– Насколько сильно старше? – спросила Кейт.
– Ему было лет пятьдесят. Дэвид как-то пришел к нему домой, и они закатили вечеринку. Жена Сидни Ньюитта как раз уехала на выходные с Женским институтом. А утром Дэвид нашел труп Сидни на заднем дворе. Он запаниковал и сбежал, но в спешке он оставил в доме бумажник, к тому же его уже успел увидеть сосед. С Дэвида сняли все обвинения, когда следствие установило, что Сидни умер от сердечного приступа, но Дэвид все равно воспринял это очень остро. У него началась глубокая депрессия. И жизнь в коммуне, с ее вечными вечеринками, сказывалась на нем не лучшим образом.
– Вы все еще общаетесь с кем-нибудь из коммуны? – спросила Кейт.
– Чертовски хороший вопрос. Это было восемнадцать лет назад, и большинство парней знали друг друга только по кличкам. Элси, Вера, Лиза… – Шелли хмыкнула. – Они были неплохие ребята. Гораздо лучше мужчин, которых я знала в моем родном городе. Мой отец и дядя, скажем так, очень любили распустить руки. Было славно оказаться там, где никто не интересовался мной в сексуальном смысле. Всем заправлял мужчина, уже в возрасте… То есть это мне так тогда казалось, потому что нам было шестнадцать, а ему лет тридцать. Звали Макс Джеспер. Он дольше всех провел в коммуне и, в общем-то, ею заправлял. Это был старый, еще георгиановский дом, который стоял пустым много лет. Макс стал жить в нем в начале восьмидесятых.
– Вы платили за то, чтобы там жить? – спросил Тристан.
– У нас было что-то вроде обязательного сбора – каждый должен был внести что-то в бюджет. Если ты работал, то отдавал половину заработанного. Если работы у тебя не было, то Макс отправлял тебя зарегистрироваться на трудовой бирже, и ты должен был отдать половину пособия. Денег у всех было немного. Ну и парни, конечно, должны были провести с ним ночь, если хотели точно получить комнату.
– Звучит весьма гнусно, – заметил Тристан.
– В этом был весь Макс. К счастью, мне всего лишь нужно было печь ему хлеб пару раз в неделю, ну, и к тому же зарабатывала я больше всех, а значит, и вносила больше всех. Сам Макс был довольно симпатичным, но когда к коммуне хотел присоединиться новый парень, он частенько приглашал на ночь еще и своих друзей… – Шелли заметила вытянувшиеся лица Кейт и Тристана. – Знаю, звучит отвратительно. Это и было отвратительно, но очень многие из нас выросли в местах куда хуже. Я вообще впервые почувствовала себя свободной в этой коммуне.
– Что с ней в итоге случилось? – спросил Тристан.
– Макс пошел в суд, чтобы засвидетельствовать свои права на здание, и в итоге выиграл, поскольку никому другому этот дом был не нужен. Так что он стал законным владельцем здоровенного особняка. Об этом даже в местной газете написали.
– Не помните, когда это было? – спросила Кейт.
– Не уверена. Года четыре назад, может, пять лет. Это на другой стороне Эксетера, там, где сейчас строят промышленную зону.
– Когда вы узнали, что Дэвид пропал? – уточнил Тристан.
– День рождения у нас был в один день, четырнадцатого июня. Я уже жила вместе с Кевом. Мы устроили вечеринку, и я пригласила Дэвида. Он не появился, но я не слишком беспокоилась. Он частенько куда-нибудь пропадал. Но когда он не появился и спустя неделю, я начала волноваться. Я пошла поговорить с парнем, с которым он тогда жил, с Пьером, и Пьер сказал мне, что они с Дэвидом разбежались десять дней назад и тогда же он съехал. Я обошла бары в округе, затем отправилась в коммуну, но никто не знал, куда он подевался.
– Как долго они с Пьером жили вместе?
– Точно не помню. Не больше нескольких недель.
– Вы не знаете, как с ним связаться?
– Нет. Он умер два года назад от передозировки, – ответила Шелли.
– Дэвид никогда не упоминал интрижку с кем-нибудь известным? С каким-нибудь политиком?
Шелли некоторое время раздумывала над вопросом.
– Нет. Он был тем еще балаболом. Таким бы он точно похвастался.
– Можете дать нам названия гей-баров, в которых бывал Дэвид?
– Хорошо, но многие из них могли давно закрыться.
Шелли достала листок бумаги, посидела, раздумывая, а затем принялась писать. Повисла долгая тишина. Кейт и Тристан обменялись взглядами – вопросов ни у кого из них больше не было.
– Вот, я смогла вспомнить четыре. В первых двух я уверена, потому что мы часто ходили туда вместе, а другие два я могла запомнить неверно.
– Спасибо большое, – сказала Кейт. – Вы нам очень помогли.
Шелли проводила их до задней двери, и они снова прошли мимо детей. Мальчик и девочка проводили Кейт с Тристаном взглядами и радостно улыбнулись, когда они помахали рукой на прощание.
– Я еще несколько недель хранила сообщение Джоанны Дункан на своем автоответчике, – добавила Шелли, когда они дошли до входной двери. – Но в конце концов я его стерла. Каждый раз, когда я слышала ее голос, то начинала думать, что же с ней случилось. И подумать только, спустя столько лет вы появляетесь с вопросами о Дэвиде и упоминаете Джоанну Дункан? У меня от этого мороз по коже.
