– Милая? – произнесла ее мать слабым голосом.
Уна была журналисткой. Она умела читать людей – их позы, тон голосов. И потому сразу поняла, что произошло нечто ужасное. Но ведь все дурные вести оставались в Аннуне. Ее жизнь в Итхре была в сравнении с тем чудесной. Что же могла сказать ей мама?
– Милая, это насчет твоего отца…
И остального Уна уже не слышала, не слышала по-настоящему. Она не была из тех, кто во всем полагается на других, но отец всегда был ее опорой. Пусть Уна сбежала из Ирландии, как только смогла, привлеченная Лондоном, но связь между ними никогда не прерывалась. Возможно, повлияло то, что Уна была единственным ребенком, но она стала такой дочерью, которая звонила домой дважды в неделю, а иногда и чаще, пусть даже у нее не было никаких новостей.
А теперь эту нить обрезали, и Уна даже не ощутила, когда это случилось. Она перетирала лук с гвоздикой, смеялась – в тот самый момент, когда за сотни миль за морем у ее отца случился удар. Она не почувствовала разрыва нити, не осознала пустоты.
Как могла она не понять?
Уна плакала, конечно, но больше всего ей хотелось спать. Это не было похоже на обычное горе, и ее друг странно посмотрел на нее, когда она сказала, что устала, но Уне было плевать на то, как это выглядит. Ей хотелось затеряться среди рыцарей, сделать вид, что ничего не случилось. Хотелось спасти кого-нибудь, убить какие-нибудь кошмары. Она не могла придумать ничего лучше, чтобы заглушить горе.
Но это было неправильно. Лайонел и Эллен поняли это, как только она вошла в рыцарский зал. Уна не стала говорить им правду, сославшись на усталость и напряженный день на работе. Но Эллен знала, что тут кроется нечто большее. Она отвела Уну в сторону, когда все пошли к конюшням.
– Тебе не следует здесь находиться, милая.
– Мне больше некуда пойти.
Эллен огляделась. На них никто не обращал внимания.
– Я услышала, как Майси говорила о бродячем портале на Тависток-сквер. – Она многозначительно посмотрела на Уну. – Плохо будет, если кто-нибудь случайно в него проскочит.
Уна улыбнулась в первый раз после получения страшной вести:
– Это похоже на приключение.
– Так и есть.
Уна оглянулась на Лайонела и Клемента. Лайонел смеялся над какими-то словами Клемента.
– А что мы им скажем?
– Ох, что-нибудь! – беспечно отмахнулась Эллен. – Ты же знаешь, я умею выдумывать предлоги для тебя.
Уна обняла подругу и поспешила в конюшню. Вскочив в седло, она погнала арабского скакуна через подъемный мост, прочь от удивленного крика Лайонела. Харкеры, без сомнения, скажут лорду Ричардсу, что она снова устраивает неприятности, – но Уне было все равно. Расправа придет потом. А прямо сейчас ей нужен был воздух.
Тависток-сквер находился совсем недалеко к северу от Тинтагеля, хотя Уне пришлось взять немного в сторону, чтобы избежать столкновения с патрулем гэвейнов. Последнее, чего ей хотелось бы, так это отвечать на вопросы их капитана Себастьяна Мидраута – или чтобы он сунулся к ней в голову и обнаружил ее горе. Уна не была уверена, что он не воспользуется этим к своей выгоде, пусть даже сделает это тайком.
Эллен не сказала подруге, где найти неконтролируемый портал, но Уне и не понадобились указания, когда она очутилась на площади. Это должно быть что-то круглое, так всегда бывало. И вот: урна для мусора, стоявшая рядом с одной из скамей в маленьком садике, пульсировала голубым. Она спрыгнула со спины Аэтона и удостоверилась, что ворота сада закрыты. Можно надеяться, что Аэтон будет просто пастись на траве – здесь ее достаточно, в конце-то концов, – но он был известен склонностью к бродяжничеству. Уна предполагала, что в том-то и причина того, что они так подходили друг другу, – в обоих жил авантюрный дух.
Уне на мгновение захотелось проверить, не пройдет ли он через портал вместе с ней, но нет, это она должна сделать одна. В последнюю минуту она сбросила с себя рыцарскую тунику и запихнула ее под живую изгородь. Этой ночью она не хотела чувствовать себя таном. Уна вообще не хотела быть собой, так что простая блузка, которая была у нее под туникой, так непохожая на то, что она обычно носила в Итхре, казалась подходящей для анонимности.
И все же Уна ощутила холодок неуверенности, подойдя к порталу. Он был бесконтрольный и мог завести ее куда угодно. Даже в космос или в центр каких-нибудь военных действий. Спохватившись, она достала из кустов пояс и нож и надела пояс поверх блузки. Не стоит быть уж совсем не готовой…
Уна всмотрелась в урну. В Итхре она была бы забита яблочными огрызками и пакетами с собачьим дерьмом. Здесь же ее наполнял неяркий голубой свет – туннель, приглашающий ее войти. Она приняла приглашение, забравшись в урну ногами вперед.
Ее поглотил свет, потянул, крутя и переворачивая, а потом выбросил на влажную траву рядом со стремительной рекой. Уна поспешила подняться на ноги, пока ее попа не слишком промокла, и огляделась. Она оказалась в густом лесу, среди шотландских сосен, а воздух был плотным после грозы. Дождь не шел, но лицо Уны все равно покрылось прохладной влагой. С ветвей вокруг доносилось карканье и щебетание, и Уна вполне могла вообразить, что деревья здесь живые.
