– Так, – Фаина поднялась и уперла руки в боки, – хватит с меня на сегодня мистификаций и намеков. Пожалуйста, не приходи ко мне больше с такими разговорами. Я подумаю над твоим предложением, идет? А сейчас уходи. У меня еще есть незавершенные дела, а потом я ухожу.
– Я уйду, но надеюсь, наша дружба для тебя все еще что-то значит. Верь мне. Я не сумасшедший, и ты, кстати, тоже. – Кирилл поднялся и направился к двери. – Я хотел подготовить тебя, дружески помочь. С моментом принятия. Но вижу теперь, что ты еще не готова. Он неплох. Надо лишь найти с ним общий язык. Вражда с ним ни к чему не приведет. Он в тысячи раз сильнее. Просто дай ему то, чего он хочет.
– Кирилл, ваш совместный розыгрыш затянулся. Я не хочу больше слышать об этом всем. Уходи.
Дверь за его спиной закрылась почти неслышно. Фаина вновь села на кровать, обхватила голову руками. Глубоко внутри себя она слышала, как лопаются швы наскоро сшитого полотнища и ткань оглушительно трещит. Ей захотелось выпить.
Глава XXII,в которой Фаина слишком много думает
Моя история лишена приятности, в ней нет милой гармонии выдуманных историй, она отдает бессмыслицей и душевной смутой, безумием и бредом, как жизнь всех, кто уже не хочет обманываться.
Наступил столь нежеланный первый рабочий день после нервного срыва и всего за ним последовавшего.
Фаина старалась не думать о том, какими взглядами ее встретят в офисе, как отреагируют на появление в слегка модифицированной после лечебницы версии, смогут ли относиться к ней как прежде, захотят ли общаться как с обычным человеком. После всего, что она устроила. И особенно после всего, что она о себе осознала.
Хотя могло быть и хуже. Порча имущества – не самое ужасное, на что способен человек со сдавшими нервами.
Фаина почти не помнила состояния, в котором крушила мебель, технику и документы, пугая коллег. Понимала ли она, что творит, была ли в состоянии представить последствия? Пряный гнев и пьянящее чувство свободы горячим коктейлем разлились по венам и управляли ею.
Не хотелось бы снова оказаться во власти подобного состояния, сбить которое удалось лишь сильной дозой успокоительного. Как она выглядела со стороны? Как вели себя сотрудники? Пытался ли кто-то остановить ее?
В голове – туман. Никаких ответов.
Прийти в офис и расспрашивать коллег о подробностях того происшествия казалось неприемлемым, поэтому Фаина избрала самый подходящий в таких случаях путь – вести себя так, словно ничего не случилось. Вроде бы именно так поступают обычные люди?
Как ни странно, некоторые даже здоровались с нею и сочувственно заглядывали в лицо, стараясь по его выражению выведать что-нибудь, но девушка, откликаясь на редкие приветствия, оставалась непроницаема.
Все с удовольствием и даже некоторым облегчением приняли игру, в которой проигрывает тот, кто первым вспомнит о событиях двухнедельной давности, заговорит о них или хотя бы намекнет. «Так и принято в цивилизованном обществе – избегать острых углов, которые я всегда подчеркиваю, иначе буду презирать себя за лицемерие», – подумала Фаина.
Даже Степа, вызвав ее к себе, чтобы дать поручения на день, упомянул о пребывании в клинике как о чем-то давно забытом и несущественном. Девушку это устроило. Получив задания, она вернулась на рабочее место и задумалась о том, что ее восприятие реальности накренилось. Оставалось понять, комфортно ли ей в таком положении.
Вокруг стало словно бы больше воздуха, его потоки струились, как чистые невесомые ручьи, мимо нее, мимо всех окружающих людей, соединяя их в коллективную ментальную сеть. Благодаря кристальной чистоте этих ручейков речь становилась более отчетливой, слова – разборчивыми, взгляды людей и их эмоции – выразительнее, яснее. Эти потоки омывали ее замутненный взор, обращенный ранее лишь внутрь себя. Теперь же она видела, слышала и ощущала присутствующих – не вполсилы, как прежде, не на задворках сознания, а прямо перед собой.
Реальность оказалась не менее яркой и четкой, чем внутренний мир, в котором она слишком долго пребывала.
Рядом с ней работает так много людей, живых людей, которые общаются, смеются, размышляют о чем-то, делают свое дело – хорошо или плохо, получают премии или выговоры, ходят на обед и на больничные, отпрашиваются пораньше, чтобы забрать ребенка из детского сада…
И обо всех этих людях Фаина практически ничего не знала. Более того, раньше ей сложно было представить, что тени, окружающие ее, – такие же живые и неоднозначные, как она сама. И не потому, что раньше она считала себя самой уникальной, а потому что, зациклившись внутри себя, не могла полноценно вынырнуть на поверхность.
Воспринимала большинство людей как «неиграбельных» персонажей в видеоигре под названием жизнь.
