Теперь она стояла к нему вполоборота, но он все равно не мог ее как следует рассмотреть. Но тембр голоса, фигура, каштановые волосы, наконец…
– Маша?! – Возглас вырвался сам собой.
Девушка с улыбкой обернулась. «Нет, не она, – разочарованно подумал Олег. – Да и откуда ей здесь взяться?»
Она подошла к нему вплотную, нагнулась и поцеловала мягкими шелковистыми губами в лоб, одновременно прошептав на ухо:
– Очищение от шелухи. Если не сгниешь и не сломаешься, то станешь только сильнее и тверже, – провела ладонью по его волосам, – а еще светлее и прозрачнее.
Девушка развернулась и сделала несколько шагов в сторону двери.
– Подождите…
– Да? – с готовностью развернулась она.
Олег замялся, не зная, как обратиться, но, увидев ее ободряющую улыбку, собрал силы и сказал:
– Доктор, вы могли бы позвонить моим близким и сообщить, что я жив?
Без колебаний девушка достала блокнот из нагрудного кармана:
– Диктуй номер.
Когда дверь за ней закрылась, накатила волна слабости. Олег вновь уснул. Через пару часов, уже окончательно проснувшись, он сперва подумал, что все это было каким-то сном. Но глянул на стол и увидел пластиковую баночку аспирина. «Значит, все же не видение», – подумал он с изумлением и робкой радостью. Рядом с лекарствами лежала раскрытая на середине тетрадь. Одна из сказок, что он писал для Маши!
Когда раздавали завтрак, Олег спросил продольного – дружелюбного деревенского парня по имени Тарас:
– Старшой, а что за девушка тут была ранним утром?
– Яка дівчина? – На простодушном лице Тараса отразилось крайнее удивление. – Москалик, ти що, з глузду з’їхав? Тільки я тут, іншого немає никого. Субота!
Прошло несколько дней. Ощущение неволи бесследно пропало, растворилось. Олег перестал ее замечать, а его глаза вновь загорелись. Куда-то ушла былая вялость, не дававшая сутками встать с кровати, душившая сонливой апатией, которая почти что полностью поглотила его. Вынырнул. Ожил. Обрел надежду. Он чувствовал силу, она наполняла его до краев, давая ощущения победителя на кончиках клыков. Враг перестал внушать ему ужас. По крайней мере, ему так казалось. Олег сидел за столом и торопливо писал, стараясь выместить на бумагу как можно полнее и детальнее роившиеся в голове образы, идеи, истории. Временами ему мерещилось, что его рукой водит кто-то другой. Слова сами рождались на кончике карандаша, он лишь держал его. Перечитывая написанное, Олег улыбнулся всплывшей мысли: «А вдруг эти тексты уже давным-давно написаны и сокрыты в потайном месте, где ждут своего часа? А я лишь выясняю, восстанавливаю их…»
От размышлений его отвлек лязг отодвигаемого засова и щелканье шестерней в замке. Сердце екнуло от неожиданности.
– Колорад, собирайся!
Услышав этот голос, Олег вздрогнул. В дверях стоял тот самый тщедушный, малоприятный тип – особист из «Айдара». За его спиной маячило еще несколько крепышей в масках. Ладони моментально вспотели, горло пересохло. Холодный, почти забывшийся, липкий страх вновь ожил внутри. «Только не обратно, только не снова в подвал!» Страх учуял эту слабинку и стал поедать ее, напитываться ею, разрастаясь все шире.
– Куда? – Собственный голос Олег узнал с трудом, какое-то глухое кряхтение вырвалось из его горла.
– На расстрел. – Особист ехидно усмехнулся, обнажив подгнивающие, давно не чищенные зубы, и, помедлив пару секунд, продолжил: – Ладно, расслабься, чего побледнел? Поедешь в Кацапстан, к своей юрте, верблюдов доить и кумыс пить. Обменивают тебя. – Слова он цедил с нескрываемым презрением, а тонкие, неприятные черты лица искажались откровенной ненавистью. – В последний момент тебя в списки на обмен внесли. Твое счастье. Что, дотянулся-таки до своих? Ну мы еще выясним, кто тут такой благодетель…
Олег прикрыл глаза. Глубоко вздохнул. Слова особиста долетали до него как будто бы откуда-то издалека. «Домой! Домой!» Он боялся поверить. Хотел, но боялся.
– …А у меня брат под Дебальцевом ногу на мине вашей потерял, – продолжал нудить особист, – а ты домой с ручками-ножками на месте вернешься… Ну ничего… Зато вот тут, – он ткнул пальцем с грязным, в заусенцах ногтем в грудь Олегу, – ты знаешь, что мы тебя нагнули и сломали. Жаль, до конца втоптать не дали… Но ты это знаешь. И мы это знаем. Вот и живи с этим как сможешь. Я бы на твоем месте не смог. Все, собирайся!
Олег быстро побросал вещи, которых и было-то совсем немного, в наволочку. Почти исписанный блокнот, который дал Барвинский, хотел положить аккуратно сверху, но его ловко выхватил из рук особист.
– А вот это останется здесь.
– Но… – попробовал возразить Олег.
