Папа появляется в дверях, он внимательно слушает.
– Думаете, это сработает? – спрашивает Олли.
– К несчастью, да, – отвечает Иаза. – И тогда конец игре.
– Нет, если вы это используете против него, – вмешивается папа.
– О чем ты?
Папа подходит ко мне и Олли, говорит, глядя на телефон:
– Все, что вы мне рассказывали о его делах, свидетельствует о том, что он считает себя самым могущественным – иммралом, так, да? Ну а теперь такая сила есть и у Ферн, и большая. Что, если ты ее применишь против него?
– Что, с помощью телекамер восстановить Аннун? – спрашиваю я.
– Именно так. У тебя есть Иммрал, такой же, как у него. Если он хочет использовать вещание, чтобы промыть мозги всем нам, то почему тебе его не использовать для того, чтобы вернуть каждому его собственные мысли?
Я представляю это: я, женщина, которая никогда добровольно не разговаривала с незнакомыми, стою перед десятками камер, обращаясь ко всему миру. Возвращаю людям их голоса. Полагаю, это своего рода поэзия.
– Но когда мы в последний раз пытались сделать нечто в этом роде, кончилось тем, что Мидраут отобрал у нас Экскалибур и стал премьер-министром, – напоминает Олли.
– Это я понял, – кивает папа, – но я скажу вам так. Первое: а что нам терять? И второе: он думает, что победил вас. Мидраут думает, вы рассыпались в испуге, что вас осталось недостаточно, чтобы впредь представлять для него какую-то угрозу.
– Он прав, – говорю я.
– Нет. Не прав. Потому что ему придется иметь дело не только с рыцарями или танами. – У папы куда более решительный вид, чем когда-либо прежде. – На вашей стороне сновидцы. Может быть, не все. Может быть, даже не большинство. Но с вами те, кто потерял кого-то, кто потерял родных, или друзей, или свободу, – и все из-за этого человека. И по моему опыту – следуя из того, чему вы меня научили, вы оба, – множество голосов всегда будет намного сильнее одного, каким бы он ни был хитрым.
Мы молчим, каждый обдумывает сказанное.
– Вам бы стать оратором, сэр, – говорит в телефон Иаза.
Папа смущенно посмеивается. Но он зажег во мне огонь. Память о поясе Нимуэ и его силе, которую пояс передал всем нам.
Когда ты будешь готова, он найдет тебя. Здесь, под куполом.
– Ты прав, папа, – говорю я. – И у меня есть план. Но прежде всего я собираюсь найти кое-что необходимое.
Я наконец готова.
49
Разработка плана в следующие дни занимает почти все наше время. А еще добыча пропитания в местных лесах и реке, что протекает в конце нашего сада. Папа не хочет рисковать и снова ехать в город, где его могут засечь камеры видеонаблюдения. Остара всего через несколько дней, и мы рассчитываем на то, что Мидраут сейчас слишком занят и торжествует, чтобы тратить усилия на поиски меня. Никто из нас не возвращался в Тинтагель после той ночи, когда он рухнул, разве что несколько рыцарей, которым хотелось убедиться в том, что его до сих пор охраняют сновидцы Мидраута. Мы спим днем, по очереди, наблюдая друг за другом на случай признаков каких-то затруднений. В какой-то момент Олли кричит во сне, а когда я его бужу, клянется, что на него надвинулась целая толпа, которую подстрекала женщина с торчащими из спины змеями. Брату понадобилось несколько часов, чтобы успокоиться, и мы теперь боимся спать даже днем, понимая, что опасность слишком реальна.
В ночь накануне Остары мы устраиваем последнее собрание, чтобы обсудить наши планы. Мы до сих пор общались зашифрованными посланиями, на случай если люди Мидраута все еще выслеживают нас, но теперешний разговор слишком важен. Для такого случая все мы купили одноразовые телефоны.
– Рейчел, ты все координируешь из Итхра, хорошо? Речь назначена на четыре часа дня, так что к этому времени мы должны быть готовы, – говорю я.
Вмешивается Найамх:
– Боже, я уже дождаться не могу, когда наконец снова вас увижу! Наташа делает хорошую мину, но я просто слишком долго смотрю на одно и то же лицо!
– Я возмущена, – звучит из телефона голос Наташи. – У меня симпатичное личико, и я каждый вечер готовлю тебе кукурузные лепешки!
– Прекратите! – прерываю их я. Не то чтобы мне не нравилось слышать голоса друзей, но мне нужно, чтобы все сосредоточились. – Нам нельзя облажаться, а если мы не будем осторожны, то можем очень многое напутать.
– Ферн права, – кивает Самсон. – Мы должны снова сделать Тинтагель безопасным местом, напасть на самое охраняемое в Соединенном Королевстве здание, возможно, управиться с новыми слуа, захватить Мидраута, а потом использовать его собственную идею против него.
– Вот как раз насчет этой части я и тревожусь больше всего, – говорю я. – Будет драка – возможно, нешуточная, – где бы ни находился Мидраут. Будет суматоха. Но мы не должны повредить телекамеры. Они мне необходимы, если мы собираемся повернуть вспять то, что он натворил. Он хочет использовать телекамеры, чтобы распространить свой Иммрал, но у нас ведь не будет времени их починить в Итхре. Мы должны оберегать камеры.
– Мы знаем, Ферн. Честно, ты могла бы и доверять нам, – говорит Бандиле.
