– Линетт!
Она прижала ладонь ко рту. Конечно же, оно видело, где она вошла. Но дом просто огромный, наверняка она сможет найти Линетт, и им удастся убежать или спрятаться…
В доме эхом отдавалась громкая навязчивая музыка. Вряд ли кто-то ее услышит. Переждав несколько ударов сердца, она пошла дальше.
Миновала несколько комнат, которые они осматривали считаные дни назад. Подставки для благовоний остыли, в них ничего не горело. Пираньи лихорадочно метались в аквариуме, неоновые скульптуры шипели, будто в них что-то тлело. В одной из комнат в рамках висели дюжины номеров журнала «Интервью», откуда на нее глядели лица с пустыми глазами. Теперь она их узнавала, даже, наверное, смогла бы назвать имена, будь тут Аврора, чтобы подсказать.
Фэйри Паган, Диантус Куин, Марки френч…
Ее ноги шуршали по толстому ковру, как шепот, она будто слышала их дыхание позади. «Мертв, мертва, мертв…»
Хэйли оказалась на кухне. На стене громко тикали часы в виде кота. Стоял запах пережженного кофе. Не задумываясь, прошла по кухне и выключила автоматическую кофеварку – стеклянная колба уже почернела и высохла. На столе лежала начатая буханка хлеба, стояла полупустая бутылка вина. Хэйли сглотнула, чтобы избавиться от дурного привкуса во рту. Схватила бутылку и отпила хороший глоток. Теплое и кислое. Кашляя, отыскала лестницу наверх.
Лай вернулся в спальню, пританцовывая и напевая. Кружилась голова, как бывало, когда он долго не принимал лекарства. У двери он остановился и ткнул несколько кнопок на стереосистеме, скривившись, когда музыка оглушительно завыла, и быстро убавил громкость. Теперь уж она не могла не проснуться. Откинув волосы назад, он сделал еще пару танцующих шагов, его охватил чистый восторг.
«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей».
Он крутанулся так, что отвороты широких брюк веером разошлись от лодыжек.
– Давай, дорогая, восстань и сияй, пора кинкажу кушать мед с молоком… – пропел он. И замер.
Кровать была пуста. Сигарета на столе – она быстро привыкла выпрашивать у него сигареты – тлела в небольшой бронзовой пепельнице, на ее конце было уже на палец пепла.
– Линетт?
Он резко развернулся и пошел к двери. Выглянул в коридор. Он бы увидел, если бы Линетт вышла, но куда она вообще могла пойти? Быстро дошел до ванной и толкнул дверь, окликая ее по имени. Надо было бы спросить ее разрешения прежде, чем войти. Но внутри никого не было.
– Линетт!
Он поспешил обратно в спальню, на этот раз широко распахнув дверь. Никого. Комната слишком маленькая, чтобы спрятаться. Даже шкафа нет. Войдя внутрь, он пнул ногой пустые сигаретные пачки, одна из сандалий Линетт, маленькая серебряная сережка.
– Линетт! Ладно тебе, спускайся вниз, пойдем…
Он остановился у дальней стены, глядя на висящее там огромное полотно. Из колонок позади орала музыка, его собственный голос, будто эхо его криков.
«Родимый, Лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он, мне душно, мне тяжко дышать».
Лесного царя не было. Картина висела на привычном месте в массивной позолоченной раме. Но зловещей фигуры на переднем плане и крохотного силуэта всадника на заднем не стало. Желтые огни в темном силуэте дома вдали погасли. А на том месте, где был силуэт в капюшоне с вытянувшимися, как когти, пальцами, холст почернел и обуглился. Там прилип бражник, его мохнатые усики были сломаны, а крылья едва дрожали, превращаясь в крошки слюды и пыли.
– Линетт…
Из коридора раздался глухой удар, будто что-то упало на лестнице. Лай выскочил из комнаты, следом за ним неслась сказочная музыка. Он остановился в коридоре, тяжело дыша. Насекомые двигались в воздухе медленно, касаясь его лица холодными крылышками. Все так же играла музыка, но ему показалось, что к его голосу присоединился другой, распевая слова, которых он не мог разобрать. Прислушавшись, Лай понял – этот голос исходит не из колонок позади, а из другого места. Впереди, в коридоре, он увидел темный силуэт у одного из окон, выходящих на газон.
– Линетт, – прошептал он.
Он пошел вперед, не обращая внимания на крохотных существ, корчащихся под его босыми ступнями. Почему-то он все еще не мог разглядеть, что за силуэт поджидает его в конце коридора. Чем ближе он подходил, тем более бестелесным казался незнакомец, тем сложнее было разглядеть его сквозь множество крылатых созданий, окружавших его лицо. Нога вдруг коснулась чего-то весомого и мягкого. Ошеломленный, Лай тряхнул головой и поглядел вниз. Наклонился, чтобы разглядеть получше. Это оказался кинкажу. Свернувшийся в идеальное кольцо и подтянувший лапки к мордочке, будто защищаясь. Попытавшись его погладить, Лай ощутил твердое тело под мягким мехом. Зверек уже окоченел.
– Линетт, – снова сказал он, но имя замерло у него на губах. Лай встал, шатаясь.
Теперь он совершенно отчетливо видел это в конце коридора. Огромная голова раскачивалась взад-вперед, монотонно распевая непонятные слова. Внизу, в ореоле бледно-синей одежды, лежала худенькая фигурка, от которой исходили тихие стоны.
