– Шарики, Ферн! – кричит Олли из гущи схватки, одним ударом чакрама сбивая сразу двух сновидцев.
Мраморные шарики. Конечно. У меня осталось два – третий я израсходовала на турнире годы назад, чтобы спастись от огня. Я на бегу роюсь в сумочке на поясе. Потом взлетаю в воздух, над головами сновидцев и рыцарей, прямо над платформой, и бросаю один шарик в центр пламени. Следует сверхъестественный грохот, и я вдруг лечу сквозь дым. Выскакиваю по другую его сторону и приземляюсь, оглядываясь лишь для того, чтобы убедиться: мрамор сработал. Дым слегка рассеивается, достаточно для того, чтобы я увидела: пламя гаснет.
Самсон собирает рыцарей.
– Организовать проход! – кричит он.
Они выстраиваются, защищая платформу от других нападающих, позволяя проникнуть внутрь лишь танам, чтобы вернуться в Итхр. Иаза поднимает Франки на платформу и сам активирует ее портал. Но небольшая группа спешит за мной, когда я несусь к конюшне: это Наташа и несколько венеуров. Конюшня уже горит, и шум, издаваемый впавшими в панику лошадьми, громко ржущими от ужаса, врывается в мое сердце.
– Домино! – кричит Наташа. – Домино!
У меня в руке последний шарик, но я не могу рисковать, позволив ему взорваться не в том месте. Когда мы достаточно близко, я швыряю его изо всех сил, подталкивая Иммралом. Он летит дальше, дальше… Почти на месте…
Один из сновидцев – настоящая гиена, маленькая и жилистая, – подпрыгивает и сбивает шарик. Он падает невдалеке от конюшни, от его взрыва в земле образуется кратер. Мы отшатываемся, ждем, когда перестанет дрожать земля. Пламя над конюшней вздымается выше.
– Вперед! – кричу я, отказываясь сдаваться, и одним огромным, нечеловеческим прыжком лечу на звук лошадиного ржания.
Пламя теперь стало гуще, его питают дерево и страх. Я помню свой собственный страх, когда Дженни подожгла меня. Помню, какой беспомощной себя чувствовала. А потом я вспоминаю кошмары, снившиеся мне после того, и как Андраста прорвалась сквозь огонь, чтобы освободить меня.
Теперь я должна быть Андрастой.
Я вызываю свой Иммрал, как некий щит, и прыгаю навстречу собственному ужасу, Наташа и венеуры – за мной. В конюшне все заполнено дымом и жаром. Деревянные балки, простоявшие тысячи лет, рушатся вокруг нас. Я закрываю рот туникой и мечусь между языками пламени, интуитивно находя путь, открываю каждое стойло. Лэм в самом конце.
– Лэм? – кашляю я. Я не вижу ее, когда нащупываю дверь. – Лэм, девочка, ты здесь?
Я пытаюсь открыть засов, но его заело – от жара он перекосился. Потом я чувствую ее морду на своей руке. Лэм тычется в меня, словно стараясь успокоить, когда должно быть наоборот. Я не позволю погибнуть еще одному любимому существу. Не сегодня. Толчком Иммрала я срываю дверь стойла с петель, вместе с ней падаю на горящий пол.
– Беги! – кричу я Лэм. – Беги!
Но преданное существо жалобно ржет надо мной, ожидая, пока я поднимусь на ноги. Только тогда она присоединится к остальным лошадям, галопом уносящимся от горящего строения. Я спешу за ними, нащупывая дорогу. Наташа уже снаружи, она поглаживает каждую обожженную лошадь, защищает их от нападающих.
Я обнимаю Лэм. И смотрю на руины Тинтагеля.
– Спрячься где-нибудь, – шепчу я.
Лэм снова тычется в меня, не понимая.
– Я найду тебя, – говорю я ей. – А теперь беги, милая.
Наташа то же самое шепчет своему Домино. Лэм и Домино наконец бегут к стенам, бывшим некогда их защитой. Остальные лошади следуют за ними, Балиус и конь Самсона догоняют Лэм. Скакун лорда Элленби в конце, он подталкивает некоторых медлительных лошадей, чтобы те прибавили шагу.
– Прикрой меня, – говорю я Наташе, и она встает спина спиной ко мне, поднимая свое копье, когда я вскидываю руку, сосредоточиваясь на табуне животных, так долго бывших нашими товарищами.
Когда они наконец пускаются легким галопом, я дотягиваюсь до них, мысленно держа каждую, и когда они уже у стены, я бросаю Иммрал в их ноги, придавая им сил, перенося над сновидцами, что ждут по другую сторону. Это все, что я сейчас могу для них сделать.
– Ферн! Наташа! Пора! – проносится над схваткой голос Самсона.
Рыцари все еще обороняют платформу. И Олли там, и Иаза – единственный оставшийся из рееви, – он рядом с Олли, неловко размахивает железной палкой, добытой из развалин Тинтагеля. Мы с Наташей несемся к ним.
– Уходи! – кричит Олли Иазе.
– Нет, пока ты не будешь в безопасности! – отвечает Иаза.
Олли опускает свое оружие, стремительно и жадно прижимается губами к губам Иазы и тут же толкает его на платформу – и в Итхр.
Теперь остались только рыцари. Когда мы с Наташей приближаемся к ним, Самсон кричит:
– Порталы, скорее!
