Что ж, ограничить их фантазию не в ее полномочиях. Между нею и Степой никогда не было ничего подобного – по отношению друг к другу они с самого первого дня вели себя как бесполые существа. Больше ни с кем Фаина не была столь асексуальна, как со своим начальником.
Размышляя обо всем этом, она печатала длинную статью на чертовски нудную тему, с трудом склеивая слова в осмысленные предложения.
Ей очень хотелось пить, а кулер был пуст, и бутылочка воды, за которой она сбегала час назад, тоже опустела. Фаина несколько раз ходила в туалет и пила воду из-под крана, зная, что организм заставит ее пожалеть об этом.
Каждый раз, когда она поднималась, кресло предательски скрипело, и офис затихал в ожидании какой-нибудь выходки. Офис тоже знал, что отдых Фаине не помог. Офис догадывался о буре, но благоразумно молчал, чтобы не послужить провокатором.
Последней каплей стал заевший пробел на клавиатуре. Когда Фаина поставила его на место, кнопка перестала работать, процессор от частого нажатия на одну и ту же клавишу завис, а монитор не откликался.
Она не успела сохранить статью.
Девушка сжала кулаки и заскрипела зубами. Всю чертову жизнь техника в ее руках глючила, выдавала странные ошибки, ломалась просто так. Всю чертову жизнь Фаина принимала это как оскорбление, которое нужно просто стерпеть. Что ж, если этому компьютеру так не терпится выйти из строя и насолить ей, пусть хотя бы имеет на это реальную причину.
Фаина достала из органайзера канцелярский нож и со спокойствием психопата перерезала провод, соединяющий клавиатуру с процессором.
Он поддался на удивление легко, будто только и ждал лезвия. Девушка почувствовала себя опьяненной от невысказанной злобы и готовности совершать безбашенные поступки, точь-в-точь как в тот вечер, когда решила использовать дрель, чтобы показать Яну, кто главный на этаже.
Взяв клавиатуру обеими руками, девушка подняла ее над головой и поднялась сама. На нее успели обратить внимание, но не успели остановить.
Громкий треск разнесся по офису, когда кусок пластика достиг пола, и следом замерли все, кроме Фаины. Она визгливо захохотала и прыгнула на осколки, чтобы изничтожить их в прах своими тяжелыми ботинками на шнуровке. Реакция сотрудников казалась ей смешной, как и разлетающиеся из-под ног кнопки с потертыми буквами.
«Ну что, как вам такое залипание клавиш? А? Вы уже достаточно залипли или мне ударить сильнее?»
Она была горящий фитиль, к которому никто не рискнул бы протянуть руку. Впервые за долгое время ей ощутимо полегчало – смех помогает всегда, особенно истерический. Но это было только начало.
– Фаина? Хватит! Что ты творишь?!
– Фаина, перестань же!
Некоторые из коллег привстали со своих мест, надеясь прекратить дикую пляску, от которой веяло первобытным безумием. Фаина действительно остановилась, но для того, чтобы отыскать новую цель и ринуться в атаку.
Она схватила пустой кулер и швырнула его под потолок по длинной дуге, так что коллегам, в чью сторону он полетел, пришлось уворачиваться. Пластиковая бутыль не причинила никому вреда, и следующим в ее руках оказался электрический чайник.
Девушка метнулась к окну, распугав окружающих, которые в панике покидали рабочие столы и сбивались в группы, словно домашний скот, заметивший в хлеву койота. Распахнув створки, она вышвырнула чайник в окно и с удовольствием проследила траекторию его падения.
Снизу кто-то закричал, но Фаина ничего им не ответила. Не в состоянии была ответить.
– Да что ж ты творишь?
– Сбрендила?!
– Кто-нибудь, позовите Степу! Быстрее!
Колония здоровых клеток хаотично металась по помещению, стараясь избежать столкновения с инфицированным собратом. Зараженная вызывала в них страх и отторжение, которые сложно объяснить. То, что теряет свою основную функцию и приобретает свободу, априори опасно. Это прочный, заложенный глубоко в сознании каждого живого организма закон.
– Степа! Скорее, сюда! Что-то с Фаиной… мы не знаем… она вдруг начала кричать, крушить тут все.
– Она выбросила наш чайник. Просто открыла окно и… представляешь?!
Задумчиво оглядев их, девушка принялась с молчаливым усердием опрокидывать стулья и кресла на своем пути. В офисе поднялся грохот. Она сеяла хаос вокруг себя. Все, чего касалась ее рука, повышало уровень своей энтропии[17].
– Да что вы стоите! – заорал Степа. – Дима, вызывай скорую. Ее бы саму от окон увести!
– Так, понял, телефон, где мой телефон… – Парень стал оглядываться и хлопать себя по карманам, не зная, в какую сторону податься.
– Глеб, перекрой выходы, живее! Я постараюсь ее поймать. Девочки, а ну, бегом в мой кабинет, в туалеты, куда хотите, туда и прячьтесь, пока вам не прилетело.
Все наконец ринулись выполнять осмысленные действия. В хаосе главное – ощущать себя полезным.
