– Нет, юная леди, я не отдам тебе мою силу.
Уна горько рассмеялась:
– Даже притом, что я намерена все оставить позади, я должна была сделать последнюю попытку.
София обняла ее:
– Тебе незачем стыдиться этой части самой себя. Но ты все равно не предназначена для того, чтобы обладать Иммралом.
Уна кивнула, сожалея.
– Однако я все-таки готова его отдать, – добавила София.
Она прижала ладонь к животу Уны и заглянула ей в глаза:
– Я отдам ее одному из твоих детей. Как тебе такое понравится?
Уна посмотрела на руку Софии, лежавшую на ее животе. Она словно впервые по-настоящему почувствовала своих близнецов под пальцами Софии, – та, похоже, разбудила их. Они как будто жадно рвались к той силе, которую София хотела им отдать. Уна прислушалась к своим чувствам. Она понимала, что это может означать: наблюдать, как один из ее детей становится более сильным, более харизматичным, чем была она сама. Готова ли она к этому? Была ли она действительно такой матерью, какой необходимо быть, чтобы подготовить ребенка к ответственности Иммрала? Уна думала об этом и знала, что готова.
– Девочка, – выдохнула она. – Отдай силу моей дочери.
В мыслях, в сердце девочка уже принадлежала ей, а мальчик – Ангусу. Уна знала, что это неправильно, но так уж получалось. И в то же время она чувствовала, что это верно, – передать силу другой женщине. Три поколения женщин, чтобы свергнуть Мидраута. Да, так оно и должно быть. Уна успокоилась.
Они провели ритуал прямо там, сразу, и пурпурный свет Иммрала Софии ярко сиял под ее руками, когда они сжимали живот Уны. Уна ничего не чувствовала, кроме легкого тепла, но знала, что все получилось, – увидела, как изменились глаза Софии.
Несколько месяцев спустя, когда акушерка положила близнецов на руки Уны, она утомленно всмотрелась в них – и увидела, что произошло. Одна пара глаз – красная; вторая – ярко-голубая. «Это было намеренно?» – пыталась понять Уна. Едва ли…
И когда Уна оправилась после родов, она вернулась в Антарктику, чтобы спросить об этом Софию. Но не сумела найти ни пещеру, ни Софию. Это исчезновение полностью подтвердило то, что София ее обманула, разделила силу между детьми, вместо того чтобы целиком отдать ее Ферн. И Уна почувствовала себя преданной так, словно София была ее родной матерью.
29
У меня голова идет кругом от того, что рассказала нам София. То, как моя мать ее обхаживала, умасливала, пытаясь выманить Иммрал для себя… Это выглядело так… неприятно. Я посмотрела на Олли и увидела в его глазах лишь смирение. Я понимаю, как сильно ранит Олли то, что мама хотела силы только для меня. Не сведет ли это открытие на нет все мои попытки заставить Олли чувствовать себя лучше с помощью письма, которое я сочинила от маминого имени?
Я невольно злюсь и на Софию тоже – ее трюк мог быть последним уроком для мамы, но он на годы разрушил наши с Олли взаимоотношения из-за моих красных радужек. А что это сделало с нашим миром? Это ведь значит, что ни один из нас не силен настолько, чтобы свергнуть Мидраута.
– Да, это удар, – произносит лорд Элленби. – Но мы хотя бы знаем теперь, с чем имеем дело.
Джин издает странный гортанный звук, и мне кажется, я понимаю ее. Еще одна дверь закрылась перед нами. Еще один путь к победе отрезан. Мы не можем найти Грааль или хотя бы выяснить, какие испытания нам могут понадобиться, чтобы доказать, что мы его достойны, и еще мы теперь не можем вернуть мой Иммрал. Теперь все надежды возлагаются на жалкую кучку измученных, осажденных танов и на моего брата, чья сила все еще не так сильна, как была моя, когда я ею владела.
– Но должен же быть где-то на планете еще один иммрал, – говорит Иаза, но я наблюдаю за Олли.
Его взгляд устремлен на Софию с напряжением, которого я не могу понять.
– Так, значит, ее можно передавать? Силу? – спрашивает он Софию.
– Да, это можно сделать, – отвечает она. – Но у меня ничего не осталось.
Олли поворачивается к Самсону:
– А то уравнение, что ты нашел… оно ведь определенно означает, что если кто-то передает свою силу другому иммралу, то у получившего сила неизмеримо возрастает?
Самсон медленно кивает:
– Я совершенно уверен, что оно говорит именно об этом.
Олли какое-то время молчит, ни на кого не глядя, что-то взвешивая в уме. Потом снова смотрит на Софию:
– Можешь мне показать, как отдать мою силу Ферн?
Все таращатся на Олли, все ошеломлены. Я же ни на что не способна…
– Что?.. – шепчу я.
Брат поворачивается ко мне:
– Все просто. Я хочу отдать тебе то, что осталось от нашего Иммрала.
У меня отвисает челюсть. Лорд Элленби что-то говорит, и все выходят из комнаты, кроме Софии, а та снова садится в кресло, в отдалении от нас.
