Все это время ей казалось, что присутствие Яна дурно влияет на нее, отравляет ей жизнь, вставляет палки в колеса. Оказалось, только Ян и придавал происходящему некий загадочный смысл – даже до того, как появился рядом. Жизнь Фаины была всего лишь предвосхищением его визита. С самого рождения она стремилась к этому моменту, даже не зная, что он настанет.
Теперь загадки нет.
Перед нею – демон из преисподней, неумело натянувший на себя человеческий «костюм», чтобы попробовать людскую жизнь на вкус и запах. Хотя бы временно. А теперь она видит, какой он на самом деле. С рогами, когтями и даже неким подобием хвоста – рудиментарным отростком в районе копчика. И все это выглядит как изуродованное или сильно загримированное человеческое тело, вот только… ей неважно.
Думать о том, что на самом деле происходит, не было ни малейшего желания. Если это случилось между человеком и таким, как он, значит, это возможно. Конец противостоянию. Она отдаст ему себя, потому что желает этого. А дальше пусть будет что должно быть.
И грех сладострастия поглотил их до последней клетки, мышцы и нерва.
Глава XXXVIII,в которой Фаину мучает любопытство
…ясно выраженная мысль о том, что дьявол создан подобно другим ангелам, что он по природе своей добр, обладает свободной волей и мог бы творить одинаково доброе и злое, но по собственной воле и вине стал злым и творит одно лишь злое.
Сложно сказать или хотя бы представить, сколько времени прошло, прежде чем Фаина вернулась в состояние осознанного восприятия действительности, – часы, сутки, неделя?
Она пришла в себя от далекого, но настойчивого шума, повторяющегося с определенной периодичностью. Что же это было? Известный ей с малых лет, но давно забытый звук. Такие звуки издает лишь нечто огромное. Масштабное.
Например, океан.
Ее пробудил шум волн, в этом нет сомнений. Проблема лишь в том, откуда им здесь взяться. Крупных водоемов, а тем более ревущего моря, рядом с общежитием не было и не могло появиться за одну ночь.
Фаина настороженно вскинула голову, хмурясь и прислушиваясь к ощущениям, которые посылало ей собственное тело. Что-то пульсировало болью, но пока сложно было вычленить из общего потока ощущений, что именно.
Ее мутило, и голова покачивалась из стороны в сторону, словно внутри перекатывалось что-то грузное, тяжеловесное. Свинцовые шарики. У нее были такие в детстве, найденные в отцовском гараже, где всегда было так много интересного. Крошечные, но такие тяжелые, что ребенку сложно в это поверить. Фаина, конечно, выросла, но до сих пор порою вещи и события поражали ее, словно ребенка.
Как и то, что она видела перед собой сейчас.
Девушка приподнялась и осмотрелась. Непонятное помещение, в котором она находилась, не пропускало внутрь ветер, бушевавший снаружи. Выстроенное чьими-то умелыми руками из подручных материалов, оно крепко стояло под гнетом океанской стихии.
Шум волн становился все более отчетливым. Слух и прочие чувства возвращались к ней после мучительного забытья, прореза́лись заново, как коренные зубы на месте выпавших молочных. Пахло свежей древесиной, хвоей и чем-то напоминающим… молоко? С каждой секундой окружающая обстановка вызывала все больше вопросов. Но нельзя сказать, будто Фаина была слишком удивлена – она уже привыкла к состоянию, когда в упор не понимаешь, что происходит.
Вдруг девушка обнаружила, что ей трудно пошевелиться. Она осмотрела себя и увидела, что плотно закутана в плед из шерсти, и, кажется, именно он пахнет молоком, словно… эту шерсть недавно сняли с кормящей овцы.
Бред какой-то.
Фаине было тепло, но все же она выпуталась из уютного мягкого кокона. Одеяло отлично аккумулировало в себе тепло ее тела и остывало медленно. Одежду, обнаруженную под ним, она видела впервые – теплая, воздушная, шелковистая, из материала, подобного пледу, только в несколько раз тоньше. На ногах была пара вязаных носков.
Девушка попробовала встать. Промежность отозвалась режущей до искр в глазах болью. И не только она. Пришлось еще немного полежать, пока все не унялось.
Реальность возвращалась к ней крупицами, как и воспоминания. Последнее, что она запомнила отчетливо, – это чудовищная метаморфоза Янхъяллы из человека в то, чем он являлся на самом деле. Несмотря на теплую одежду, по шее побежали мурашки.
Впервые Фаина в полной мере ощутила, что значит выражение «волосы встают дыбом». Это когда ты внезапно и одновременно чувствуешь волосяные луковицы по всему телу, каждую из них. Как они наливаются чем-то густым и вязким, приподнимают волосок, вспухая под кожей, и пускают по нему эту электризующую жидкость, невидимую глазу.
Тысячами иголочек твое тело пронзает само себя, пока ты стоишь в оцепенении и скрипишь зубами. Вот что это такое.
Даже в момент его перевоплощения ей не было так страшно, как сейчас. А что же было дальше? Что между ними случилось? Сколько же времени прошло, если она оказалась здесь? И где Ян?..
Голова раскалывалась от вопросов.