– Пожалуйста, остановись. Фаина! Слышишь меня? Это всего лишь травма на рабочем месте, все будет хорошо, верь мне. Разве я тебя обманывал? – Степа пытался приблизиться к ней, но вовремя заметил сжатый в кулаке канцелярский нож. Стиснув зубы, Фаина била им по столам и папкам с документами – методично, удар за ударом. – Остановись, прошу. Ты нездорова. Это поправимо. Тебе надо поговорить со специалистом, только и всего. Я тебе все оплачу, дам отпуск, Фаина!
Она ничего не слышала и ничего не говорила в ответ. Лишь замахивалась и обрушивала сжатый в кулаке ножик на все, что ей попадалось. И взгляд у нее был такой, что Степа почувствовал мурашки от шеи до лопаток. Фаина словно превратилась в чью-то безвольную марионетку, с ней бесполезно было разговаривать.
Прежде чем обезумевшую скрутили два рослых санитара в светло-голубой форме, она успела рассыпать по полу весь имеющийся кофе и сахар, изрезать много документации и даже попыталась разбить офисным креслом монитор компьютера.
Ущерб был не слишком серьезный, но неприятный. Зная Фаину, Степа давно ожидал подобного, втайне надеясь, что это случится не в офисе. Главное, что физически никто не пострадал: сотрудники отделались испугом.
Не без труда обездвижив, Фаину увезли. В больнице девушке вкололи хорошую дозу успокоительного и уложили на койку. Начальник оставался поблизости, обсуждал все детали с врачом. Через какое-то время ему сообщили, что у нее с высокой вероятностью нервный срыв на фоне сильного стресса, психическая неустойчивость и гиперчувствительность, а это состояние требует изоляции и лечения при полном отсутствии раздражителей.
Фаина обрывками помнила, как Степа рассказывал ей, что будет дальше. Он действительно обязался оплатить две недели, которые она должна провести под наблюдением. Часть суммы он будет постепенно вычитать из ее будущих зарплат, другую часть спишет как компенсацию за «травму на рабочем месте».
Но нетрудно догадаться, что есть еще одна часть, которую Степа оплатит просто так, из глубокой привязанности к ней. Фаина не испытывала ни благодарности, ни удивления по этому поводу. Лишь равнодушие.
– Скажи мне теперь, ты согласна на все, что я тебе предложил? Ты хотя бы поняла, что я рассказал тебе? Я сообщил врачам, что у тебя диабет, так что на этот счет не переживай.
– Пусть забирают меня куда хотят. Я больше не могу там находиться, – тихо проговорила девушка и отвернулась, чтобы и дальше рассматривать больничные занавески. В их чудно́м узоре ей виделось цирковое представление: дрессированные крокодилы выполняли команды, а клоуны жонглировали шляпами и лягушками.
«Пусть все это прекратится».
Степа снова ничего не понял, продолжительно вдохнул-выдохнул и оставил девушку одну. Он искренне надеялся, что Фаине смогут помочь и через две недели ей полегчает настолько, что она вернется к работе. Однако в глубине души молодой начальник знал, что этой девушке не поможет уже ничто.
Наверное, поэтому он относился к ней с неясной ему самому симпатией. Разве станешь ругать за какой-то проступок человека, обреченного на страдания? Он всегда понимал, что Фаина мучилась, но боялся себе в этом признаться. Сама жизнь мучила ее, абсолютно неприспособленную к существующим законам и правилам.
Фаине дали как следует выспаться, накормили казенной едой (поведение персонала разительным образом меняется, если твое лечение оплачивается) и отвезли в небольшой загородный пансионат для душевнобольных. Нежно-бежевое здание, окруженное морем свежей зелени.
При себе у нее имелась только сумка с телефоном и кошельком, но девушка не стала никому ничего сообщать. Расскажет, только если кто-нибудь заметит ее отсутствие. А пока что хочется одного – выпасть из привычного мирка, побыть в изоляции от людей и вещей, которые довели ее до ручки.
Весь путь по кочкам и выбоинам загородной дороги Фаину не покидала приятная легкость.
Во-первых, она как следует прооралась сегодня, во-вторых, она еще две недели не вернется в общежитие и не увидит Яна, в-третьих, ее везут туда, где кто-нибудь точно поможет ей разобраться в себе и в окружающих, выпутаться из сетей, в которых она билась слабым насекомым под чутким взглядом паука.
А если нет, она хотя бы отдохнет в спокойной обстановке, где никто не будет превращаться в монстра, приращивать ей волосы и пытаться продырявить висок дрелью. Делать вид, что все в порядке: так себя соседи обычно и ведут. Выставлять ее сумасшедшей.
И вполне успешно, судя по новой локации.
По прибытии ее молниеносно оформили, с улыбкой проводили в номерок гостиничного типа в крыло для спокойных пациентов, выдали чистую одежду и постельное белье и на время оставили в одиночестве.
С удовольствием переодевшись во что-то вроде просторной белой пижамы и мягких тапочек, Фаина собрала волосы в дурацкий пучок на затылке и стала осматривать отведенное ей помещение. Максимум пятнадцать квадратных метров. Здесь легко умещались односпальная кровать, аккуратная прикроватная тумбочка, письменный стол у окна и два стула. Душевая совсем тесная, зато своя. А вот в столовую, похоже, придется ходить со всеми остальными в отведенные часы.