Он просто не хотел снова причинить ей боль.
Через несколько часов надломленного состояния она поднялась на ноги, чувствуя себя перерожденной, воскреснувшей, настоящей. Она вспомнила ВСЕ и отныне являлась истинной версией себя.
Все еще не веря в то, как круто повернулись события, Фаина на слабых ногах бросилась в 405-ю, теперь понимая, почему ее с самого начала так влекло туда.
Сидя за ноутбуком, Кирилл встретил ее приподнятыми от удивления бровями. Фаина без слов стала осматривать половину комнаты, что раньше принадлежала Яну, – голую кровать и покрытую пылью мебель, но вскоре убедилась, что не сохранилось ни следа его пребывания, ни одной вещицы, картины или книжицы, которых у него было безумное множество.
Он обо всем позаботился как следует.
Самое странное, что Кирилл молча наблюдал за нею, словно боялся неосторожным вопросом выдать себя. Но Фаина и так была уверена, что он помнит.
– И где он? – спросила она, повернувшись к ныне единственному жителю 405-й.
– Кто именно?
– Твой сосед, Янхъялла.
Кирилл нахмурился и прикрыл ноутбук.
– Ян… кто?
– Не притворяйся. Ты ведь уже понял, что я вспомнила.
– А не должна была… – тихо проговорил он сквозь зубы, чего Фаина, к несчастью, не расслышала.
– Что ты сказал?
– Ничего хорошего.
– Где Ян?!
– Я не знаю никакого Яна.
Он будет отрицать до последнего.
Это ясно как божий день.
– Ты знаешь его. Очень даже хорошо знаешь. Тебе недостаточно доказательств того, что я все вспомнила? Он жил с тобой. Он помогал тебе. За вполне определенную плату. Именно поэтому ты о нем и обязан помнить. Я не идиотка. Ты единственный ладил с ним. Ты пел ему дифирамбы, еще когда я терпеть его не могла. Ты заставлял меня поддаться ему, впустить в свою жизнь и подчиниться. Ты умолял не отрицать его. И что из этого вышло… Я теперь стою здесь и пытаюсь понять, что мне делать, как жить дальше… А ты не можешь мне даже признаться в том, что тоже помнишь его и я не сошла с ума!
Ее голос дрожал и срывался на всхлипы.
Кирилл молчал.
Фаина подошла к стене, на которой тысячу лет назад висела картина Блейка – «Великий Красный Дракон». Ян повесил ее сюда. Ради нее он забивал тот злополучный гвоздь, из-за которого все и началось. Ему нравилось смотреть и обсуждать, как люди изображают дьявола и демонов в артефактах искусства. От этого он чувствовал себя живым и нужным.
Он многое знал о человеческой культуре и рассказывал ей занимательные факты долгими вечерами, что они проводили вместе. Это она помнила отчетливо, и никто не сумел бы убедить Фаину в обратном. Сейчас картины не было, но углубление, в которое был посажен гвоздь, оставалось в стене.
– Вы же с ним придумали ту постановку… «Devil ex machina»! Вместе написали сценарий и поставили спектакль, на который Ян долгое время звал меня, и ты тоже. Который он жаждал мне показать. Ты помнишь это?
Все так же молча Кирилл смотрел на нее, и ей показалось, что он сам не испытывает ничего хорошего оттого, что не может обсудить с нею случившееся.
– Неужели тебе запретили говорить об этом со мною? Просто дай мне знак, я все пойму!
– О чем? – спросил Кирилл со скучающим видом.
– Обо всем, что здесь произошло благодаря твоему соседу! Умоляю, Кирилл, пожалей меня. Мне и так крепко досталось. Дай мне знак, что я все это не выдумала, что это не бред и не ложные воспоминания… Прошу тебя. Я прошу тебя! Ведь какой смысл запрета, если я уже и так сама все вспомнила!
– У меня не было соседа уже долгое время. Ты это знаешь.
Кирилл был непреклонен и не реагировал на ее эмоции.
– Но я помню его! Я же помню Яна. Я знаю, что ты тоже помнишь. Он сломал тебе руку! Он… Он был здесь, он жил здесь, в этой комнате! Здесь, посмотри на меня, черт возьми! Вот здесь стояли его книги – огромными стопками, потому что полок не хватало. Здесь были античные бюсты. Вот тут – картина. Изящная черная статуэтка. Вот здесь он всегда оставлял недопитый кофе! Карнавальные маски висели здесь. И боксерские перчатки! Почему никто не помнит о его существовании? Неужели каждый здесь забыл о нем, кроме меня?!
– Так будет лучше.
– Что ты сказал?
– Будет лучше, если ты уйдешь. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Честно.
– Хорошо. Ответь на один вопрос, ладно? Всего один. Спектакль был или нет?!
– Был. Но я ставил его с однокурсниками. Никакого Яна в нашей компании не было. А ты разве приходила на постановку?
Фаина странно посмотрела на него и вышла из комнаты. Здесь она больше ничего не добьется. Но у нее была слепая надежда, что кто-нибудь должен вспомнить его, ведь механизм работает неидеально, если ей это удалось!
Она стала стучаться ко всем и задавать одни и те же вопросы, стараясь не показаться сумасшедшей. Сохранять самообладание удавалось с трудом, особенно слыша от всех одно и то же, видя перед собой один и тот же изумленный взгляд.
