– Насколько я понимаю, – сказала Охара, – надеяться тут особо не на что?
– Не скажи. Академическая система в Штатах японской не чета! Это у нас сдаешь дипломы один за другим как заведенный – и получаешь автоматом магистра, а затем и кандидатом становишься. В Америке дело другое! Там сперва кладешь год-два на магистратуру, потом еще лет пять-шесть на аспирантуру. Но главное – это совершенно разные уровни подготовки. Средний японский профессор по сравнению с американским магистром – все равно что пиво: и на пять процентов не тянет. Японцев, претендующих на кандидатскую степень, и так по пальцам пересчитать, а из них половина еще и вылетает в процессе учебы. Вот и выходит, что японский кандидат наук – существо слишком редкое, чтобы его не помнили. Тем более если он у них еще и лекции читал…
– Ого. Здорово вы в этом разбираетесь, шеф!
– Это все Какисима. Его уроки.
– Директор Какисима?
– Он самый. Он, правда, в Колумбийском университете стажировался, в Нью-Йорке. Но в свое время подумывал бросить фирму и поступить в аспирантуру…
Болтая в трубку по-английски, к стойке вернулся Майк. Из его речи я не понял ни слова. Наконец он отключился и повернулся ко мне.
– Отец сказал, три-четыре старых знакомца в Беркли еще работают, – сообщил он. – Обещал спросить, скоро сам перезвонит.
– Уж прости, что напрягаю…
– Да ну, не бери в голову.
– Ну ладно, пока мы ждем, вот тебе мой вопрос. На самом деле, я бы сам не догадался в «паспорт» компании заглянуть. Но раз уж ты у нас такой спец по недвижимости, почему сразу не проверил, что у них в регистрации написано?
Он жизнерадостно рассмеялся:
– Да я, понимаешь, теоретик все больше. А на практике, можно сказать, тугодум. Как-то и в голову не пришло…
– Ну вот. А мне из-за тебя на сестричкином мотоцикле пришлось кататься!
– Ну, стихийные бедствия – штука непредсказуемая. С каждым может случиться… Так, значит, бумаги ты уже видел?
– Видел. Ты был почти прав: это здание приобретено в ипотечный кредит за десять с половиной миллиардов.[33]
– Ну да. Только я одного не понял. Что такое «Тиоэфу»?
– Да я и сам не пойму. В этой стране, видишь ли, названия из иностранных букв официально не регистрируют. Всё заставляют в катакану переделывать. И чтоб ни точек, ни запятых… Похоже, это какое-то сокращение – «T.O.F.» или вроде того. Я завтра на работе в справочнике посмотрю.
– Погодите! Вы о чем? – вклинилась Охара.
– Да мы тут документы на недвижимость проверяли, – улыбнулся ей Майк. – В девяностом году это здание приобрела фирма «Ёсинага». В ипотечный кредит с пометкой «Тиоэфу». Как и сказал наш дядя – за десять с половиной миллиардов. Но уже через три года старую сумму кредита перечеркнули, а под ней вписали новую. С той же самой пометкой – «Тиоэфу». И здание стало стоить уже тринадцать миллиардов.[34] И это в девяносто третьем, когда все цены на недвижимость обвалились, как в пропасть!
– Но что это значит?
– Вот об этом я и хотел спросить у Майка, – вздохнул я. – Ей-богу, в этой исправленной сумме какой-то подвох…
– Ну, еще бы! – поддакнул Майк. – Если это не подвох, то что вообще такое подвох? Заметим, что и дефолт, и обвал цен начались примерно тогда же!
– Так, и что же получается?
– А то и получается, что дело пахнет криминалом. Два с половиной миллиарда иен[35] ниоткуда возникли!
– М-да… – пробормотал я, и тут зазвонил телефон.
Односложно отвечая, Майк принялся торопливо записывать что-то на бумажку. Наконец он поблагодарил собеседника и выключил трубку.
– Ну что, нашелся один! Мужик, который у этого Ёды был «эдвайзером»… Как это по-здешнему – завкафедрой, да? Тед Элмс. С отцом, похоже, на короткой ноге. Говорит, что, пока не спит, будет ждать звонка. Сам поговоришь?
– Да ты что? Я по-английски ни в зуб ногой!
Охара протянула руку:
– Ну, давайте поговорю! Все-таки я получше Майка в ситуации разбираюсь…
У меня отвисла челюсть. До сих пор я ни разу не слышал, чтобы Охара разговаривала по-английски.
Заглядывая в бумажку, она как ни в чем не бывало набрала номер, выждала несколько секунд – и затараторила на таком английском, что я чуть не свалился с табурета.
Глядя на меня, Майк покатился со смеху.
– Если будет сдавать на «Тоэйк»,[36] баллов восемьсот пятьдесят отхватит, не напрягаясь!
– «Тоэйк»? А сколько там максимум?
– Девятьсот девяносто. Но для учебы и работы в Штатах достаточно семисот.
Болтая по телефону, Охара то и дело смеялась. Похоже, нашла с собеседником общий язык. Вплоть до шуток. Предоставив дело ей, я попросил еще пива.
– Послушай, Майк!
– Да?
– Должен признать, что ты ужасно симпатичный молодой человек. Аж страшно делается.
