— Она пульсирует, — шепотом оповестила нас Эмми, боясь лишний раз пошевельнуться. Мы все понимали: одно неловкое движение и веревка, не дай Бог, оборвется.
Я проследил взглядом за одним из концов бечевки, желая узнать откуда она берет своё начало. Пришлось запрокинуть голову, и под самым потолком я заметил, как сотни тысяч подобных веревок переплетаются друг с другом, образуя невероятный по своим размерам спутавшийся клубок.
— Нити судьбы, — выдохнул Андрей.
Едва касаясь пальцами золотой веревки, мы помогли Амаранте освободить ногу. Отныне мы шли, внимательно глядя себя под ноги, чтобы не зацепить ни одной нити. Страшно представить, во что могла вылиться наша неосмотрительность, ведь каждая нить — это чья-то жизнь. Оборви её и ты убьешь человека.
Постепенно в пещере становилось светлее и всё благодаря нитям судьбы, которые своим мерцанием разгоняли мрак. Мы шли, разинув рты и крутя головами из стороны в сторону. Хотелось увидеть всё и сразу, запечатлеть в памяти каждую мелочь. Кто знает, доведется ли нам еще раз увидеть нечто подобное?
Нити судьбы, будто живые, раскачивались под потолком, сползали по стенам подобно лианам, выступали из земли, как толстые корни деревьев. Некоторые из них были обособлены от своих собратьев, другие тесно переплетались, точно две составляющие одного целого они практически прорастали друг в друга. Третьи хоть и были соединены, но как-то ненадежно. Коснись их, и они отпрянут в стороны. Одни нити были безмерно длинными и толстыми, как ствол дуба, вторые — совсем малютки — были тоньше и как будто слабее. Порвать такую ничего не стоило.
— Только подумать, — Эмми аккуратно дотронулась кончиками пальцев до одной из самых плотных нитей, — в этой пещере заключены судьбы всего сущего.
Девушка остановилась, склонив голову набок, и задумчиво улыбнулась.
— К чему нам царица? Достаточно оборвать нить жизни Грэгори!
Собственная идея настолько воодушевила Амаранту, что она едва сдерживала радостный смех, но он отчетливо читался в её глазах.
— Как ты отыщешь здесь Грэгори? — осведомился Андрей.
Эмми немного приуныла, но быстро нашлась с ответом:
— Его нить должна быть одной из самых толстых.
— Этак ты скопом покончишь со всеми «первыми».
— Ну и что? — уперев руки в бока, спросила Амаранта. — Кому какая разница?
Как ни странно, я был на стороне вампира и вовсе не потому, что переживал за популяцию немногочисленных «первых». Что-то подсказало: безнаказанно обрывать нити чужих жизней нам не позволят. Расплата за плохое поведение могла быть весьма высока.
— Довольно споров, — утихомирил я обоих. — Никто ничего трогать руками и тем более рвать не будет.
Эмми недовольно посмотрела на меня, но возражать не стала.
По мере нашего продвижения пещера все больше становилась похожа на шкатулку, набитую драгоценностями. Появились нити таких оттенков — от пепельно-серого до насыщенного алого — какие не снились ни одной радуге. Вскоре мы прокладывали себе путь между хитросплетениями нитей. Мы точно попали в джунгли и вынуждены были продираться сквозь густые заросли кустарников и лиан.
Раздвинув, как полог над кроватью, очередные переплетения из нитей, я застыл: передо мной был огромный зал, с высоким, как в соборах, потолком, гладкими стенами и полом, напоминающими творение стеклодувов. Я робко шагнул под своды зала. Эмми и Андрей вошли за мной. Девушка с немым восхищением провела рукой по стене, и та немного изменила цвет под её пальцами, из бирюзовой став темно-синей. Амаранта отдернула руку, и цвета постепенно вернули свой первоначальный оттенок.
Мы шли молча, боясь неловким словом спугнуть окружающее нас волшебство. Даже воздух здесь был слаще, словно пропитанный карамелью. Я дышал с таким наслаждением, как если бы кислород и в самом деле был способен мне что-то дать.
— Смотри, — Эмми легонько коснулась моей руки и указала вперед.
Я пригляделся и различил движение прямо по курсу. Зал был продолговатой формы, и уходил далеко за пределы видимости. В самое ближайшее время мы должны были столкнуть с неизвестным нос к носу. Кто бы там ни был, пока он не проявлял беспокойства по поводу нашего приближения.
Чем дальше мы шли, тем отчетливее различали женскую фигуру. Та склонилась над подобием прялки. Женщина сидела на высоком стуле, опустив подбородок себе на грудь. Задрапированная в белый хитон, с длинными волосами, скрывающими лицо, и венком из цветов белой акации на голове, она была неподвижна точно изваяние. Одни лишь руки совершали заученные пассы. Из-под ловких пальцев Парки рождались всё новые и новые нити. И так нескончаемым потоком. Я отчетливо представил, сколько тысячелетий она сидит, не меняя позы, и прядет, не зная усталости, и мне стало по-настоящему не по себе. Моим «я» завладел благоговейный трепет перед этим величественным существом.
Мы подошли практически вплотную к Парке, когда она впервые обратила на нас внимание. Ни на мгновение не прерывая своего занятия, женщина повела головой, будто прислушиваясь. Распущенные волосы откинулись назад, открывая лицо, и мы увидели бесцветные слепые глаза. Не считая этого, Парка выглядела как обычная женщина средних лет. Разве что чуть более изможденная, чем её сверстницы.
