сутся исполнять волю Мидраута. Будет безусловно слишком громко, ему вряд ли понравится. Но это и сигнал для нас с Олли. Мы одновременно достаем свои порталы и открываем их, позволяя свету Аннуна поглотить нас прямо посреди собора Святого Павла, под огромным куполом.
Я всплываю на платформе Тинтагеля. Вокруг, к счастью, пусто – шум, начатый сотнями танов и их союзников, сработал. Олли появляется рядом со мной. Скорее всего, люди снова начнут засыпать, особенно те, кто назначен в ночную смену, так что нам следует поспешить.
Я спрыгиваю с платформы и бегу к груде камней, некогда бывших Тинтагелем. Выбрасываю вперед руки, ощущая приветственное притяжение Иммралов и используя его, чтобы разбросать в стороны камни и проложить тропу между ними к центральному кругу. Разноцветный мрамор местами потрескался, но все равно он прекрасен, когда я избавляю его от обломков. Я погружаю в него руки, чувствуя мерцание Иммралов в глубине, древнюю силу, что помогла все это создать, и говорю:
– Теперь я готова.
Сначала не происходит ничего, только в пальцах пробегают мурашки. Потом пол натягивается, словно где-то под ним просыпается некое огромное существо. Давление в моей голове нарастает и нарастает, а потом лопается. Когда я открываю глаза, в центре круга что-то торчит. Рукоять, многоцветная, знакомый предмет, полный желания и страшных воспоминаний.
Когда я в прошлый раз извлекала Экскалибур из его укрытия, я отдала силу Мидрауту и лишилась собственного Иммрала. И стала причиной смерти Андрасты. Но тогда ведь я получала предостережение: все мое тело приказывало бежать от искушения, сообщая, что мне оно не по силам. Но не в этот раз. Теперь мое тело твердит мне, что я вправе.
– Ты можешь, Ферн, – говорит Олли.
– Знаю, – отвечаю я.
Я берусь за рукоять меча и сжимаю, впитывая силу, которую ощущаю в нем, ожидая, когда она высвободится. Я оглядываюсь на Олли.
– Дай мне руку, – прошу я.
– Что? Нет, он меня покалечит!
– Не станет, – говорю я. – Я не позволю.
Я берусь за одну сторону эфеса, Олли – за другую, и мы вместе, как тому и должно быть, вытягиваем меч из камня, точно нож из меда.
50
Пока сила Экскалибура течет по моим рукам, я борюсь с ней, стараясь подчинить. Иммрал Артура сопротивляется, отчаянно стараясь направить меч на темные цели. Но на этот раз вместо того, чтобы истощить собственную силу, я могу использовать энергию меча в своих интересах. Точно так же, как с Круглыми столами в прошлом году, я укрощаю ее, пока она не склоняется перед моей волей. Никогда до этого момента я не чувствовала полной силы завершенного Иммрала. Я словно впервые соразмерила свой Иммрал с Иммралом Артура и обнаружила, что могу склонить баланс в свою пользу. Это опьяняет.
Я укрощаю Экскалибур, посылая приказ в глубину его металла. Сила меча пульсирует во мне, создавая приливные волны Иммрала, которые трещат, как молнии по булыжнику. Держа рукоять обеими руками, я представляю возрожденный Тинтагель, его мощные стены не допускают вражеского вторжения. Я представляю конюшни и Круглый стол, они снова целы. Меч повинуется, но это требует платы. Инспайры внутри меня сплетаются вокруг Иммрала – это некий стержень воображения и силы. Я посылаю в меч свои воспоминания, насыщая его пищей, доселе ему неведомой. Этот меч был создан для разрушения, как любое оружие. Поначалу он сопротивляется моим приказам, он кажется ржавым и неповоротливым. Но когда я пробуждаю силу фей, дремлющую глубоко в металле, меч начинает согреваться и откликаться. Я напитываю его отвагой Пака, вкладываю в него терпение Нимуэ…
– Смотри! – выдыхает стоящий рядом Олли, глядя на лезвие меча. – Как он прекрасен!
Я ощущаю каждую частицу меча так, словно это частицы моего собственного тела. Краски внутри металла живые, подвижные.
– Построй это! – приказываю я, и мощный луч света бьет из меча.
Энергия нарастает вокруг нас, как шторм, кружит, создает камни там, где оставалась лишь пыль, заново сажает упавшие деревья, и вот наконец Тинтагель стоит, как стоял, и над нами с Олли высится огромный великолепный купол возрожденного замка. Стены, окружающие его, вновь неприступны. Никто, желающий причинить нам вред, не может сюда войти, пока я владею Экскалибуром, никто, даже Мидраут. Но всю мою кожу покалывает. Местами она шелушится, словно цена за возрождение – мое собственное тело. Мне вспоминаются слова Ашера: «Это будет дорого стоить».
На платформе перед замком я слышу потрескивание – прибывают другие таны, поначалу осторожно, но потом треск становится непрерывным, словно кто-то жарит на сковородке попкорн. Открываются двери, и входят все: Джин и Иаза, Рейчел, Найамх, Неризан и Наташа, Самсон и Бандиле…
– Ты это сделала! – кричат они, занимая свои места.
Джин подходит ко мне, ее улыбка сдержаннее, чем у других. Она сразу замечает шелушащуюся кожу и нежно, грустно проводит по ней рукой.
– Джин?
И когда она встречается со мной взглядом, я вижу в них правду. Вижу причину того, почему вчера она была так немногословна, причину того, что она так осторожно наблюдала за мной, отдавая эфес меча Ланселота. Она уже тогда все знала.