Глава 17
Дождь успел прекратиться, пока Кейт и Тристан разговаривали с Шелли, и когда они вышли на улицу, на небе снова ярко сияло солнце.
– «Летящий орел» давно закрылся, – сообщил Тристан, когда они сели в машину. – И, по-моему, «Пивоварня» тоже, – добавил он, сверяясь со списком, написанным Шелли.
– Мне больше интересно, что там с коммуной на Валпол-стрит. Вдруг Макс Джеспер все еще там живет, – задумчиво проговорило Кейт.
Чтобы добраться на другой конец города, у них ушло полтора часа.
Валпол-стрит относилась к старой части города и пролегала вдоль реки. Кейт как-то уже была в этом районе, казавшимся практически заброшенным: Мира тогда отвозила свою древнюю машину в ремонт, и Кейт поехала с ней. Так она и оказалась в этом районе, в автомастерской, окруженной разваливающимися домами с заколоченными окнами.
На Кейт нахлынули воспоминания. Мира всегда категорически отказывалась выкидывать вещь, которую еще можно было починить, и ее старенькая «Моррис Марина» отправилась на свалку, только когда двигатель буквально развалился на части. Но это было потом – в тот раз, когда они привезли машину сюда, ремонт она пережила успешно.
Поэтому Кейт и удивилась, когда на месте автомастерской обнаружился новомодный барбершоп с тату-мастерской. Такая же разительная трансформация произошла и со зданиями неподалеку: теперь у набережной выстроился ряд маленьких магазинов, а рядом раскинулся парк. Мелькнула даже вывеска «Старбакса», а старый кинотеатр, который она помнила заколоченным и давно заброшенным, вновь открыл свои двери.
Вскоре улица резко забрала вправо и превратилась в Валпол-стрит, которая оказалась жилой улицей, на которой теснились маленькие двухэтажные домики. В самом ее конце возвышалось большое четырехэтажное здание, выкрашенное ослепительно-белой краской. На серо-голубой черепице недавно отремонтированной крыше и играли солнечные блики; прекрасные подъемные окна сияли чистотой, а над дверью висела вывеска – серебряная цифра «11» и надпись «Джесперс эстейт 2009». Под знаком красовались пять звезд – это был отель.
Снаружи располагалась чудесная открытая терраса ресторана, полная посетителей. Весенний воздух был еще прохладным, так что на террасе стояло несколько электрокаминов, на чьих экранах весело трепетали компьютерные язычки пламени.
Припарковаться Тристану удалось только значительно дальше по улице.
– Как вообще человеку, который незаконно занял пустующее здание, удалось стать владельцем пятизвездочного отеля? – удивленно произнес он. Кейт взяла в руки телефон и вбила в поисковик: «Отель-комунна Джеспера».
– Вот, пятая ссылка сверху: «Бездомный из Эксетера выиграл права на особняк высокого класса», – зачитала она. – «Больше двенадцати лет местный житель незаконно занимал территорию грегорианского особняка на Валпол-стрит, построенного еще в восемнадцатом веке. После того, как строительная компания начала угрожать выселить сорокапятилетнего Макса Джеспера, он обратился в суд и официально получил в свое владение особняк стоимостью больше миллиона фунтов. Дело мистеру Джесперу удалось выиграть, прибегнув к так называемому „праву незаконного владения“, как сообщила редакции пресс-секретарь Земельного кадастра. Ранее в этом здании был размещен пансионат, но после того, как его владелица умерла в 1974 году, а единственный наследник, проживающий в Австралии, так и не вступил в права собственности, особняк быстро пришел в запустение. В 2009 году здание было продано компании-застройщику, и мистер Джеспер оказался под угрозой выселения. Однако ему удалось доказать, что он занимал собственность в течение двенадцати лет, и это позволило ему воспользоваться правом о незаконном владении и успешно выиграть суд».
Тристан наклонился поближе и внимательно изучил фотографию.
– Выглядит он как настоящий хиппи, – наконец сказал он.
Сфотографировали Макса Джеспера на фоне здания в серый облачный день: он поднял оба пальца вверх, зажав в руке зажженную сигарету. Вид у Макса был диковатый: темные волосы торчат во все стороны, джинсы художественно порваны. Здание на снимке разительно отличалось от того, что Кейт видела сейчас: окна перебиты, штукатурка отваливалась огромными пластами, а через дыру в крыше проросло маленькое деревце.
– Может, зайдем и выпьем кофе? – предложила Кейт. – Интересно посмотреть, как отель выглядит внутри. Может, и Макса Джеспера застанем.
Тристан кивнул.
Стоило им выйти из машины, как над головой пророкотал низкий раскат грома, и сверху полил дождь, быстро превращающийся в настоящий ливень. Они бегом бросились к отелю, и хоть Кейт натянула на голову воротник куртки, она все равно мгновенно вымокла насквозь.
Люди, до этого мирно обедавшие на террасе, теперь спешили внутрь с сумками и плащами наперевес. Некоторые несли свои тарелки самостоятельно, другим помогала группа из шести хорошеньких официанток.
За дверью особняка обнаружились небольшой зал с приемной стойкой и уходящая вверх лестница. Высоко над стойкой находилось витражное окно, бросающее цветные блики на устилающий пол бледно-голубой ковер.