– Сейчас от скромности помру… Но, если честно, я такой далеко не со всеми.
– Но с нами ты возишься, как наседка с цыплятами. С чего бы, а?
– Да как тебе сказать… По-моему, мы с тобой одного племени.
– Одного племени?
– Ну да. Я от здешнего народу по цвету отличаюсь. Вот и ты такой же. Я, конечно, не о цвете кожи говорю. Ты внутри по цвету другой.
Он налил еще пива и мне, и себе. Охара продолжала трещать по-английски, как заправский радио-диджей.
– Кажется, заканчивают, – наконец сказал Майк.
Охара отключила трубку. Первым делом я, конечно, поинтересовался, откуда у нее такой отменный английский.
– Ходила на курсы, – скромно ответила она, и я подумал, что директор этих курсов может смело плакать от счастья.
Охара перешла к делу.
– Этот профессор Элмс – очень приветливый старичок, – сообщила она. – И веселый к тому же. Очень подробно мне все рассказал. «Эдвайзером» у Ёды он проработал с девяносто первого года по девяносто третий. На мой вопрос, что этот Ёда за человек, он ответил так: «Ну, достаточно талантливый, достаточно веселый… С окружающими ладил достаточно неплохо… Ни заклятых врагов, ни ярых поклонников не имел…» Еще немного помялся да и закончил: «В общем, человек достаточно приличный». А когда я спросила, что бы он сказал, если бы Ёда стал большим японским политиком, он ужасно развеселился. «Надеюсь, уже от одного присутствия в японской политике достаточно приличных людей ее самочувствие заметно улучшится». Ну, то есть профессор считает, что японской политикой занимаются недостаточно приличные люди…
– Полностью согласен с господином профессором.
– Но по-настоящему сильное впечатление Ёда произвел на него только однажды.
– Когда же?
– В девяносто втором году, когда в Луизиане застрелили японского студента. Помните, громкое дело было? Парнишка решил попугать друзей на Хэллоуин, но перепутал дом, и хозяин застрелил его из винтовки. Семья погибшего только через два года добилась, чтобы убийцу посадили. А поначалу суд признал его невиновным… Так вот. Сразу после этого и по Си-эн-эн, и по спутниковому телевидению японцы на чем свет стоит ругали американский закон, из-за которого у обычных граждан скопилось столько оружия. И только Ёда в своих передачах держался очень спокойно, будто ничего ужасного не произошло. Профессор Элмс вообще хорошо разбирается в японских реалиях. И поэтому страшно удивился, когда Ёда в одном из выступлений вдруг заявил, что в детстве сам не раз забавлялся стрельбой из пистолета…
– Хм-м? – промычал я, протягивая к ней руку. – Одолжи-ка мне трубочку!
– Куда это вы звонить собрались?
– Наконец-то захотел пообщаться с профессором Ёдой.
– С чего это вдруг?
– Гиперсуперновость. Похоже, процент якудзы в наших рядах несколько выше, чем я думал. Это тебе не пять процентов, как в пиве. Здесь уже, скорее, русской водкой попахивает…
15
Глядя на распечатку с резюме профессора Ёды, я набрал телефонный номер его кафедры. «Секундочку, – ответили в трубке. – Соединяем с его кабинетом». Наверное, не застану, подумал я – и ошибся. «Сэнсэй!» – позвал его какой-то молодой голос. Серьезная, видать, субординация в этом университете Эдо.
Наконец сам сэнсэй подошел к телефону.
– Ёда слушает!
Я представился. При слове «Тайкэй» он сразу же вспомнил, кто я.
– А! Так это вы звонили насчет кончины президента Исидзаки?
– Совершенно верно, – ответил я. – Уж извините, что побеспокоил.
– Ничего страшного… Чем обязан на этот раз?
– Я по поводу одного нелепого слуха.
– Слуха? Какого же?
– Говорят, вашу кандидатуру выдвигают на выборы в Палату советников…
В трубке весело рассмеялись:
– Интересно! Кто же распространяет такую чушь? Вот недавно и газетчики то же самое спрашивали… Чего только не выдумают эти репортеры!
– Но я это услышал от знакомого.
– Вот как? И что это за знакомый?
– Этого я сказать не могу.
Он выдержал небольшую паузу, потом спросил:
– Ну, хорошо. Если вы считаете подобные, э-э… фантазии правдой, чего именно вы от меня хотите?
– Видите ли, сэнсэй, я ваш давний поклонник. Подумал – может, я мог бы вам чем-нибудь пригодиться? Вот и наш президент, пока жив был, очень вас уважал…
– Вы очень любезны. Но я занимаюсь академической деятельностью. И лезть в политику ни малейшего желания не испытываю.
– И все потому, что какой-то несчастный ролик не выйдет в эфир?
– Не понимаю… О чем вы?
– О возможности выпустить в коммерческой телерекламе фальшивую «хронику событий» с вашим участием.
Снова пауза. Правда, на сей раз совсем другого характера.
– Прошу извинить, – сказал он. – Но для того, чтобы обсуждать нелепые слухи, я временем не располагаю. Прощайте!
– Но может, вам интересно узнать и другие нелепые слухи?
– ?..
– Говорят, что помимо академической деятельности сэнсэй также тесно сотрудничает с одной мафиозной организацией…