Удивление плавно перетекало в испуг, когда соседи понимали, что с Фаиной снова что-то не так, если она ходит в каждую комнату с безумными глазами и окровавленными пальцами и задает странные вопросы. Это означало лишь одно: прежняя Фаина вернулась.
Прежняя Фаина опросила всех до единого, заранее зная, что Яна никто не вспомнит. Так все и произошло. Исключение из правила еще не отменяет правило. А Фаина всегда была исключением – на ней обычно стопорились законы и механизмы этого мира, потому что она сама отрицала их. Это делало ее особенной, но и приносило множество страданий. Свою роль приходится искупать, и цена высока.
На все вопросы, касающиеся Яна и его роли в их общем прошлом, жильцы задумывались на пару мгновений, запуская внутри себя известный ей алгоритм, который приводил к незримой преграде, из-за которой нужно обходить то, что находится под запретом.
Пробел. Стерто.
Ей до боли знакомо это состояние, в котором пришлось жить долгое время после комы.
Ян выбросил себя и все воспоминания, с ним связанные, из жизни этих людей. Как выбрасывал в море огромные валуны в человеческий рост, когда они гуляли по дикому побережью. Он с легкостью поднимал гигантские камни, обглоданные холодной соленой водой, и швырял далеко в воду, чтобы впечатлить Фаину своей неизмеримой силой… Временами он вел себя как обычный парень, и это умиляло.
Янхъялла заботился о ней, стараясь причинить минимум вреда в последние проведенные вместе часы. Но природы не изменить.
Фаина вернулась к себе с пустыми руками. Понимая, что распечатала в своем подсознании запретный сундучок, который должен был остаться нетронутым до конца жизни, она впала в отчаяние. Ян сделал это из желания позаботиться о ней, не хотел, чтобы она страдала, вспомнив все, что было, когда придет в себя.
Не хотел, чтобы она мучилась всю оставшуюся жизнь. Или наложила на себя руки. Знал, что она способна на многое. И не мог допустить этого.
«Янхъялла, где же ты сейчас? Неужели никогда не вернешься ко мне? Знаешь ли, что со мною сейчас происходит? Видишь ли меня оттуда? Помнишь ли вообще о своей Фаине? Или решил, что без воспоминаний обоим будет легче двинуться дальше.
В вечность, которая у каждого будет своя».
Фаина не сожалела, что вспомнила то, чего не следовало, ведь именно так она сумела найти прежнюю себя и обрести твердую опору под ногами. Теперь известно, кто она такая и что с нею произошло. Со свежей информацией многое встало на свои места.
Очевидно, что диабет, кома, больница – умело организованное прикрытие. Люди не должны были заподозрить правды, а Фаина не должна была испытывать проблем до конца своих дней. По-настоящему отведенных ей дней. Дожить до старости и ни о чем таком не вспомнить.
Неужели Ян полагал, что ее чувства окажутся слабее, чем его способности?
Когда он говорил Фаине, что она слишком сильна и уникальна для обычного человека, он не догадывался, что в этих словах гораздо больше смысла, чем он вкладывает. Точно так же, как Гена, сравнивший однажды Яна с хамелеоном, не подозревал, на какие перевоплощения тот способен.
Хотелось выть от беспомощности.
Неужели Ян действительно думал, что она ничего не вспомнит и заживет простой человеческой жизнью: встретит парнишу, влюбится, выйдет замуж, родит ребенка… Он хотел дать ей право обладать стандартным набором людских «радостей», потому что сам не мог предложить ничего, кроме мучений и смерти.
Но это не так. Он наградил ее тем, что сильнее любви в человеческом понимании. И она полюбила его. О, как сильно и трепетно она его полюбила. И как тяжко далось ей признаться себе в этом. Ее сердце завяло отравленным цветком, который остается выбросить за ненадобностью.
Янхъялла ушел. Скорее всего, навсегда. И не было уверенности в том, что, возвратившись в свой мир, он не забыл о ней и обо всем, что между ними случилось. А как много всего случилось! Целая жизнь, замечательная, живая, наполненная событиями, пронеслась за эти несколько месяцев с конца зимы. Целая жизнь…
Фаина прорыдала до утра, прижимая к груди подушку. Ею она приглушала свои крики и одновременно получала поддержку через воображаемые объятия. Мысли о самоубийстве не раз посещали ее за эту долгую, исполненную мучений ночь. Останавливали две вещи: первое – брат, родители и Гена очень расстроятся; второе – Ян не хотел, чтобы она так поступила, иначе не инсценировал бы кому и амнезию.
Он хотел, чтобы она прожила долгую спокойную жизнь. Без него, но ради него. Не поинтересовался, хочет ли этого она, потому что знал: не хочет. Как всегда, Ян лучше всех понимал ситуацию и сам принял решение. Не дать ей умереть. Жестокое желание! Эгоистичное. Но все, что ей остается, – это сделать так, как он планировал.
Все равно они больше никогда не встретятся.
Разве что в другой жизни.
Все предрешено Яном и случается с его согласия и позволения: ведь так было всегда. Даже сейчас, после его ухода. В конечном итоге можно убедить себя, будто он умер, оставив ее одну. Ушел не по собственной воле. И очень хотел бы, чтобы она за ним не следовала, а терпеливо ожидала своего часа.