– Я вам доверяю. Но в это вложено все. Выживание Аннуна зависит от нас.
– Все в порядке, мы же всегда можем вернуться к Граалю, – шутит Олли.
– Прекрати, – качает головой Джин. – Грааль – не вариант, ясно? Выбрось его из головы.
Джин всегда раздражительна, но не настолько же!
– Джин? Ты в порядке? – спрашиваю я.
– Да-да. Я в порядке. Извините. Я просто взволнована. Увидимся завтра.
Она обрывает связь, а все остальные нервно посмеиваются, комментируя. Но наконец мы снова умолкаем.
– Ладно, – говорит Самсон. – Последние приготовления. Теперь тем, кому придется долго ехать, лучше отправиться в путь.
– Увидимся, – киваю я, ощущая, как нервозность еще долго витает по всей стране после того, как все отключили телефоны.
Ранним утром следующего дня мы прощаемся с домом и отправляемся в долгий путь обратно в Лондон. Не всем необходимо быть в столице, но для того, чтобы папа играл свою роль, мы должны быть там. Я опускаю оконное стекло и ловлю холодный утренний воздух, а Олли дремлет на заднем сиденье. Папа большую часть поездки молчит, а я позволяю пейзажам Озерного края, невероятно прекрасного даже в Итхре, впитываться в мою душу. После каждого поворота дороги перед нами открывается новый вид: широкие долины, спадающие к озерам, которые затянуты туманом. Когда мы добираемся до автострады, я убеждаюсь, что Олли все еще спит, и смотрю на папу.
– Я постараюсь, чтобы он вернулся в целости и сохранности, – говорю я.
– Что? – Папа выходит из задумчивости.
– Олли. С ним все будет в порядке.
Папа со страдальческим видом смотрит на меня:
– Постарайся сама вернуться в целости и сохранности, Ферн. Оба вы.
Внезапно он поворачивает на придорожную площадку для стоянки автомобилей и молча плачет, не снимая рук с руля.
– Это я все испортил? Ваша мама рассердилась бы на меня. Я все делал неправильно.
Меня мучает стыд. Это я вызвала у папы такие чувства, просто я хотела, чтобы он понял: я всегда знала, что Олли был его любимчиком. Потом папа одной рукой привлекает меня к себе и крепко обнимает.
– Я люблю тебя, Ферн. И всегда любил. Вы с Олли – единственные, кто заставлял меня жить. Мне не вынести потери одного из вас. Пожалуйста, вернись. Обещай мне, что ты вернешься.
Я цепляюсь за него и тоже плачу. Мы сидим так, и мне в ребра впивается рычаг, но наконец просыпается Олли. Потом папа уходит к машине, что-то проверяет, а мы с Олли сидим на краю площадки и едим сэндвичи.
– Я уже давно кое о чем думаю, – говорю я брату.
– И о чем?
– Ты не слишком разозлился на меня за то, что я несколько месяцев назад воздействовала на Чарли Иммралом. И ты отдалился от Иазы сразу, как только узнал о том, как мама заставила папу влюбиться в нее.
Олли перестает жевать.
– Ты ведь проделал с Иазой то же самое? Ты его заставил в тебя влюбиться?
Олли смотрит на дорогу неподвижным взглядом:
– Ты меня ненавидишь?
– Эй! – Я легонько толкаю его локтем. – Не надо! Ты ведь все рассказал Иазе в день похорон Элленби?
Олли кивает:
– Он никогда меня не простит.
– Но зачем ты это сделал? Ты же и так нравился Иазе.
– Но не так, как он нравился мне, – отвечает Олли. – Я просто хотел сравнять счет.
– Ты идиот, – мягко говорю я.
– Знаю.
Папа подходит к нам:
– Готовы ехать дальше? Думаю, бензина у нас хватит.
Мы подъезжаем как можно ближе к центральной части Лондона и останавливаемся на узкой боковой улочке. Я в последний раз натягиваю на голову капюшон, и мы с Олли на прощанье обнимаем папу.
– Берегите себя, – шепчет он каждому из нас. – Скоро увидимся.
Мы с Олли идем к собору Святого Павла, все так же гордо возвышающемуся в Итхре, хотя в Аннуне от него осталась лишь груда камней. В соборе почти пусто, что необычно для воскресенья, но, без сомнения, все сидят по домам, прилипнув к телевизорам и телефонам, любопытствуя, что именно желает сообщить им Мидраут. Лишь несколько отщепенцев сидят на передних скамьях или бродят тут и там. Я замечаю знакомые лица: Рейчел на галерее, мнет в руках свою сумку. Бандиле тихо сидит на скамье в глубине. Самсон наклонился через перила галереи, пристально смотрит на меня. Я посылаю ему нежнейший воздушный поцелуй, потом сосредоточиваюсь на деле. На галереях появляется немало людей: сестра Эмори, Кристэл Мур, брат и дядя Брендона, Киеран и еще несколько человек из «Кричи громче». Может, они и не могут встретиться с нами в Аннуне, может, они даже не понимают, что происходит, но они с нами, и они могут защитить несколько спящих тел от тех, кто захотел бы напасть.
Часы бьют два. Пора.
По всей стране люди зажигают фейерверки, колотят по кастрюлям и сковородкам, включают автомобильные гудки – это настоящий шквал шума, подающий сигнал к началу революции и будящий всех, кто, возможно, еще спит. Я слышу его изнутри собора, за ним доносится вой полицейских сирен, когда те не