– Мы используем телекамеры, – говорит она. – Это все, что мы должны сделать.
Я киваю, собираясь с силами. Моя задача еще не выполнена. Я пробираюсь вглубь Экскалибура. Я ощущаю благоухание фей, создавших его. Цветочный аромат Нимуэ и железистый вкус Мерлина. И дальше, запрятанная так глубоко в меч, что едва ощущается, базовая нота – сладость Андастры.
– Верни их. Всех, – говорю я мечу и направляю его прямо вперед, на портал, где Тинтагель встречается со всем Аннуном. От щелчка моего ума, такого простого, такого безболезненного, портал активируется. Ослепительный свет вырывается из вершины купола, он намного ярче, чем тот, что горит в дни турниров.
За светом что-то возникает. Появляются смутные фигуры, тут же приобретая более конкретные формы. Потом свет бледнеет – и они приходят.
Сначала это животные, некоторые из них – домашние, другие – мифологические существа, которые никогда бы не смогли попасть в Итхр. Я извлекла их из воспоминаний каждого из спящих, из воспоминаний, которые протекали по моим венам.
За ними сквозь свет проходят более крупные существа. Их создать труднее. Здесь воображаемые друзья и товарищи по играм, и боги и богини прошлого. Мерлин, Нимуэ, Пак. Хотя я сосредоточиваю на этом этапе всю свою силу, я все же всматриваюсь в них. Но знаю, что она здесь. Я знаю, что мне удалось. Вон там… Растрепанные, как птичье гнездо, волосы, плохо сидящие доспехи.
Андраста быстро идет ко мне, ее лицо, как всегда, в шрамах. Я могла бы загладить эти шрамы, наверное, но зачем бы мне это делать? Это ее естественная часть, она ими гордится, как я горжусь своими. Это одна из тех многих нитей, что связывают нас.
– Почти готова, – тихо говорит она, и я киваю, бросая всю свою энергию на самую трудную часть задачи.
Новые тени появляются за светом. Их так много, они извлечены из моих воспоминаний, из моего сердца, из умов и сердец танов вокруг меня, из умов тех сновидцев, которые снова бродят за пределами замка. И когда тени наконец созрели, я приказываю им проявиться.
Первыми сквозь свет проходят двое, рука об руку. Когда видишь их рядом, сходство поражает. Рамеш и Сайчи, счастливее, чем когда-либо в Аннуне или Итхре. Приукрашенная версия, но я об этом не сожалею.
Потом выходит Феба, а за ней Райф и Эмори, оба немножко туманные, потому что я видела их уже давно. Брендон идет за ними, радостный, хотя мне не удалось полностью стереть след на его горле. Некоторые воспоминания не прогнать. С ним идут Вьен, Майлос и Линнея, Майси и Бен, а дальше – лорд Элленби.
Но их больше. Намного больше, это и наши рыцари, и рыцари из других лоре. И еще те, кто прежде был сновидцем, они возникли из воспоминаний других людей. Потому что я теперь ловлю и чужие воспоминания, это нечто вроде лавины образов и эмоций. Имена из той тетради в Эппинг-Форест спрыгивают со страниц и тоже обретают форму. Возникает Константин Хэйл и все те, кого убили прислужники Мидраута.
И наконец, когда Тинтагель уже заполнен призраками, я создаю еще одно воспоминание. Я рисую маму как можно лучше – по фотографиям и по мелькавшим у меня в памяти картинам. Но я невольно добавляю собственные штрихи – грациозность губам, из-за чего она выглядит всегда готовой улыбнуться, тепло, хотя совсем не уверена, что оно присутствовало в реальной жизни… Но это мой подарок самой себе. Я позволила себе создать ту мать, какую всегда хотела иметь.
Я слышу, как судорожно вздыхает Олли, когда Уна приближается. Она кланяется Андрасте, потом кладет ладони на щеки мне и Олли.
– Вы это сделали, вы вместе, – говорит она, и ее голос так же целителен, как на тех обрывках записей, что у нас есть.
Уна открывает нам объятия, но ни я, ни Олли не можем их принять. Я так много времени провела, воображая этот момент… Так долго желала, чтобы она мной гордилась, хотела идти по ее следам… Но пришла наконец к пониманию моей матери, и теперь, когда она здесь, я не могу просто отмахнуться от всех своих открытий. То, что она сделала, слишком важно. Она частично расплатилась за это своей жизнью, но и других заставила заплатить. Она заставила заплатить моих отца и брата, а это нечто такое, за что ей никогда не рассчитаться.
Андраста пристально наблюдает за мной. Сильная боль, огромная тяжесть в моем сердце – они удерживают меня в стороне от других. Я должна задать ей вопрос.
– Если это не сработает, – говорю я ей, – как ты думаешь… Я…
В глазах Андрасты – только сострадание.
– Только если ты захочешь.
Я киваю, тяжесть проникает глубже.
– Полагаю, тогда нам лучше победить.
Подходит Рейчел:
– Ферн, мы готовы. Мы активировали Круглый стол. Ждем только тебя.
– Еще кое-что, – говорю я.
Я закрываю глаза и посылаю призыв через Аннун. Я их чувствую, на далекой равнине, но они слышат меня. Они слышат меня, и они несутся со скоростью, дарованной им самим Экскалибуром. Ворота Тинтагеля хлопают – и с десяток лошадей врываются в них, скользя на булыжнике. И во главе всех – моя Лэм, ее уши поворачиваются во все стороны, когда она резко останавливается передо мной.