Парка сморщила аккуратный нос, принюхиваясь.
— Чужестранцы, — вынесла она свой вердикт. От её голоса повеяло могильным холодом, настолько безликим и мертвым он был, и я едва сдержался, чтобы не поежиться. — Нелюди.
— Нона, — Амаранта шагнула вперед, обращаясь к Парке по имени. Без сомнения это была старшая сестра — прядущая нить жизни. — Нам необходима помощь повелительниц судеб.
— Вы — есть. Остальное не в моей власти, — Парка опустила голову. Темные волосы снова скрыли белесые зрачки и радужку, и я с облегчением выдохнул.
— Нам необходимо узнать, где искать царицу Нефертари! — взмолилась Эмми, но прядущая была непреклонна:
— Это не в моей власти.
Несколько минут мы стояли и наблюдали за рождением новых жизней. Парка окончательно о нас позабыла и полностью погрузилась в работу. Мы могли провести вечность подле неё, но так бы и не узнали ничего нового.
Первым не выдержал Андрея. Видя, что здесь мы ничего не добьемся, он обогнул кресло Ноны и двинулся дальше. Нам ничего не оставалось, как пойти следом. Чем дальше мы заходили, тем сильнее сгущались тени. Зал уже не казался светлым и приветливым местом. Наоборот, он вдруг превратился в зловещий каземат.
Внезапно под потолком прокатился длинный полузадушенный стон, словно кто-то выдохнул в последний раз, прежде чем умереть. Эмми инстинктивно схватила меня за руку, встревожено озираясь по сторонам. Не прошло и пары минут, как стон повторился, но немного в другой тональности. Вскоре стоны звучали без перерыва. Они сплетались между собой, как те же нити, складываясь в тоскливый реквием.
— Это невыносимо, — на глаза Амаранты навернулись слезы. — Мне кажется, мы присутствуем при массовой казни.
— В какой степени ты права, — даже Андрей чувствовал себя неловко, предпочитая говорить шепотом. — Думаю, нас ждет встреча с Мортой.
При звуке этого имени я судорожно вздохнул. Предстоящее свидание с перерезающей нити не радовало, но оно было неотвратимым как сама судьба.
Минут через пять впереди во второй раз показалась женская фигура. Как и сестра, Морта была облачена в белый хитон, только венок на её голове был из черных фиалок. Она сидела на таком же стуле, но вместо прялки в руках Парки находились большие позолоченные ножницы. Установленные торцом на специальном столе, в раскрытом виде они напоминали гильотину, лезвие которой взмыло вверх, чтобы в следующую секунду обрушиться на голову осужденного. Мы не успели и глазом моргнуть, как Морта одним взмахом руки закрыла ножницы, и они разрубили толстую нить чьей-то жизнь. Раздался протяжный стон. Эта процедура повторялась раз за разом: ножницы, не зная сомнений, одну за другой обрывали человеческие жизни.
Мы не заговаривали с Мортой, обогнув стул, на котором она сидела. Меньше всего хотелось подходить ближе и слышать голос той, что привыкла отнимать жизнь.
По мере отдаления от перерезающей нити мы приходили в себя. Стоны затихали вдалеке, и глухая тоска отступила. Ощущение, что кто-то сдавил сердце в тисках, прошло. Нам предстояла еще одна встреча с главной, на мой взгляд, из богинь — той, что определяет судьбу.
Децима, что в переводе с римского значило «судьба», во всем походила на сестер. На её голове красовался венок из полевого вьюнка, и я впервые задумался, что цветы, вероятно, имеют какое-то значение, о чем шепотом поинтересовался у Андрея.
— Вьюнок — символ покорности, — пояснил вампир, наклоняясь ко мне. — Мы должны смиренно принимать свою судьбу.
— А фиалки с акацией?
— Фиалки раньше означали смерть, а белая акация — жизненные силы.
Я кивнул в знак благодарности.
Децима, как и её сестры, была незрячей. Есть в этом что-то забавное — слепые богини судеб. Недаром говорят: судьба слепа. Кто бы мог подумать, что это высказывание так точно передает суть.
Она услышала наши шаги издалека и теперь сидела, гордо вскинув голову, ожидая наше приближение. Нити со всех сторон зала сами шли к Парке в руке, тянулись к ней, как звери к водопою. Её искусные пальцы направляли их то в одну, то в другую сторону. Порой переплетая друг с другом, а иногда разделяя навечно. С кем-то она была нежна и ласкова, с другими действовала грубо и даже жестоко. Думаю, последних судьба не жаловала и они вряд ли могли похвастаться счастливой жизнью.
— Ваша судьба предрешена, — стоило нам подойти, и Парка пресекла любую попытку спорить или торговаться.
— Мы не хотим изменить судьбу, — покривила душой Амаранта. Я бы, например, не отказался внести пару-тройку изменений в своё безрадостное существование. Уверен, если кто в этом мире и в состоянии вернуть мне человеческую жизнь, то это Децима.
— Тогда зачем вы здесь? — из трех сестер эта оказалась самой вменяемой, и мы всерьез рассчитывали на конструктивный диалог. Голос Децимы и тот звучал приземлено и походил на голос ласковой матери, а не на загробное завывание.