Я хочу этого. Нечего и отрицать, я этого хочу. Но сила не моя, она никогда не была моей. Я никогда не была Избранной, как это называет Найамх. Да и Олли, если уж на то пошло. Мы не были избраны судьбой – нас выбрала наша мать в поисках силы, влияния, победы. Олли лучше бы передать Иммрал кому-то еще – лорду Элленби, или Джин, или Рейчел. Любой из них стал бы более скромным и щедрым получателем. Я пугаюсь, мне кажется, что во мне слишком много от нашей матери. Когда-то я гордилась этим, но не теперь.
Олли уводит меня в угол комнаты.
– Ты должен сохранить силу, – говорю я ему. – Ты лучше ею пользуешься, а мне она на самом деле не нужна.
– Ты не должна отказываться, Ферн, – улыбается брат. – Я. Ее. Не. Желаю.
Мне отчаянно хочется ему верить. Хочется верить, что брат не будет испытывать чувство обиды по отношению ко мне, как я к нему все эти последние месяцы.
– Перестань так думать, – говорит он. – Я же вижу твои мысли, помнишь? Я не стану обижаться, обещаю.
– Но почему? Я бы свою силу не отдала, повернись все иначе.
Не важно, как сильно мне этого хочется, я обязана сказать Олли правду: что я не так щедра духом, чтобы поступить, как он.
– Я знаю, – беспечно бросает он. – Но ведь это, по сути, ничего не значит?
Но это значит. Значит для меня. Заметив мои колебания, Олли вздыхает:
– Тебе нужна причина. Их три, Ферн. Первая: я слишком много ошибок совершил из-за этой силы, и, если она у меня останется, я совершу их еще больше. Я причинял боль людям, сам того не желая.
– Но я тоже причиняла боль своей силой! – возражаю я.
– Ну, это все между тобой и твоей совестью, – говорит Олли. – Как только я отдам ее тебе, делай с ней что хочешь. Я лично верю, что ты будешь поступать правильно, пусть даже в прошлом было не всегда так. Мне хватило времени, чтобы понять, каким злом может быть эта сила, и все равно это не помешало мне обращаться с ней неправильно. Вторая причина, – продолжает он, прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду. – Когда все это, так или иначе, кончится, я уйду из танов.
Я невольно разеваю рот. Бросит все? Этих прекрасных друзей, которых мы здесь нашли? Этот мир, где мы на своем месте? Олли криво улыбается, глядя на мое лицо:
– Знаю, ты не понимаешь. Но я не хочу продолжения того, что уже случилось со мной в этом промежуточном мире. Я могу, например, стать инструктором, чтобы поддерживать отношения со всеми, но что до реальных схваток… С меня хватит. – Олли замолкает ненадолго, потом понижает голос: – И третье. Я хочу расквитаться. За все, что я сделал с тобой. Тот костер. Предательства. Издевательства. За то, что я был с тобой настоящим дерьмом. Так можно сравнять счет?
Я киваю, а потом взрыв эмоций заставляет меня обнять Олли за шею. Он крепко прижимает меня к себе, и оба мы пытаемся без слов выразить, что мы значим друг для друга, – мы никогда не произносили этих слов.
– В любом случае, – говорит Олли, отодвигаясь, и его голос хрипит от непролитых слез, – это меньшее, что я мог бы сделать для сестры, которая сочинила письмо от нашей дорогой мамы, пытаясь убедить меня, что я был любим.
Я в очередной раз открываю рот:
– Ты знаешь?! Ну конечно… прочитал мои мысли! Дура же я, что забыла про твое умение!
– Вообще-то, я не заглядывал в твой ум, – смеется Олли. – Но я все понял в тот самый момент, когда ты отдала мне письмо в Итхре. Ты совершенно не умеешь врать, Ферн.
– И ты ничего не сказал? Почему?
Брат пожимает плечами:
– Незачем было. Письмо сделало именно то, чего ты от него хотела. И точно то, что было нужно мне.
– Заставило тебя понять, что мама и тебя тоже любила? – спрашиваю я.
– Нет. Заставило меня понять, что я не нуждался в маминой любви, когда…
Он смущенно умолкает. Конец предложения повисает между нами, теплый и полный смысла.
– Все это очень мило, – говорит София, и ее глаза блестят. – Но я уверена, что за дверями этой комнаты стоит множество людей, желающих знать, что вы решили.
Мы открываем дверь, чтобы впустить лорда Элленби в его собственный кабинет, а за ним входят Самсон, Наташа, Джин и, наконец, Иаза. Что-то мелькает между Иазой и Олли – со стороны моего брата это нечто вроде обещания. Как странно, что Олли думает, будто Иаза предпочтет его лишившимся Иммрала, в то время как Самсон обшарил все континенты в попытках вернуть его мне.
– Мы это сделаем, – усмехается Олли. – Ферн может его получить. У нее всегда было более сильное воображение.
Все начинают аплодировать, восторгаться, но я поверх всего этого смотрю в глаза брату. Это конец всем счетам между нами. Теперь, возможно, у нас есть шанс стать теми близнецами, какими нам всегда следовало быть.
30
Ритуал передачи Иммрала назначен на следующую ночь, и в Итхре я просыпаюсь, обливаясь потом. Возможность вернуть силу потрясла меня куда сильнее, чем я предполагала. Не только получить ее обратно: обрести полную силу. Потому что если эксперименты тех давних рееви не ошибочны, то передача всей силы Олли мне дополнит мою часть. Когда я говорила брату, что не чувствую себя достойной, – правда. А сообщение