Но Фаина лишь молча покачала головой. Нечего тут было поправлять. Все про нее, все до последнего словечка. Даже жутковато стало. Но и любопытно тоже. Что скажут дальше? Неужели с ней все настолько безнадежно? Она, конечно, догадывалась… но полной картины не было.
– Хорошо, тогда движемся дальше. Шизоиды не особо волнуются по поводу внешнего вида, им спокойно в беспорядке и неряшливости. Они редко заводят серьезные отношения, так как слишком ценят личное пространство и время и не готовы тратить их на кого-то, кроме себя и своих фантазий. Им некомфортно с кем-то знакомиться, открываться новым людям. Находясь в обществе, шизоиды мечтают о том, как попадут домой и проведут время без посторонних, занимаясь тем, что им приятно. В большинстве случаев шизоид – личность яркая и неординарная. Он иначе видит мир и не принимает на веру навязанные обществом нормы, резко меняет настроение и не терпит вторжения в личное пространство.
– У меня шизофрения? – спокойно уточнила Фаина, прищурившись.
– Не совсем. Но она может легко развиться из вашего нынешнего состояния. Вы имеете к этому все задатки. Я склонна отнести вас к ярко выраженному шизоиду психастенического типа еще и по следующим признакам: вы не умеете работать в команде – для вас легче и проще все сделать самостоятельно, лишь бы не контактировать с людьми (по вашему убеждению, это затормаживает процесс); вы не способны нести ответственность за себя и за других (будем называть вещи своими именами); судя по результатам теста на уровень интеллекта, вы облаете глубокими бессистемными познаниями, но не можете их применять из-за нерешительности и тревожной мнительности, а это сильно мешает жить: в школьные и студенческие годы на фоне этого развиваются комплексы; наконец, у вас слабая нервная система и склонность к апатии.
– Я не считаю себя умной, – поразмыслив, призналась Фаина. – Никогда не считала. Мне, скорее всего, просто везло. Но я тысячу раз испытывала иррациональный страх произнести то, что знаю, даже если уверена в этом. Я всегда боюсь привлечь внимание и допустить ошибку, словно сразу после этого моя жизнь будет испорчена навсегда.
– Об этом и речь. Чистейший психастенический шизоид.
– А откуда вообще… это в человеке берется?
– Единого мнения нет до сих пор, – вздохнула Браль. – Лишь теории. Это либо неблагополучная семья, где с самого детства ребенок видит родительскую неприязнь и замыкается в себе, осознанно отстраняясь от людей; либо возникающее на фоне неумения создать комфортные для себя условия неприятие себя и своих недостатков и, как следствие, затворничество; либо врожденная когнитивная расфокусированность, когда человек не умеет улавливать чужие чувства, а потому не может на них ответить.
Кстати, если уж заговорили о детстве, на этот счет у меня тоже есть парочка наблюдений. Знаете, почему вам так нравится вкус сладкого, различные безделицы, мультики, игрушки? Почему вы страшитесь перемен и ответственности? Вы любите все, что возвращает в «старые добрые времена». Вам не нравится взрослая жизнь, верно? Вам все больше хочется выпасть из нее. Вы даже нашли хороший способ эскапизма – надежный, но не оригинальный. Алкоголь облегчает ситуацию не тем, что помогает расслабиться или повеселиться, нет. Он позволяет на время притормозить самокопание и мучительные для вас мыслительные процессы, которые не удается застопорить в трезвом виде. Дарит недолговечную легкость, прелесть которой познается лишь в сравнении с ежедневным состоянием.
Очевидно, у вас было счастливое детство, если вы так жаждете в него вернуться. Вы не заметили, как выросли. Когда вы стали взрослой, Фаина, в каком возрасте? – Браль вновь сочувственно вздохнула. – Инфантилизм – весьма распространенная проблема в наше время. Она проявляется в легкой форме у большинства ваших сверстников. У людей есть только два варианта: либо приятное детство, полное позитивных впечатлений, и отказ переходить в новое состояние, принимать законы взрослой жизни, либо, наоборот, ужасное детство, полное травм, и стремление исправить нынешнюю жизнь, сделать непохожей на то, что пришлось пережить.
С другой стороны, будь ваше детство безоблачным, откуда взялись бы все эти комплексы и страхи? Допускаю, что вы склонны, как и многие из нас, идеализировать то, что безвозвратно прошло, искусственно наращивая ценность утерянного. Вы – загадка, Фаина. Интереснейший ребус человеческой психики, требующий более тщательного изучения.
Но девушка не ощущала того же восторга, что испытывал бы любой на месте Браль. Она поняла вдруг с необыкновенной ясностью, что не зря оказалась здесь. Даже если бы Ян не появился в ее жизни и не послужил катализатором внутренних противоречий, ей давно следовало показаться специалисту.
– Признаться честно, услышанное меня угнетает.
– Так не должно быть, Фаина. Вы словно павлин, который грустит, увидев свои чудесные перья.
– «Чудесные перья», ага, – усмехнулась она, представив на миг, как Ян ее ощипывает. Жуткая картина. – Что в этом всем чудесного?
– Вы уникальны, а это бесценно.
– Я слишком дорого за это плачу.
