко мне. Я застываю, когда она нависает надо мной, надеясь, что она не заметит, как далеко я продвинулась. Потом змея сдвигается и переворачивает меня на бок. Я чувствую сильный толчок в спину, как будто ко мне что-то прикрепляют. Голова как орех в щипцах. Она сжимается от боли. Внутри все переворачивается. Что-то погружается в меня – такое же чувство я испытала три года назад, узнав о предательстве Олли. Я понимаю, что это значит. Змеи снова закрепились внутри меня. Может, у меня еще есть время добраться до Олли до того, как проявится их действие…
В уме неожиданно возникает картина. Маленькая птичка, порхающая в воздухе, многозначительно смотрящая на меня. В голове с новой силой вспыхивает боль. Что-то голубое и прекрасное потрескивает на моей коже. Снова толчок в спину, и то, что было туда вставлено, падает на пол. Это обрывок змеи, он тянется ко мне, но тут же рассыпается в ничто. То же случилось и с Аминой. И это значит, что у меня всего несколько секунд до того, как змеи осознают: я для них неподходящее жилье.
Я быстро двигаюсь к Олли. Над ним склоняется змееподобное существо, придерживая его веки, не давая закрыть глаза. Одна из змей приближается, и тут я осознаю, что она собирается заменить его глаза змеями.
– Олли, это Ферн, – шепчу я. – Вспомни… Самсон и лорд Элленби! Вспомни Рамеша!
Я хватаю брата за руку, и его пальцы слегка шевелятся в моей ладони, но больше он никак не дает знать, что слышит меня. Змея придвигается ближе к его глазам, и я рискую – тянусь и хватаю тварь. Она отшатывается, колючки, что покрывают ее тело, впиваются в мою ладонь, тут же покрываясь моей кровью. Образ Брендона, убитого колючей тварью в этом году, вспыхивает в моей памяти, и я думаю о силе, которая позволила мне превратить тех червей в нечто безвредное, мелкое. По моей коже снова бежит голубой свет, змея издает отвратительный звук, словно кто-то скребет ногтями по школьной доске.
Голубой свет, отогнавший змею, бежит по моим рукам в брата. Он снова дергается, и змеи, уже вросшие в его тело, извиваются и шипят. «Уничтожь корень» – так сказала Эллен. Я переворачиваю Олли и тяну змей, торчащих из его спины. Они щелкают зубами. Вросли глубоко, но укрепились не так сильно, как следовало бы ожидать. Я чувствую, как они поддаются, медленно выскальзывая из позвоночника Олли.
Одна из змей шипит как-то странно – это нечто вроде серии щелчков. И рыцари-мутанты, как один, поворачиваются к нам. Змея подняла тревогу. У меня нет времени.
– Вспомни их, Олли, пожалуйста! – прошу я. В моей памяти вспыхивают имена, и тут я говорю: – Вспомни Иазу!
При новом треске голубых вспышек, что вылетают из тела Олли, змеи отрываются от корня, и я швыряю их как можно дальше.
– Ферн? – хрипит брат.
– А теперь вспомни Самсона! – повторяю я.
Он словно услышал меня через раздел между мирами, и полоса пространства рядом с нами начинает мерцать. Я тащу Олли от приближающихся мутантов.
– Мне нужно, чтобы ты воспользовался своим Иммралом, Олли! – прошу я.
– Что? Я не…
– Ты должен! Остальные пытаются справиться с брешью, но нам необходимо, чтобы ты ее активировал.
Я придвигаю руки брата к мерцанию.
– Скорее, Олли, или мы умрем!
Его взгляд, полный растерянности, говорит мне, что это не сработает. Олли забыл, кто он и на что способен. Но я держу его руки прижатыми к мерцанию, а воздух рождает перламутровый свет, не желая сдаваться до конца.
Змеи приближаются.
Ферн, мы идем! Держись!
Это Самсон. Самсон и… Чарли? Я оглядываюсь на полосу мерцания. Руки Олли светятся фиолетовым светом, мерцание расширяется…
– Ты это делаешь! – улыбаюсь я брату.
Серость раскалывается, как от землетрясения, в ломаных лучах света между этим местом и Аннуном виден Итхр. Ко мне тянутся руки, но я сначала толкаю в брешь Олли. Возникает лицо Самсона.
– Скорее! – говорит он, хватая меня. – На этот раз я тебя поймал.
Появляются другие рыцари, некоторых я узнаю́, других – нет, все они вооружены: луками, стрелами и прочим, что держит мутантов на расстоянии. Я лезу сквозь щель, к Самсону. Иаза несет Олли на руках, направляясь к госпитальному крылу, бормоча слова утешения.
– Закрывайте брешь, – говорит лорд Элленби.
– Сэр, нам нужно поймать этих змей, – возражает Самсон.
– Слишком опасно, – отвечает лорд Элленби.
Но из тела Эллен вырывается новое рычание. И со сверхчеловеческим усилием она движется к нам, несмотря на раны, нанесенные ей оружием рыцарей. И тут я понимаю: змеи пытаются оттащить ее назад. Это Эллен старается проникнуть сквозь брешь, а не твари Мидраута.
Уничтожь корень.
«Она не выживет в Аннуне», – шепчу я, и во мне рождается осознание. Она и есть корень. Змеи гибнут, когда они отрезаны от тела, но, возможно, если главное тело исчезнет…
Несмотря на все, что она сделала, я хочу ей помочь. Если Эллен проскочит в Аннун, спасти ее будет невозможно. Я на мгновение задумываюсь, не можем ли мы ускорить закрытие бреши и запереть ее в этом сером межпространстве. Но потом вспоминаю, как она смотрела в Итхре раньше, сегодня. Она ведь сказала, как я могу ей помочь: Уничтожь корень. Это то, чего она хочет. Я бы тоже этого хотела, если бы превратилась в одну из тех тварей. Это не убийство. Это милосердие.
– Дайте ей пройти, – говорю я остальным.
– Что? Ферн, ты с ума сошла?! – не понимает Самсон.
– Доверься мне.
Рыцари направляют оружие на других мутантов, и Эллен движется к нам, медленно, потому что змеи прилагают все усилия, чтобы ее остановить. Но она полна решимости умереть. Сначала одна рука, потом другая протягиваются сквозь брешь в Аннун. Серая кожа, усыпанная маленькими змейками, сохнет и осыпается прямо у нас на глазах. Но тут же снова розовеет и возобновляется. И на короткое мгновение Эллен снова становится человеком.