– К тому же, – усмехаюсь я, – ты можешь держаться рядом со мной. Я покажу тебе всех. Познакомлю с крутыми ребятами.
– Ну, тогда решено, – кивает Чарли. – Но я лучше прямо сейчас отдам тебе мой подарок.
– Подарок? – пугаюсь я.
Я ничего не приготовила для Чарли, даже не думала об этом. Я не осознавала, что мы теперь достаточно подружились – мы уже не враги, загнанные бурей в одно убежище. Но тут Чарли достает какой-то старый конверт.
– Успокойся. Это не настоящий подарок. Я просто возвращаю тебе кое-что, чего, как я подумала, тебе будет не хватать.
В конверте лежит моя рыцарская книга – та, которую я выбросила, находясь под влиянием слуа. И уже давно оплакала ее утрату. Я импульсивно обнимаю Чарли.
– Спасибо, – шепчу я в ее волосы.
– Это меньшее, что я могла сделать, – отвечает она.
Я отодвигаюсь, мне стыдно. Она ведь до сих пор не знает, что всего год назад я ее мучила ради информации. Я недостойна ее доброты.
– Чарли, послушай…
– Я знаю, Ферн.
Она выглядит ломкой, хрупкой, но храброй.
– Лайонел мне рассказал, что вы с Олли делали со мной. Я не стану притворяться, что все в порядке. Но мы в порядке. И я тебе разрешаю продолжать.
У меня в горле застревают слезы, когда я сжимаю ее руку.
– Мы постараемся, чтобы ты хорошенько повеселилась на Рождество.
Итак, Чарли соглашается на великий выход в самую гущу танов. Олли пользуется своим Иммралом, помогая украсить главный зал, так что изнутри купола сыпется сверкающий снег, ложась красивыми волнами на мрамор. В канун Рождества после патрулей мы все собираемся рядом с сугробами. Майси уже слегка подвыпила и бродит по залу, размахивая веткой омелы над теми, кто кажется ей «хорошей парой».
Я предполагала, что именно я приведу Чарли вниз из ее башни, но как только думаю, что время спросить лорда Элленби, не пора ли ей присоединиться к нам, он появляется в дверях башни. И отступает в сторону, а мимо него проскакивает Локо. За ним выходит Чарли, в сшитом на заказ брючном костюме темно-красного бархата, в ее волосах – веточка падуба. Лорд Элленби показывает ей на меня, и Чарли спешит пройти ко мне сквозь толпу танов. Лорд Элленби горделиво улыбается, а меня, как ножом, ударяет завистью. Я отгоняю ее, знакомя Чарли с теми, кого она еще не знает. Рейчел несется к нам с таким же энтузиазмом, как Локо, и я какое-то время слушаю, как она рассказывает Чарли, как это весело – быть стражем.
– Я тебя отведу наверх, если хочешь. Мне иногда кажется, что я могу увидеть другую сторону мира, если захочу.
– А знаешь, Рейчел, пожалуй, могла бы, – говорю я Чарли. – У нее невероятное зрение.
Я оставляю их и не спеша иду мимо маленьких групп друзей. В замке все кажется почти нормальным, таким же, каким все было два года назад, когда я впервые здесь очутилась. Я нахожу скамейку на галерее и наблюдаю за всеми. Замечаю Найамх и Наташу, о чем-то увлеченно говорящих, и гадаю, не обсуждают ли они свои вторые «я», Айриш и Пенн. Потом мой взгляд останавливается на Олли и Иазе, они стоят спиной друг к другу и разговаривают с разными людьми. Майси проходит мимо них, но останавливается, держа ветку омелы между ними.
– Поцелуйтесь! – пьяным голосом кричит она.
Олли и Иаза смотрят друг на друга, неловко улыбаясь. Но Майси не замечает напряжения и упрямо стоит на месте, пока они не чмокают друг друга в щеку. Я не могу разобрать, что между ними происходит. Я думала, что Олли утратил интерес к Иазе, но, судя по тому, как он смотрит на него, вижу, что это не так. Так какого черта он отталкивает Иазу?
– А мне нужна омела, чтобы получить поцелуй? – спрашивает Самсон, подходя ко мне с двумя мясными пирожками.
Я беру у него один и падаю в его объятия. Мы так и сидим весь вечер, в основном молча, потому что слова не нужны для того, чтобы выразить наши чувства.
Когда вечеринка подходит к концу и люди начинают понемногу возвращаться в Итхр, я веду Самсона в рыцарский зал и достаю кое-что из моего шкафчика над камином.
– Счастливого Рождества! – слегка нервно произношу я.
И протягиваю ему рисунок, завернутый в муслин.
Самсон снимает ткань и восторженно вскрикивает. Это изображение дракона, серого и устрашающего, реющего над двумя фигурами. Одна из них – девушка со светлыми волосами и скимитаром, второй – юноша с темными локонами, у него лук и стрелы. От них исходит голубой свет, отгоняющий дракона.
– Это бесстыдное подражание тебе, – признаю я.
Несколько лет назад Самсон нарисовал такое на стене рядом с моим домом, убеждая меня снова присоединиться к танам. По его версии, с драконом сражается только одна фигура. Самсон притягивает меня к себе, чтобы поцеловать.
– Мы двое вместе, всегда, – шепчет он мне в волосы.
Позже, когда Самсон уже провожает меня к порталу, он говорит:
– Знаешь, у меня тоже есть для тебя рождественский подарок.