– Оставь ее, – сдавленно сказал Лай, но знал, что оно не услышит. Попытался развернуться и убежать обратно в спальню. Споткнулся, с криком отшвырнул в сторону кинкажу. Тихие стоны позади прекратились, но гортанный голос все звучал. Лай снова спотыкнулся и совершил ошибку, поглядев назад.
На лестнице оказалось темнее, чем в прошлый раз. На полпути Хэйли едва не упала, наступив на стакан. Он разлетелся у нее под ногой, и девушка почувствовала слабый укол от осколка на лодыжке. Откинув его в сторону, она пошла дальше, более осторожно, затаив дыхание и пытаясь услышать что-нибудь помимо музыки. Должна же, наконец, где-то быть его бабушка? На очередном повороте лестницы она остановилась, чтобы стереть кровь с лодыжки, и пошла дальше, скользя ладонью по обитой панелями стене.
И нашла бабушку. На повороте лестницы, куда попадал свет из коридора. На ступенях что-то было рассыпано, а лицо бабушки покрывал белый узор. Что-то хрустнуло под ногой Хэйли. Она нащупала округлый край очков и зазубренный конец перекладины там, где они сломались.
– Бабушка, – прошептала девушка.
Хэйли никогда не видела мертвых, кроме фотографий. Одна рука закинута вверх и назад – будто прилипла к стене, когда женщина падала Задранная выше колен юбка, ниже которой Хэйли разглядела лужицу крови на краю ступени, будто темный след ноги. Глаза закрыты, но рот приоткрыт так, что видна вставная челюсть, повисшая над нижней губой. В тесноте лестничной шахты стоял тяжелый тошнотворный запах, похожий на запах увядших гвоздик. Хэйли стало дурно, она оперлась о стену, закрыв глаза, и тихо застонала.
Нельзя так и стоять здесь. И уйти нельзя. Линетт где-то здесь, наверху. Даже если там ее и поджидает эта ужасная фигура. Безумие. В ее сознании промелькнула череда фильмов с похожими сюжетами. Глупый ребенок полез на темную лестницу или в подвал, где его поджидает убийца. «Нет!» – вопят зрители, но она не сворачивает.
Тяжелее всего оказалось перешагнуть через труп так, чтобы его не коснуться. Хэйли пришлось перешагнуть через три ступени, едва не упав, но она устояла. А потом бежала, пока не добралась до верхнего этажа.
Перед ней был коридор. Его освещал какой-то блуждающий свет, будто отблески от зеркального шара, но потом она поняла, что это мириады мошек кружатся вокруг ламп на потолке. Шаг вперед; сердце колотилось так сильно, что она подумала, не упадет ли в обморок. Дверь в спальню Лая Вагала. Все окна открыты, между ними – картины.
Она шла на цыпочках, носки кроссовок утопали в толстом ковре. Хэйли остановилась у открытой двери, не дыша.
Заглянула внутрь, но там никого не оказалось. В пепельнице у кровати дымилась сигарета. Стереосистема у двери помигивала крохотными красными и зелеными огоньками. Музыка все звенела, будто каллиопа или стеклянная гармоника. Она пошла дальше по коридору. Миновала первое окно, затем картину. Еще одно окно, еще одна картина. Хэйли не поняла, почему решила остановиться и поглядеть на эту картину, но, когда посмотрела, ощутила, что у нее леденеют руки, не смотря на духоту и жару.
Картина была пуста. На небольшой латунной табличке было написано «Снежная королева», однако на акварели не осталось ничего, только бледно-голубой лед и серп луны, будто слеза на плотной бумаге. Спотыкаясь, она обернулась и поглядела на картину позади. «Красавица и Чудовище», – было написано внизу, по-французски. Старая фотография – кадр из фильма, но на месте двух силуэтов под вычурной люстрой остались лишь белесые пятна, как в испорченном негативе.
Она подошла К следующей картине, потом к другой. Все то же самое. Пейзажи пусты, будто в ожидании, что художник аккуратно впишет туда персонажей, на Хрустальной горе, в хрустальном гробу, в серебряных башмачках, семимильных сапогах. Хэйли переходила от одной картины к другой, не останавливаясь, мелькали пустые рамки.
И подошла к концу коридора. Справа было окно, то самое, в котором она увидела ужасный силуэт. Под ним на полу что-то сидело, будто огромное животное или упавшая балка. Тень, наклонившая голову и плечи, будто что-то ела. Хэйли услышала это – звук, будто котенок лакает из миски, но такой громкий, что он заглушал звуки музыки Лая Вагала.
Она остановилась, коснувшись рукой подоконника. Создание в паре метров от нее хрюкнуло и зашипело. Хэйли увидела то, что лежало на полу под ним. Поначалу ей показалось, что это кинкажу. Она сделала шаг назад, готовая развернуться и убежать, но огромное создание медленно подняло голову и поглядело на нее.
То сальное лицо, которое она разглядела в окне, рот открыт. И она увидела его зубы, тусклые и острые, как у собаки. Мокрое пятно на подбородке. Казалось, у него не было глаз, вместо них зияли огромные рваные дыры, над которыми тянулась непрерывная черная полоса густых черных бровей, широких, как перья. У нее на глазах существо зашевелило руками, огромными и неуклюжими, будто пучки гнилых фруктов. А позади существа виднелось бледное лицо и темные волосы, колеблющиеся над разорванным горлом, будто шарф.