– Стоит отдать должное Декарту, он оказался ближе всех к истине. Cogito ergo sum. Мыслю, следовательно, существую. Вот только на деле говорить нужно не только за себя. Все окружающее существует, потому что человек мыслит. Никак иначе. Источник существования всего, что ты видишь вокруг себя, – мыслительные процессы людей на протяжении сотен поколений.
– Но ведь архивы кто-то создал. Как и механизм, который автоматически открывает их для нас.
– Фаина, не сходи с верного пути на путь буквального толкования аналогий, – пожурил Ян, и девушке стало стыдно за свою глупость.
Пропасть между ними возрастала, становилась все более мучительной. Вещи устроены таким образом, что им двоим нельзя быть вместе. Возможно, неспроста все именно так. Есть определенные правила, которые нельзя нарушать, как нельзя не обжечься, сунув руку в огонь.
– Прошу, не делай из меня идиотку. Я всего лишь человек. Который к тому же долгое время жил в добровольной изоляции от здорового социума. Я совершенно ничего не знаю. Расскажи мне все.
– Во-первых, у меня нет цели унизить тебя. Сейчас я скорее чувствую себя отцом, которого ребенок мучает вопросами в стиле: почему вода мокрая? Не обижайся. Во-вторых, поведать тебе абсолютно все я не успею, у нас не так уж много времени. А мир велик и многогранен, и знаний о нем накоплено множество. В-третьих, это же совсем неинтересно – просто рассказывать. Гораздо приятнее думать, критически мыслить, слагать гипотезы и видеть, как из руин сомнений взрастает нечто осмысленное…
– Да ты просто хочешь сделать из меня дурочку, – обиделась она.
– Ну, не-е-е-ет, – хищно заулыбался Ян, притянул ее к себе, и на несколько минут оба забылись во вкусе друг друга.
– Тебе не холодно?
– А что есть холод? – спросила Фаина, подражая его манере речи, и Ян громко засмеялся, отчего девушку передернуло.
Слишком много зубов.
Слишком большой рот, пожалуй, его можно назвать пастью… черная глотка, демонический хохот. Человеческие привычки идут вразрез с его настоящей натурой, и это… вызывает оторопь.
– Помню, как впервые услышала твой смех. Я стояла на кухне и мыла посуду, а вы с приятелями пришли пить чай. И болтали о спектакле у меня за спиной.
– Думаю, ты поняла, что я очень хотел, дабы ты обернулась на нас. Я все для этого делал.
– Серьезно?
– Разумеется. – Ян был до смешного самодоволен.
– Обернуться и посмотреть на всех вас было бы неуместно. Ведь я занималась своими делами, а вы своими. Не хотелось лезть в ваш разговор.
– Я подавал тебе сигналы. Можно сказать, провоцировал твое любопытство. Ну очень хотел, чтобы ты обратила на меня внимание. Сейчас понимаю, что уже тогда в твоем присутствии вел себя как мальчишка. Ты как-то влияла на меня… хотелось с тобой играть. Подтолкнуть когтистой лапой, взрыкнуть и смотреть, что же ты будешь делать дальше. В какой край подашься. И будешь ли вообще убегать.
– Жестоко.
– Да, – легко признал он.
– Ты сказал тогда, что не отождествляешь себя с людьми. И твои дружки возмутились. Держу пари, сказано это было для меня.
– Верно.
– Но почему ты отказался играть самого себя, для меня до сих пор загадка.
– Играть самого себя – фарс. Нужно оставаться самим собой. А роли существуют, чтобы перевоплощаться. Играя сам себя, я бы слишком увлекся. Постановка и так была… эпатажной.
– Я бы сказала, шокирующей. И все же ты отменно подходил на эту роль. Твой приятель верно выразился: убедительно играть дьявола может лишь такой мерзавец, как ты.
– Знаю. Но это был мой проект, моя попытка постичь человеческую душу и аллегорически высказаться. Я хотел посмотреть ее со стороны, как и ты, а не находиться внутри нее. Этой постановкой я пытался намекнуть тебе, что я – первородное, концентрированное зло. Но при всем этом… испытываю к тебе определенные чувства. Которые испытывать, мягко говоря, не должен. Как я уже упоминал, мир неустойчив, словно зыбучие пески. Порой наступают времена, когда границы размываются, а четкие правила терпят метаморфозы… Тебе понравился спектакль?
– Не знаю, можно ли это так назвать. Понравился – блеклое слово. Он врезался мне в память и вызвал много эмоций. Очень противоречивых… в основном я пыталась понять, зачем ты мне это показал, почему мое присутствие было настолько важным. Но теперь вопросов не осталось. Кроме одного.
– Какого же?
– Ты действительно растлевал и убивал детей?
Янхъялла застыл на мгновение, с новым выражением осматривая Фаину.
– Я ведь должен оставаться честным с тобой? – уточнил он, нахмурившись.
– О, господи. – Ее вдруг затошнило, и пришлось отстраниться на пару шагов. – Не отвечай. Пожалуйста. Не отвечай.
Ей вспомнилась финальная сцена спектакля. Разорванный живот девочки, кишки, окровавленный рот Ясперса… Все такое натуральное, такое настоящее – еще немного, и почуешь запах. В итоге Фаину вырвало водой, лишь после этого стало полегче.