– Жалко, да? – нехорошо ухмыльнулся тщедушный. – А это цена за билет домой. Восстанавливай по памяти. Если бы принял наше предложение, уже бы по Киеву гулял – каштаны кушал да на книгу свою в книгарнях любовался. А так… – Особист язвительно скривил губы и махнул рукой. – Твой друг Барвинский просил тебе передать, что там у вас тебе ходу не дадут. Для своих ты потенциально завербованный. Такой агент влияния с промытыми мозгами. Так что не только книгу, но и блог вести не сможешь. А вот мы подумаем, может, еще что и опубликуем из твоего за подписью «Признания и откровения. Дневник российского террориста» – как тебе такое название, а? А вот это, – он потряс блокнотом перед носом Олега, – будет доказательством истинности.
Прямое авиасообщение с Москвой давно уже было прервано, потому летели через Минск. Всего выдаваемых в Россию набралось человек двадцать. Понурые, обносившиеся, с потухшими глазами, они в основном молчали, немного чураясь друг друга.
В другом конце холодного негостеприимного зала ожидания минского аэропорта сбилась в кучку такая же группа сутулящихся, с острыми скулами и запавшими глазами людей. Эти бросали хмурые взгляды на прилетевших из Киева вчерашних военнопленных. Они и сами были такие же. Но другие. Украинцы. Пленные. За час до этого их привезли военным бортом из Москвы, а еще несколько дней назад они были раскиданы по российским лагерям от Карелии до Иркутска. К ним решительным шагом направилась мужиковатая тетка с короткой стрижкой, которую Олег приметил еще в самолете. Кто-то шепнул ему, что это то ли посредник, то ли переговорщик с украинской стороны. Войдя в толпу, тетка заливисто гаркнула:
– Слава Україні, хлопці!
Олег злорадно наблюдал за тем, как сначала вытянулось и помрачнело ее лицо, а потом покрылось румянцем и стало совсем растерянным, когда в ответ она услышала лишь пару вялых «Героям слава», несколько человек просто безразлично отвернулись, а один так и вообще на весь зал озлобленно рявкнул:
– Да иди ты со своей Украиной знаешь куда? Чего приперлась?..
Продолжение Олег досматривать не стал, клонило в сон, а в дальнем углу он приметил освободившееся место.
Поудобнее устроившись на жестком сиденье, Олег надвинул капюшон «кенгурушки» на лоб и попытался задремать – до вылета в Москву оставалось около двух часов, – когда голос, который он меньше всего ожидал здесь услышать, вырвал его из дремоты:
– Олег… – Такой родной, такой милый голос… Будто бы волна электрического тока вышвырнула его из пластикового кресла.
Сам в это не веря, он зачарованно произнес ее имя:
– Маша!
Она робко стояла в двух шагах от него, немного растрепанная, смущенная, не решаясь подойти ближе. Олег бросился к ней, сжал в объятиях, от ее аромата закружилась голова, он повторял ее имя снова и снова, уткнувшись лицом в ее душистые вьющиеся волосы, не в силах остановиться.
– Я изменился? – Он отпрянул чуть назад, давая возможность рассмотреть себя и в то же время не выпуская Машу из объятий.
Она окинула Олега парой быстрых взглядов, а после этого уже пристально ощупала его глазами. Провела тыльной стороной ладони по его щеке. На миг зажмурилась.
– Ты… Ты какой-то обожженный, – наконец вынесла она свой вердикт.
– Скорее опаленный, – почти шепотом поправил Олег.
– Да, да, именно так, – заторопилась Маша, – и твои глаза… Они обжигают… – Она запнулась и тут же продолжила: – Обжигают холодом.
– А вот так? – Олег на секунду прикрыл веки и тут же вновь распахнул глаза, теперь искрившиеся лучистыми искорками.
– Так мне больше нравится, – улыбнулась Маша, – но все равно иначе, чем прежде. Не хуже и не лучше. Просто иначе.
Олег согревался в ее мягких, ласковых, почти кошачьих интонациях. Он почти забыл, как же в них уютно.
– Граф Монте-Кристо тоже когда-то был Эдмоном Дантесом, – тихо ответил Олег. – Сейчас я пепел. А рядом с тобой ощущаю силы стать фениксом…
На пару минут повисло молчание. Маша гладила Олега по голове.
– Но для этого мне надо вернуться туда, – продолжил он. – Чтобы победить мой страх и возродиться.
– Тогда в новом тебе возродишься и ты старый, вы сольетесь, и это станет шагом к совершенству? – Маша сжала его голову ладонями и, казалось, читала вслух по его глазам.
– Примерно так, – улыбнулся Олег. – Но неосознанный период жизни в любом случае закончился… А еще, – он набрал в грудь побольше воздуха, – я теперь знаю, что совершенства можно достичь только рядом с тобой, пройдя вместе весь путь.
– Без оружия, – неожиданно твердо сказала Маша.
– Как скажешь. – Он любовался ею.
– Если с этим условием ты согласен, то я с тобой, – подвела она итог с серьезным видом.
Уже в самолете, не отпуская Машину руку, Олег прошептал ей на ухо:
– Я написал для тебя много сказок… Правда, их все забрали…
– Это ничего. Главное, что мы вместе, – Маша погладила его руку, – а сказки расскажешь мне на ночь. Уверена, ты все помнишь.
На табло в зале ожидания московского аэропорта Внуково загорелась надпись, извещающая встречающих, что прибыл рейс из Минска. Тут же загудела, пришла в движение яркая, разноязыкая толпа, увешанная микрофонами, фото– и видеокамерами. Спустя пятнадцать минут двери открылись и в зал вошла группа изможденных, бледных людей в сопровождении хлопочущих вокруг них женщин провинциального типа. Матери и жены, собравшиеся со всей страны.