Здесь было идеально.
Поначалу Уна думала, что она тут одна. Но когда немного освоилась с окружением, то услышала дальше, вниз по реке, посторонний звук. Держа руку на ноже, висящем на поясе, Уна осторожно пошла вдоль берега, всматриваясь сквозь листву.
У воды стоял на коленях какой-то мужчина. У него были длинные волосы, собранные в небрежный узел, подстриженная бородка и руки мастерового. Он наклонился над огромным лососем, и голубой свет вокруг него говорил о том, что все это – сон. Мужчина осторожно вытаскивал крючок изо рта рыбины, и на мгновение Уне подумалось, что он собирается выпотрошить лосося.
Движение на другой стороне реки привлекло ее внимание: огромный коричневый медведь, тоже сон, появился из зарослей. Он заметил человека и осторожно шагнул в реку. Мужчина его увидел, лишь когда тот был уж в нескольких футах от него. Медведь смотрел на рыбу, что билась в сильных руках человека.
Уна тихонько переместилась, чтобы вмешаться, если медведь нападет.
Но мужчина, все так же неторопливо, опустил лосося обратно в воду, и тот взмахнул хвостом, а потом подпрыгнул над водой.
– Идиот, – прошептала Уна.
Теперь медведь займется человеком. Но мужчина лишь прижал руку к груди и поклонился. Медведь ответил поклоном. Уна наблюдала за тем, как мужчина стал царапать собственную грудь, погружая пальцы между ребрами. И вот он медленно вытащил наружу что-то алое и пульсирующее. Кусочек своего собственного сердца. Человек протянул его медведю, а тот взял с бесконечной осторожностью и побрел назад через реку, чтобы съесть дар украдкой.
Уна смотрела на все это с разинутым ртом, а мужчина, который не стал приносить в жертву воображаемую рыбу, но отдал часть самого себя, собрал рыболовные принадлежности и пошел вверх по склону, прочь от реки. Уна последовала за ним. Она просто не могла не пойти, увидев такое. Этот человек поймал ее на крючок куда более крепкий, чем любой рыболовный. На следующее утро, вернувшись в Итхр, она порвала со своим приятелем и впервые за несколько месяцев сделала запись в своей рыцарской книге.
Встретила человека, за которого собираюсь выйти замуж.
43
Я заставила себя пока что загнать в глубину ума то, что я узнала о маме, хотя и ощущала, что оно меня тревожит, как расшатавшийся зуб. Но это слегка отвлекало от открытой раны, все еще кровоточившей от потери лорда Элленби, и моих страхов за безопасность Чарли. В Аннуне таны реагировали двояко: кто-то буквально разваливался, а кто-то с отчаянным упорством брался за дело. Многие на следующую ночь не вернулись в Тинтагель, сбежав от страха. Одна из неявившихся – Чарли. Должно быть, Мидраут нашел ее портал. Я невольно представляю, какую месть может Мидраут обрушить на дочь, восставшую против него, но я сейчас слишком мало могу для нее сделать. И даже понимая, что это чудовищно несправедливо, я злюсь на Чарли из-за того, что она не настолько сильна, чтобы сбежать от него в Итхре или найти способ вернуться в Тинтагель в Аннуне. Лорд Элленби заслуживает большего, пусть даже его и разочаровали бы мои мысли.
Остальные лорды, леди и сеньоры собирают срочное совещание вместе с командирами лоре Тинтагеля. Мы с Олли в эту ночь патрулируем, а Самсон, как капитан рыцарей, идет на собрание. Когда мы возвращаемся, перед кабинетом лорда Элленби собралась группа танов, ожидая объявления, кто будет новым главой. Я к ним не присоединяюсь – я возвращаюсь в рыцарский зал, чтобы там дожидаться новостей. Многие из наших танов желают, чтобы лорда Элленби заменил Самсон, пусть даже он станет самым молодым главой танов за всю историю Аннуна. Я пока не могу понять, что буду чувствовать, если его изберут. Гордость, конечно, но и тревогу – я же видела, что сделала с лордом Элленби тяжесть ответственности за сотни жизней. Но пока что Самсон не Элленби – он-то знал, что может сделать такая ноша с человеком, которого я люблю. Я довольно эгоистично гадаю, хватит ли у меня способностей помочь ему пройти через это. Но я должна буду, если хочу, чтобы мы выжили.
Выжить. Я мрачно улыбаюсь себе под нос. Слово с двойным смыслом. Полное надежды и отчаяния слово, которое может означать жизнь или взаимоотношения, и кто скажет, какое из значений важнее?
Несколько рыцарей вместе со мной ждут вестей, но мы почти не общаемся. Вообще-то, я еще ни с кем не разговаривала, вернувшись в Аннун: мы все замкнулись в своем горе. Когда Найамх шутит насчет того, что лучше бы выбрали кого-нибудь старого, тогда у нее самой появится шанс стать главой Тинтагеля до того, как ей стукнет сорок, Наташа огрызается на нее, называя бесчувственной. Они давно уже стали настолько неразлучны, что этот взрыв ошеломляет.
– Извини, – бормочет Наташа после недолгой паузы. – Я просто не могу… – Она умолкает.