им разделяли в последние месяцы. На секунду я испытываю соблазн потянуться к Самсону и успокоить его сомнения капелькой Иммрала.
– Не вернуться ли нам в Тинтагель? – говорит лорд Элленби. – Уверен, Джин хочет провести несколько тестов, как мы договорились, а, Ферн?
– Хорошо, – киваю я.
Ее эксперименты будут психологическими, а мне только и хочется, что проверить возможности своей обновленной силы, их пределы – или отсутствие пределов. Мне хочется показать Лэм, что мы с ней можем делать теперь, когда я сильнее прежнего. Я беру Олли за руку, и мы возвращаемся к порталу.
Самсон и лорд Элленби идут впереди, тихо разговаривая, а я сопротивляюсь искушению дотянуться до них своей силой и подслушать их мысли.
– Подожди, пожалуйста! – на ломаном английском окликает меня София.
Но это скорее приказ, чем просьба, – возможно, трудно отказаться от привычки обладания Иммралом. Она нетвердой походкой идет к нам, и я отстаю, чтобы позволить ей взять меня под руку.
– Иди-иди! – говорит София, жестом поторапливая Наташу.
Наташа с любопытством оглядывается на нас, присоединяясь к Олли и Иазе. Я на мгновение задумываюсь, как София собирается со мной разговаривать, учитывая, что мой испанский в лучшем случае минимален, – но тут она говорит с насмешкой:
– Тебе ведь больше не нужен перевод?
И тогда происходит нечто странное. Волна эмоций вливается в меня сквозь тонкую, как бумага, кожу руки Софии. Это сходно с тем вкусом, что я ощущала, прилагая свой Иммрал к другим людям и предметам, но только теперь он более выражен, более тонок. Я вижу в глазах Софии ряд воспоминаний, лежащих одно на другом, как несшитые листы книги: визит моей матери к Софии много лет назад, таны, друзья Софии в годы ее молодости и разочарование и жажда на их лицах, когда она сказала им, что не хочет пользоваться своим Иммралом. Сквозь все это я различаю единственный, все связывающий вопрос: «Что ты собираешься теперь делать со своей огромной силой?»
До этого момента я думала об Иммрале только как о средстве победить Мидраута. В конце концов, это ведь было главной целью моей жизни в последние два года. Победа всегда казалась настолько невозможной, что ничего, кроме этой идеи, не существовало. Но теперь я в первый раз понимаю, что если мы преуспеем, то наступит будущее без Мидраута. Время, когда мой Иммрал будет не нужен для войны. Что случится со мной, когда у меня уже не будет цели? Что случится с любой огромной силой, когда она уже не будет направлена к некой «идее добра»?
– Почему вы отказались от силы, если могли использовать ее против людей вроде Мидраута? – спрашиваю я Софию.
Я произношу это вслух, но добавляю к словам немного Иммрала и посылаю их через ее руку, чтобы она меня поняла.
Ответ звучит почти мгновенно в потоке воспоминаний и бурных эмоций:
– Власть никогда меня не интересовала. Я хотела жить просто. Спасение мира выглядит веселым делом, но не тогда, когда ты действительно обязана это делать.
– Не согласна, – думаю я, потом добавляю: – Вы когда-нибудь сожалели о том, что отдали Иммрал?
– Нет, – тихо говорит София. – Никогда.
– Вы думаете, я – тот человек, который достоин Иммрала? – спрашиваю я.
– Не могу сказать, – мысленно отвечает София. – Ответ будет меняться от мгновения к мгновению, в зависимости от твоих действий. Если ты хочешь доказать, что достойна, тебе придется обдумывать каждый свой поступок, рассматривать его под разными углами, исследовать, делаешь ли ты это для себя или для других.
София представляет длинную дорогу, что вьется через пустыню, через джунгли, по льду, идет вверх и резко опускается вниз, и я наконец не вижу, где началась мысль. Я понимаю, что она пытается мне сказать: все, что я делаю с этого момента и впредь, необходимо будет оценивать с точки зрения того, кто я теперь, и важностью того, что привело меня сюда. Я должна буду разбираться, держусь ли я твердо главного, или на самом деле цель слегка сдвинулась. И понимание того, что ждет меня впереди, победим ли мы Мидраута или нет, обрушивается на меня.
– Ты испугалась, – говорит София.
Я киваю.
– Хорошо. – Указывая в сторону небольшой группы, что ждет нас у портала, чтобы вернуться в Тинтагель, она посылает мне последнюю мысль: – Прислушивайся к ним. Всегда прислушивайся к ним. Пусть они станут твоими ангелами-проводниками.
И словно вызванное ее советом, нечто материализуется на моем запястье: браслет с луной и звездами, который Самсон подарил мне в Итхре. Не указующий ангел – нет, путеводная звезда.
– Все хорошо? – спрашивает Самсон, когда мы подходим.
– Да, – отвечаю я и оборачиваюсь, чтобы бросить последний взгляд на Стоунхендж.
Я все так же вижу корни, что тянутся из его основания, вроде паутины, раскинутой над Аннуном, – она все в этом мире связывает воедино через нити разделенного воображения. Я позволяю Самсону помочь мне войти в портал и выхожу в центре Тинтагеля, в толпу ожидающих танов. Они лишь бросают взгляд на фиолетовый свет, играющий вокруг моего тела, и разражаются криками и аплодисментами. Я замечаю за спинами Рейчел и Наташу, их глаза сияют. И Чарли здесь, на ее лице играет странная улыбка. Но она, единственная из всех ожидающих, уходит прочь.