Мы достаем свои порталы – зеркала, кольца, значки, монеты, – и как только мы с Наташей оказываемся рядом, все вспрыгивают на платформу. Сновидцы надвигаются, их факелы пылают. Я открываю свое зеркало, и последнее, что я слышу, – это голос Самсона рядом с моим ухом:
– Я найду тебя.
А последнее, что я вижу, – это объятая пламенем платформа. Тинтагель потерян.
45
Со слезами покончено. У меня осталась лишь ярость на людей, сделавших это. Убивших Майси и других танов, а также пытавшихся убить Лэм и всех лошадей.
Да как они посмели?
Праведный гнев колотится во мне. Как только я оказываюсь в своей спальне в Итхре, я несусь вниз по лестнице и включаю телевизор, убавив звук, не желая разбудить папу, который всего несколько часов назад вернулся с ночной смены. Найти Мидраута нетрудно. Он в эти дни везде. Его лицо сияет на меня с экрана, его слова сливаются друг с другом, пока уже невозможно понять, что он говорит, кроме своего обычного один голос, единая нация, мир и безопасность для всех… Слова, слова, слова.
– Выключи, – тихо говорит Олли.
Его глаза тоже сухи, но в нем нет гнева.
Я неохотно тянусь к пульту, но тут кое-что заставляет меня обратить внимание. Диктор говорит:
– Премьер-министр в следующем месяце намерен обратиться к нации с речью. Хотя мы пока не знаем, что он скажет, его советники обещают, что будут открыты новые планы, нацеленные на единение не только нашей страны, но и всего мира.
Снова включается студия, а Олли, теперь заинтересованный, садится рядом со мной. Представители Мидраута с улыбкой переглядываются.
– Воистину Один голос! – шутит один из них, а мне хочется потянуться сквозь экран и врезать ему в зубы.
– Как ты думаешь, что он задумал? – спрашивает Олли.
– Остара, – отвечаю я. – Вот когда он произнесет свою великую речь. В день, когда стены между Итхром и Аннуном становятся самыми тонкими.
– А сейчас они еще тоньше прежнего, – замечает Олли.
Мы думаем над этим.
– Как тебе кажется, остальные поймут? – спрашивает Олли.
– Даже если так, у нас нет возможности узнать. И если даже портал все еще работает, в Тинтагеле небезопасно. Там теперь толпы этих… А единственный тан в Итхре, которого я знаю, кроме тебя, – Самсон. Ты думаешь, он сумеет передать остальным все подробности?
Олли мрачно кивает. Но я все равно посылаю Самсону сообщение, чтобы лишний раз проверить, что он выбрался благополучно. В моем уме так и эдак вертится новость об Остаре. Речь, так они сказали. Слова, слова, слова.
– Слова! – вскрикиваю я, садясь.
– Ты просто бормочешь что-то наугад, надеясь, что родится какой-то план? – спрашивает Олли.
Я стукаю его.
– Сообщения Айриш и Пенн. Может, нам удастся таким образом сообщить всем?
– Не уверен, что люди будут прямо сейчас заглядывать в поиск, Ферн.
Он прав. Этого недостаточно.
– Тогда нам придется рискнуть.
Хватаю свой телефон и начинаю с бешеной скоростью набирать текст. Олли заглядывает мне через плечо:
– Это что-то вроде поминовения?
– Это страница семьи Рамеша и Сайчи, они ее завели, когда сообщали всем об их похоронах. Может, люди не станут проверять разные буклеты, но, надеюсь, начнут искать друг друга онлайн.
Я показываю брату набранный текст:
Похороны бездомного.
2 апреля, церковь Святого Иуды, час дня.
Наши голоса не заглушить.
Я надеюсь, что достаточному количеству танов рассказала о жизненной ситуации лорда Элленби, так что они смогут расшифровать послание. Это хорошее прикрытие, но все равно дело рискованное.
– Это все, на что мы способны. Сделаем?
– Сделаем.
Я рассылаю сообщение на все сайты памяти, какие только смогла найти, а Олли размещает его на своей старой страничке «Кричи громче».
– А теперь просто отойдем в сторонку, – говорит Олли, и мы оба откладываем телефоны и выключаем телевизор.
Олли включает какую-то музыку и читает, я приношу вниз принадлежности для рисования и устраиваюсь за обеденным столом. Я почти закончила портрет лорда Элленби, но он еще нуждается в нескольких последних штрихах. В середине дня мы решаемся проверить свои телефоны.
Ничего.
Все удалено. Все послания, отправленные нами, исчезли.
– Он их нашел, – уныло говорит Олли. – Вот и все.
Я рискую проверить свой портал, хотя Олли говорит, чтобы я этого не делала. Я должна увидеть, что осталось от Тинтагеля, проверить, есть ли шанс найти снова кого-нибудь из моих друзей. Но как только я поднимаюсь из темных вод, что соединяют миры, то осознаю, какую ошибку совершила. Портал все еще стоит на месте, хотя он обгорел и растрескался, но все остальное разрушено полностью. Тинтагель превратился в груду развалин – ни одной стены, ни одной из его некогда гордых башен. Среди камней и пепла валяются обломки больничных коек и столов харкеров. Деревья вырваны с корнем и валяются там, где прежде был аптекарский огород. Моего рая больше нет.
Но что намного хуже, так это те самые сновидцы, все так же вооруженные, бродящие вокруг, готовые броситься на любого, кто попытается вернуться в замок. Им не нужно много времени, чтобы заметить меня. Они движутся быстро, но я стою на платформе и исчезаю раньше, чем они могут меня схватить.