– Иначе не бывает. За уникальность всегда приходится платить. Отчуждением, отшельничеством, полным неприятием окружающими, отсутствием нормальных взаимоотношений с ними.
– Я давно заметила, что мне… не требуется становиться фрагментом чего-либо, чтобы ощущать себя, знаете, полноценной. Вливаться в фан-клубы, группы по интересам, литературные кружки и тому подобное – не для меня. Если я и люблю что-то, я люблю это сама по себе, мне не нужно все остальное сообщество поклонников, чтобы делить с ними свои впечатления от прочтения книги или просмотра фильма, грубо говоря. Меня они даже раздражают.
Я никогда не была частью школьного, университетского коллектива, членом определенной социальной группы, самоидентифицирующей себя только как часть от целого. Никогда не стать мне и частью рабочего коллектива. И дело не в людях, которые окружают. Дело только во мне. Я просто… не хочу этого. Мне достаточно себя. Внутри меня и так слишком много всего, чтобы стремиться еще и к постоянному общению с кем-то, тем более – с группой людей. Люди отнимают бесценное время, которое я могу потратить на множество вещей более интересных, чем посредственность. Я замечаю, что становлюсь циником. Но как им не стать, когда большая часть моего окружения – серость? Я отчетливо вижу, как они не задумываются и о половине тех вещей, которые для меня очевидны. Мне легче промолчать, чем объяснить им что-то, чего они не видят из-за узости кругозора. Я стою на стене лабиринта, в котором они бродят, и вижу все сверху. Вот что я чувствую.
– Шизоиды часто эгоцентрики, нарциссы и гордецы, но это не их выбор. Вообще это очень противоречивый психотип. Сплошной парадокс. И ваш инфантилизм в сочетании с четкими шизоидными чертами – главное доказательство.
– Это лечится? – Фаина и не думала обижаться на правду, которую знала в глубине души.
– Для лечения шизоидной акцентуации применяется как раз психотерапия. В идеале я должна вести себя осторожно, не заостряя внимания на особенностях пациента, но я слишком под впечатлением, чтобы сохранять столь высокий уровень профессионализма. Шизоиды не любят, когда им открыто говорят об их непохожести, и закрываются. Обычно они либо догадываются, либо точно знают, что с ними не так, еще до посещения специалиста. Но никогда сами не обратятся за помощью, только под давлением окружающих.
– Чистая правда, – улыбнулась Фаина. – Я всегда отдавала себе отчет в том, что люблю одиночество и не умею общаться с людьми. Мне это и нравится, и в то же время приносит неудобства. Я знаю, что самодостаточна и социопатична, молчалива и слабо эмоциональна. Порой все это раздражает. Мне хочется стать нормальной, но за провальные попытки я еще сильнее ненавижу себя. Я вижу в себе много недостатков и противоречий, я знаю, сколько фобий и комплексов отягощают меня. Я считаю себя непривлекательной; хуже того, я – пустое место, недостойное называться существом разумным, неспособное изменить что-либо даже в собственной жизни. Я боюсь и избегаю всего, что приносит мне дискомфорт. Перемены в окружающей обстановке, темнота, долгое общение и тактильные контакты с людьми, проникновение чего-либо под кожу…
– А вот в страхе перед колющими и режущими предметами, способными нарушить целостность вашей плоти, Фрейд усмотрел бы подавленный страх близости с мужчиной. Между проникновением иглы под кожу и проникновением полового члена во влагалище для фрейдиста нет никакой разницы. Возможно, в этом и правда нет разницы. Но определенная связь в вашем случае есть, вы не находите? Иначе почему бы эта фобия стала тесно связана с «феноменом Яна»?
То Ян попадается вам в темноте, то Ян сам выключает свет, а следом вы чувствуете уколы по всему телу. Знаете почему? Потому что вы боитесь его и самой мысли о близости с ним. Все страхи обычно сливаются в один. Ясно ведь, почему вы потом не нашли никаких следов. Никто не колол вас. Это мозг обманул нервную систему, чтобы спугнуть, просигнализировать о мнимой опасности. Подавленное либидо единственно верным образом среагировало на мысль о физической близости с симпатичным мужчиной, мысль вполне естественную, когда оказываешься в темном замкнутом помещении с лицом противоположного пола. Я думаю, у вас и в этой области может обнаружиться травма. Она может оказаться как безобидной – некогда неудачный сексуальный опыт, так и тяжелой – например, растление или изнасилование.
Браль замолчала, рассматривая Фаину, но девушка ничего на это не ответила, не выказала и малой эмоциональной реакции, хотя затронутая тема была довольно щепетильна. Она на многое реагировала вот так, словно это ее не касалось, проходило мимо нее. Будто она глядела на себя от третьего лица.
«На двести процентов шизоид, – подумала Инесса Дмитриевна, – до костного мозга, до лимфоузлов».
С этой девушкой все вышло гораздо хуже (и в то же время лучше), чем она полагала, и с каждой беседой ситуация усложнялась. Двумя неделями не обойтись, но выбора не остается. Одной из них придется вернуться к рутинной работе со скучными пациентами, которые в жизни не ощущали ничего сложнее комплекса неполноценности, потому что в детстве их не похвалила мама; другой надо возвратиться в обыденный мир и притворяться обычным человеком, подавляя свою истинную суть.