Вновь глянув на Янхъяллу, она не испытала отвращения, лишь четкую решимость принять его даже таким. «Даже таким? А разве ты не знала, каков он? Не была предупреждена, причем не единожды? Не знала, на что идешь? Ты ведь любишь его. Все равно любишь его. Несмотря на все, что он тебе расскажет. Тебе известен итог. И он не изменится.
Это твоя единственная константа. Самая твердая почва под ногами. Неспособность вести счастливую жизнь вынуждает искать радости в иных вещах, отсюда притяжение ко всему, что несет отвращение и муку. А еще ты уверена, что заслуживаешь их».
– Прости, – сказал Ян, не зная, чем помочь. – Мне вернуться в человеческий облик?
– Нет! Не надо. Пусть правда остается правдой.
– Есть истины, которые сложно принять. Даже если думаешь, что справился. Стоит через какое-то время вспомнить об этом, и…
– Пожалуйста. Не надо. Лучше отвлеки меня.
– Спрашивай.
– Ад и рай существуют?
– Существуют, но это не физические места, куда можно попасть в, условно говоря, реальности, а скорее метафизические изолированные хронотопы. И существуют они только потому, что придуманы человеком и подкреплены многовековой культурой. Как и многое другое.
– Что значит придуманы и подкреплены? Разве не наоборот все должно быть?! – почти возмутилась она.
– Среди некоторых сатанистов (довольно забавные ребята) бытует мнение, что Бог создал людей как животных, а Дьявол наделил их разумом, вследствие чего люди способны к познанию, а значит, и к страданиям. Это гипотеза, в которую очень легко поверить, я согласен, в нее даже хочется верить. Особенно если почитать Библию и много раз наткнуться на посыл о том, что знания – сущее зло. Любая религия внушает людям упование на чудо и веру, но отказ от критического мышления, отрицание познания и даже отвращение к нему. Наказание за саму попытку. Ведь она означает недопустимое сомнение.
И вот к чему я веду. На самом деле разницы между материальным и нематериальным миром не существует. Граница весьма зыбкая и текучая, пересечь ее не составляет труда, особенно для тех, кто ведает о ней. Так или иначе, существует все, что придумано людьми, Фаина. В зависимости от того, как долго это держится в умах и памяти отдельных индивидов и человечества в целом, придуманное может перейти или не перейти из мира идей в мир вещей. По большому счету то, что создано разумом и очень давно зафиксировано людьми в виде тех самых архивов, с огромной вероятностью существует, если люди все еще о них помнят и используют. Так работает Вселенная.
– Чем раньше случилась распаковка архива и чем чаще его использование, тем быстрее его содержимое станет частью… объективной реальности? – выдохнула Фаина, поразив Яна тем, что схватывает самую суть.
«Чем ближе она к смерти, тем острее ее ум».
– Грубо говоря, да. Мозг человека и коллективный разум человечества напрямую связаны между собой и наделены колоссальной созидательной энергией. Люди просто не умеют с этим обращаться и создают что ни попадя. Словно неуклюжие дети. Да. Люди пока что все еще дети, которые, поставив стремянку, берут с верхней полки предметы взрослых, чтобы казаться старше, но совершенно не знают, как ими пользоваться. Им никто не объяснил, как ими пользоваться. Почему? Может, забыл или не посчитал нужным. Или люди оказались куда глупее, чем планировалось. Тем не менее среди вас есть очень занятные экземпляры, в которых проглядывается человек новой ступени, новой формации, сокрытый под налетом паранойи или более серьезного психического расстройства. Все ненормальные – это просто иной подвид. Который действительно представляет опасность, но не ту, которую подразумевают люди. Опасность для общего механизма созидательного мышления, потому что свой они не контролируют и… этим могут пропускать «вирусы». Бред сумасшедшего – угроза, причем заразительная.
– Стоп. – Девушка поразмыслила несколько секунд. – Хочешь сказать, что… мысль материальна? Мы сами формируем реальность? – Фаина даже остановилась, настолько ее поразили рассуждения Яна, на первый взгляд утопические и не совпадающие с жестокой действительностью, в которой редко когда что-то идет по твоему желанию.
– Нет, Фаина. Ты вновь устремилась не в ту сторону и мыслишь слишком локально. Заметила блеск монеты в воздухе и уже приготовилась услышать звон ее падения. Но ей не обязательно падать или издавать звук при соприкосновении с землей. Не мысль материальна. Мысль лишь рождает импульс, вследствие которого вещи и явления переходят из одного состояния в другое. Из архивов – в формируемую условную реальность. Ты ведь не называешь пистолет убийством, хотя понимаешь их смежность. Мысль есть инструмент.
Иными словами, все, что человеческий разум может себе представить, – уже существует. В мире идей или в мире вещей – зависит от времени, в течение которого люди помнят о том, что «распаковали». Люди придумывают вещи и явления, и чем больше людей о них знают, чем дольше об этом говорят, не забывая, тем скорее придуманное перейдет из мира идей в мир вещей, станет материальным благодаря мысли, поддержке коллективного разума. И лишь потом, уже обретши физический облик, эти вещи могут взаимодействовать между собой. Так и выглядит мир, в котором ты никак не привыкнешь жить.