На глазах у всех я иду к одной из крошащихся стен. Серое ничто – промежуточный мир, сотворенный Мидраутом, заглядывает сквозь щели в камне и известке. Я оглядываюсь на Софию:
– Вы меня спрашивали, что я буду теперь делать с моей силой… – Я кладу ладонь на камень и чувствую, как ослабевшие инспайры внутри его оживают от моего присутствия. – Я собираюсь делать вот что.
Закрываю глаза, собираю силу и те инспайры, что всегда как будто оставались в моих костях, и посылаю их через кончики пальцев. Они отвечают на мой призыв, бросаются наружу, в камень, заделывая трещины, а потом прыгают вверх, вверх, вверх, чтобы зачинить купол. Я вызываю воспоминания о соборе Святого Павла и почитании, что царит в нем в Итхре, – и из парапетов вырываются ангелы, нагие и мощные, как камень, из которого они вышли. Я бросаю инспайры на землю вокруг, и из нее снова появляются плющ и жимолость, плющ вьется снаружи по стенам замка, и на нем появляются неяркие цветы. Голая ива в центре сада покрывается бутонами и не развернувшимися еще молодыми листьями, нежными, как утреннее солнце.
Истощившись, я наконец открываю глаза и отхожу от стены. Вокруг меня все выглядывают из окон и изумленно и радостно восклицают при виде произошедшей перемены. Моя ладонь покрылась пузырями и покраснела, а когда я присматриваюсь к ней, то вижу, что кожа не обожжена – она отделилась, словно я отдала Аннуну реальную часть своего тела.
София берет мою руку, всматривается в рану.
– Это был не твой Иммрал, дитя, – говорит она, впервые глядя на меня с теплотой в глазах. – Это была твоя душа.
33
Второе, что я пытаюсь сделать с помощью Иммрала, – возвращение фей. Я вспоминаю истории, которые мы в прошлом году рассказывали над распростертым телом Мерлина, вливая всю силу моего Иммрала в инспайры в руках, – но не появляется ничего, кроме едва заметного очертания человеческой фигуры. Воскресить богов не в моих силах.
Потом я пробую найти Экскалибур. Мерлин и Нимуэ говорили мне, он появится, когда я буду готова. Все поняли это так, что этим моментом должно стать оживление моего Иммрала. Они не могут заглянуть мне в сердце. Ведь я до сих пор боюсь, что буду недостаточно сильна, чтобы обладать им, и боюсь в такой попытке снова израсходовать всю мою силу. Втайне я даже рада, что феи это поняли и проявили милосердие ко мне.
София остается в Тинтагеле на несколько недель, чтобы помочь мне управляться с новым Иммралом. Какие-то части силы мне знакомы, но это вроде того, как вести суперавтомобиль, когда прежде ты водила только старый папин «фиат».
– Нет, ты должна действовать мягче, – говорит София, и Наташа переводит.
Мы в душной подземной комнате, где держали змей. Рееви и венеуры изучали их после смерти Эллен, стараясь найти способ использовать тварей к нашей пользе или сделать их безвредными, но пока что их попытки бесплодны. Я стараюсь переделать змей в нечто новое, превратить скрепляющий их Иммрал во что-то такое, что мы могли бы применить. Но, как и выяснил Олли, когда обладал силой, этот Иммрал скручен так плотно и так запутанно, что все мои действия только злят тварей.
Я в отчаянии швыряю свой Иммрал в одну из них. Фиолетовый свет из моих рук разбивается, как тарелка, которую бросили об стену. А змея даже не отшатывается и не пострадала – она поглощает мою силу, как сливки.
– Она что… подросла? – шепчет Наташа.
Змея как будто стала длиннее, ее серая кожа поблескивает пурпуром.
– Ты ее накормила, – говорит София. – Глупая девчонка!
– Ну, сама попробуй! – огрызаюсь я. – Ох, нет, погоди, ты же не можешь, ты отдала Иммрал…
София бросает на меня взгляд, полный глубочайшего разочарования, а потом, прихрамывая, выходит из комнаты. Наташа неловко похлопывает меня по плечу, а змеи в углу комнаты извиваются и шипят на нас. Чего Наташа не знает – не может знать, – так это того, как мне хочется использовать Иммрал для того, чтобы понравиться Софии. Если бы мои друзья поняли, как часто у меня возникает такое желание, они бы больше и близко ко мне не подошли.
Правда в том, что, имея силу всего несколько дней, я уже испытываю больше симпатий к Себастьяну Мидрауту, чем когда-либо прежде. Меня всегда изумляло то, как он отдалился от других людей, как решителен был в том, чтобы навязать им свою волю. Но если Мидраут всегда обладал этой силой, то, пожалуй, он никогда и не заводил настоящей дружбы, как я. У него и шансов-то не было. Мои друзья и коллеги доверяют мне, доверие это возникло постепенно и естественно за прошедшие годы, и это мой якорь. Я не могу их предать. Но это трудно, и с каждым днем становится все труднее.