Фаина сначала поднялась на четвереньки, чтобы не упасть от резкого подъема, затем постаралась встать на ноги, придерживаясь за деревянные стены. На пальцах осталась смола, пахла она приятно, успокаивающе, как свежая елка на Новый год, принесенная отцом с рынка. Стволы и ветки выглядят так, будто их совсем недавно раскололи, сломали, сорвали…
Где же она? Надо выбраться отсюда. Наружу. Там ответы. Правда ведь?
Но к тому, что увидит снаружи, Фаина не была готова. К тому же никаких ответов это не дало. Первым делом она увидела источник шума. Отсюда, с такой высоты, ревущий океан был как на ладони, хотя до него все еще оставалась широкая, в несколько сотен метров, полоса побережья, инкрустированная камнями разного размера и оттенка. Неровным полумесяцем океан вгрызался в сушу, занимая львиную долю видимого пространства.
Вода была практически черной из-за низкого сумрачного неба, затянутого серыми тучами. Ощущалось, что сейчас день, но из-за погоды создавалось впечатление, будто сумерки наступили раньше времени. Хотя это было скорее подобие сумерек, просто воздух здесь более плотный и густой, в нем есть что-то… чего нет в обычном воздухе. В нем словно бы тяжесть и оттенок.
Пару мгновений постояв на суровом ветру и не веря собственным глазам, Фаина пожалела, что не захватила с собой пару толстых одеял.
Эта мысль заставила ее обернуться и вскинуть голову. Перед нею возвышалась вручную сооруженная хижина из огромных ветвей и стволов многолетних хвойных деревьев, туго перетянутых толстыми веревками, будто бы корабельными. Там, внутри, она и очнулась. Хижина была геометрически выверенной и крепкой – она упрямо скрипела под порывами океанского дыхания, но стояла на месте, словно бы ввинченная в массивный кусок скалы.
Претерпевая холод, Фаина получше осмотрелась. Она стояла на пологом каменистом выступе. Поросший мхом и мелкой жесткой травой, он карнизом примыкал к скале, как гриб, растущий на стволе дерева, и кончался крутым обрывом. Подходить к краю категорически не хотелось, как и разгуливать по доступной территории: если упасть с такой высоты, с жизнью можно попрощаться.
Фаина обхватила себя за предплечья, ни в какую не желая уходить, пока не получит из этого ландшафта максимум информации. Похоже, ее хижина ютится на выступе огромного утеса, словно гнездо ласточки. Но кто-то построил это гнездо, и сейчас его не было рядом. Следовательно, существует путь отхода. Может, где-то за хижиной можно взобраться по скале наверх? Но, чтобы обойти ее, придется пройти по самому краю, а на это Фаина не готова.
Единственное, чего сейчас хотелось – это вернуться в теплую хижину, закутаться обратно в одеяла и ждать. Она не знала чего, но что-то явно должно случиться. Янхъялла не мог бросить ее здесь, иначе зачем ему так заботиться о ней? Облачить в теплые одежды и соорудить жилище, чтобы оставить умирать на скалистом выступе, выбраться с которого невозможно?
Или все это – вовсе не его рук дело?
Фаина прищурилась, повторно осматривая местность. Судя по состоянию растительности, грубой красоте пейзажа, хлещущему ледяному ветру и внутреннему чутью, складывалось впечатление, что это крайний север, забытое богом место, где холодно даже летом и практически нет людей.
Девушка приблизилась к краю, насколько позволяла смелость, и посмотрела вниз.
Под утесом дремали могучие темные камни, неподъемными глыбами наваленные друг на друга. От постоянной влаги поверхность покрылась крапинками желтых, белых и зеленых оттенков, превращая их в кладку огромных и пестрых драконьих яиц. Рассматривая их, Фаина думала, что они лежат на этом месте недвижимо, должно быть, тысячелетиями, так монументально они выглядели.
От подножия скал до кромки чернильной воды Фаина отчетливо наблюдала протяженность побережья, где-то непроходимого, каменистого и пористого, а местами песчаного: с разводами и полосками то светлее, то темнее, как слоистая запеченная пудра.
Ветер приносил соленый и едкий запах океана, островки жесткой травы редкими насыщенно-зелеными пятнами разбавляли местный ландшафт. Температура, по личным ощущениям, не выше десяти градусов, но близость моря и влажность воздуха все усугубляли.
Фаине захотелось побродить там, внизу, во всем этом великолепии, среди выброшенных на берег водорослей и останков рыб, среди камней высотой с одноэтажный дом… Но вместо этого девушка не выдержала и вернулась в хижину.
Внутри даже не верилось, что на улице царит неприветливая погода, – одеяла все еще были теплыми, и Фаина сразу опустилась в них. Еще раз осмотрев жилище, она заметила среди веток, которыми устлан пол, маленькую фляжку воды и тут же опустошила ее, даже не вспомнив о диабете.
Значит, оставив ее здесь, Янхъялла ожидал, что она может очнуться? Но где же он сам? И есть ли поблизости признаки цивилизации? На первый взгляд ей не удалось обнаружить их. Ни линии электропередач, ни лодочки на воде, ни пятнышек людей на берегу, ни мусора, оставленного ими… а ведь человек оставляет следы своей деятельности всегда и везде. Если в этих краях и обитает кто-нибудь, то явно не вблизи сурового берега.