Набралась целая куча вещей, о которых девушка размышляла на автомате, занимаясь рутинными делами и стараясь не привлекать к себе внимания. Например, непривычное поведение противоположного пола, а именно – внезапное и недвусмысленное внимание к ее персоне. Неужели, вернувшись из клиники, она стала вести себя как те девушки, которые выглядят доступными? Вряд ли. Одеваться стала иначе, конечно, но это «иначе» теперь ничем не отличается от того, как одеваются все девушки вокруг. Обыкновенно. Как и принято.
Сначала Гена – он был чертовски рад ее видеть, но в этой радости не было ничего особенного, он всегда был счастлив, когда видел свою Афину – девушку, к которой почему-то так сильно привязался, что считал близким человеком. Другом, с которым, однако, обожал флиртовать и пошло шутить. Фаина слегка улыбалась, думая о Гене, но не осознавала в полной мере, почему ей так приятно вспоминать обо всем, что связывает ее с любвеобильным соседом.
Радостно было вспоминать мгновения, проведенные с ним, – в день ее возвращения они сидели у нее и говорили очень долго. Фаина многое ему рассказала, но было и то, что сочла рациональным утаить. Гена не знал о любовной связи с медбратом (это ранило бы его), не догадывался о серьезности психического состояния подруги (знать это ему было просто незачем), многого не ведал о проделках Яна (он не поверил бы, что это правда, и стал бы искать всему объяснение, как и Браль).
– Помнишь, накануне всего этого… когда мне было плохо и я ночевала у тебя… – издалека начала Фаина, вспомнив одну вещь, которая ее до сих пор беспокоила.
– Ты про волосы, верно? – догадался Гена и провел рукой по ее голове. – Твои прекрасные густые волосы. Я обещал, что узнаю у Саши, видел ли он, что ты их обрезала. Потому что сам я этого не помню.
– И что он?
– Он тоже не помнит. Он вообще не может ту ночь восстановить в памяти. Словно взяли и стерли. Не помнит, как я его разбудил и выпроводил, тебя – трясущуюся и плачущую – тоже. Я даже не знаю, что думать, Афин. Похоже, тебе это просто приснилось. Ты бредила ночью, говорю тебе. Возможно, ты лишь собиралась это сделать. А в бреду тебе причудилось, что ты воплотила стремление в жизнь. Ну не могли же они прирасти заново ночью? Ты ведь не можешь не согласиться с тем, что это полная дичь.
– Скорее всего, ты прав, – задумалась девушка. – Потому что я на следующее утро еще и зеркало ножницами разбила, а оно вот – стоит целехонькое.
– Так вот что это был за шум, – нахмурился Гена.
– Ты слышал?! – У Фаины перехватило дыхание.
– Да. Будто у кого-то ваза упала. Или камень в окно прилетел. После того как ты побывала в комнате Яна, вышла оттуда злая и заперлась у себя. Может, это просто совпадение и у кого-то еще что-то разбилось в то утро?
Они посмотрели друг на друга, испытывая легкий страх перед событиями, которые не получалось объяснить. Затем им пришлось перевести тему, ибо ощущение опасной прогулки по тонкой грани, из-за которой девушка и оказалась в лечебнице, не оставляло обоих.
Игнорировать было удобнее.
Фаина не хотела больше докапываться до истины. Каждый раз, когда она делала это, она все более отдалялась от адекватного восприятия реальности, насколько оно вообще возможно в ее случае.
Но была одна вещь касательно Гены, которая очень радовала и давала надежду на лучшее, – его симптомы почти прекратились. Похоже, парня удалось вылечить, и никаких мистических знаков в кровоточивости его десен и боли во рту на самом деле не было.
Но как же остальные симптомы у девочек, у Алека? Тоже совпадения? Слишком много их на квадратный метр. Какая-то «гигантская флюктуация»[21] по имени Ян.
Собственное здоровье пока не давало сбоев. Она вновь ощущала вкус сладкого, но не собиралась этим злоупотреблять. Благодаря сдержанности, попыткам питаться здоровой пищей и отказу от спиртного жажда и недомогание не беспокоили ее.
– Фаин? – Чей-то незнакомый голос вывел девушку из глубоких раздумий, она отъехала от рабочего стола и подняла голову. Перед ней стоял программист, его имени она не помнила.
– Я тебя слушаю.
Зачем он подошел к ней? Что ему нужно? О чем они могут говорить?
– Я иду в магазин, тебе купить чего-нибудь?
Фаина откинулась на спинке своего кресла, чтобы осмотреть офис. Почти все глядели в их сторону. Зачем они послали его к ней? Это какая-то проверка?
– Не надо, у меня еда с собой.
– Ладно, как хочешь. – Парень похлопал себя по карманам, словно искал что-то. Например, повод задержаться.
– А что, уже обед? – удивилась девушка.
– Да, почти. Вот меня и послали в магазин, каждый просит что-то ему купить, чтобы не идти самому. Мы и раньше так все время делали, ты не замечала?
Фаина отрицательно покачала головой.
– Можешь просить и ты. На будущее.
– Ясно. Так ты идешь один?
Коллеги слушали с большим вниманием. Они уже не могли припомнить, когда в последний раз Фаина общалась с кем-то из них так долго и осознанно, без очевидного для нее напряга и взаимного желания скорее закончить диалог.