– О?..
– Загляни под тот большой горшок с цветами, что стоит у тебя перед входной дверью.
Я таращусь на него:
– Ты мне что-то подарил в Итхре?
– Кое-что реальное. Ты ведь этого хотела?
Проснувшись, я первым делом несусь вниз по лестнице и отпираю дверь. Цветочный горшок стоит на маленьком пакетике, завернутом в голубую бумагу. Я спешу назад в свою комнату и разрываю обертку. Внутри коробочка с изящным серебряным браслетом. На цепочке висят полумесяцы и звезды, украшенные крохотными кристаллами. В записке, вложенной внутрь, говорится: «Подходит к твоему ожерелью. С.». А внизу он приписал номер своего телефона.
У меня голова идет кругом. Кружится куда сильнее, чем вправе кружиться у серьезного рыцаря с серьезной задачей свергнуть премьер-министра. Это первый подарок, который я получила от моего первого в жизни возлюбленного. Я застегиваю браслет на запястье и потряхиваю им, наблюдая за тем, как кристаллы на звездах бросают танцующие отблески на стены моей спальни. Потом достаю из ящика письменного стола ожерелье, давний подарок Олли, и его тоже надеваю. Они действительно выглядят как пара, хотя ожерелье немного потерто. И конечно, ожерелье – основа моего оружия в Аннуне: подвеска-полумесяц – это мой скимитар, а три звезды вокруг него теперь стали гасящими огонь мраморными шариками. Я делаю селфи с браслетом и отправляю его Самсону. Самсон теперь мой возлюбленный и в Итхре тоже, не только в Аннуне. В реальности и в мечте.
Кажется, ничто не может превзойти этот момент, но день идет дальше и старается изо всех сил. Я дарю папе набор подставок для стаканов и тарелок с изображением его фамильного шотландского герба, а Олли получает пару ушных колец, которые я сделала из полимерной глины точно такими же, как те, которые он, как я видела, недавно рассматривал в каком-то журнале. Мы поем рождественские гимны и смотрим «Один дома», и папа позволяет нам выпить вина, приправленного корицей и апельсиновым соком.
Я уже собираюсь отправиться в постель, пьяная от счастья, когда состав исполнителей фильма, который мы досмотрели, внезапно останавливает бег по экрану и появляется лицо диктора новостей. На экране появляются крупные буквы: «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ». Папа перестает мыть посуду, Олли выглядывает из спальни.
– Это называют прискорбной трагедией, – сообщает диктор. – Сегодня в маленьком городке в Нортумберленде в местной общине произошло нечто ужасное…
На экране появляется фото какого-то госпиталя. Мы с папой и Олли подходим друг к другу, у меня внутри нарастает тошнота. Идет запись камеры видеонаблюдения, размытая, серая, и на ее фоне звучит безликий голос комментатора. Толпа людей, очень похожих на тех, которых я видела на нашей улице всего несколько дней назад, идет к зданию. Какой-то врач пытается их остановить, и тогда происходит вот что: один из толпы вскидывает руку, и я вижу, что он держит монтировку. Запись обрывается в тот момент, когда он опускает монтировку на голову врача.
У Олли вырывается сдавленный крик.
– О боже праведный… – в ужасе шепчет папа. – Да что с нами происходит?
Не могу ничего сказать, ничего сделать, просто, онемев, смотрю на экран. Диктор описывает то, как толпа убивала каждого пациента, каждую медсестру и каждого врача, которого находила.
– Они думают, что если люди больны, то они бесполезны, – говорит Олли. – Заодно стоит убрать докторов и медсестер – как побочный продукт. Вот так теперь мыслят.
Одна и та же картина – монтировка, что с такой силой, с такой уверенностью опускается на голову врача, – снова и снова возникает в моем уме. Но я вижу и кое-что еще – нечто невидимое на зернистой записи. Я вижу нити, фиолетовые, мерцающие, направляющие удар. Я вижу, как эти нити дергает Мидраут, с его идеологией полезности и практичности, – он как опытный кукловод… И я вижу, куда ведут эти нити. Они не кончаются здесь.
26
После этого нападения в Тинтагеле бушует ярость. Я во время патрулирования не могу взглянуть на сновидцев без мысли, не участвовал ли в том кошмаре один из них. До сих пор я думала, что большинство сновидцев никому реально не навредят в Итхре, пусть даже они жестоки в Аннуне. Но резня в госпитале доказала, что я ошибалась.
И я не единственная, кого терзают подобные чувства. Найамх раскатывает по рыцарскому залу и сообщает нам о многих протестах в провинции, которые сейчас организуются.
– Наша задача: добиться, чтобы убийцы получили должный приговор, – говорит она. – Вы с нами?
Полиция издает предупреждение, напоминающее о том, что все протесты объявлены вне закона. Но для тех из нас, чье собственное существование теперь под угрозой, возможность угодить в тюрьму уже не так пугает. И общий гнев ставит нас в разные позиции.
Самсон надолго исчезает куда-то, а когда я спрашиваю его, чем он занят, он лишь отвечает:
– Кое-что делаю, чтобы покончить с этим.
Большинство из нас возвращается в архивы, с еще большей энергией погружаясь в поиски всего о Граале. К нам присоединяются Чарли и даже, время от времени, лорд Элленби. Но в архивах танов мы уже почти истощили их обширные запасы.