Это был импульсивный, необдуманный поступок из гадкого желания раздразнить, отомстить за причиненную обиду. «Посмотри, что ты потерял». Но всю глупость своего решения Фаина в полной мере прочувствовала чуть позже.
– Я знаю, что ты внутри. А ты знаешь, что эта дверь меня не остановит.
Могильный, холодный голос, неузнаваемый. Интонация искажена едва сдерживаемым гневом, от которого сводит зубы.
И снова тишина.
Ждет.
Знает, что она боится его.
Знает, что подчинится.
Фаина тихо выдохнула и направилась к двери, глядя на нее так, словно притаившийся за нею властен над ее судьбой. Колени были слабыми, пальцы мелко дрожали – не заметишь, если не присматриваться. Это и есть неизбежность рока.
Отставить! Нельзя трястись перед ним. Нельзя! Вспомни о том, как злилась на него пару часов назад. Пусть остывшая ярость придаст тебе сил пережить очередной разговор с ним. Наедине.
Тихонько отодвинулась медная щеколда, дверь приоткрылась сантиметров на пять. Фаина испуганно посмотрела в образовавшуюся щель, где поджидал ее темно-зеленый взгляд, спаянный из грубого окислившегося металла и ввинченный под нахмуренные брови вместо настоящих глаз.
В том, что Ян сейчас разъярен почти так же, как в тот вечер, когда она шумела дрелью, не осталось сомнений. Он смотрел, не моргая, не раскрывая плотно сжатых губ.
Вспомнив, чем все закончилось в прошлый раз, Фаина поспешила исправить ошибку. Не успела. У Яна оказалась отменная реакция. Стоило совершить резкое движение, как он молниеносно схватился за ручку, толкнул дверь и очутился внутри. Девушка отошла на пару метров, запахивая себя в тонкую ткань халата. По спине побежал мороз, как будто глубокой ночью слышишь шорохи под своей кроватью и не можешь пошевелиться.
Ян хорошо знал, как ее дверь запирается изнутри, и проделал необходимые манипуляции, чтобы избавиться от свидетелей. Затем медленно обернулся на нее – все такой же мрачный и угрожающий; ладони сжаты в белые кулаки, вены на шее вздулись.
Фаина бегло осматривала его фигуру, одежду и выражение лица, пытаясь угадать по ним, что будет дальше. Тут Ян сделал шаг вперед, и девушка вздрогнула, упираясь спиной в двухъярусную кровать. В замкнутом помещении дальше отступать некуда. Но ведь он не убьет ее?
– Как. Ты. Могла? – Одухотворенное лицо исказилось разочарованием.
– О чем это ты?
– Как ты можешь показываться мне на глаза с этим… этим… озабоченным неудачником? Позором мужского рода!
Фаина опешила. Подобная наглость всегда лишала ее дара речи.
– Что… что ты…
– Я хочу услышать нечто осмысленное, – заявил он и одернул на себе черную рубашку, явно намереваясь присесть и подождать, пока соседка придет в чувства.
– Не понимаю, зачем ты пришел. Пожалуйста, уходи.
– Ты сама меня впустила.
– Брось, ты зашел силой.
– Я и не такого силой могу добиться. – Ян осмотрел ее с ног до головы.
– Если ты что-то задумал, я буду кричать.
– Ради всего святого!
– От тебя это звучит кощунственно.
– Ты же это мне назло, да? Мстишь, что увидела с нею.
– Мне все равно. Я искренне желаю вам счастья.
«Вторая фраза была лишней!» – пронеслось в голове.
– Поэтому бросилась в объятия первого встречного, который недостоин даже… – Тут Ян потерял самообладание и звонко ударил по дверце шкафа раскрытой ладонью.
Фаина вздрогнула и скривилась, представив, как это, должно быть, больно. Если Ян вообще что-то чувствует. Дверца чудом не треснула.
– Договаривай, – попросили дрожащие губы.
Ян одарил ее одним из самых ненавидящих взглядов из своего арсенала, но девушка поняла – эта ненависть направлена уже не на нее лично, скорее на Александра.
– Недостоин даже касаться тебя, – с чувством неподдельной боли закончил Ян. – Недостоин того, чтобы ты на него смотрела. Разговаривала с ним. Дышала одним воздухом.
– Знаешь, это вовсе не тебе реша…
– Разве?! Я хочу и могу убить его. Почему ты так себя ведешь?
– Как же я себя веду? – пришлось тоже повысить голос.
– Распыляешь себя на таких насекомых. Омерзительно. Ты предназначена другому. Более сильному, тому, кто не знает конкурентов.
Несколько секунд Фаина напряженно глядела на Яна, и вдруг его искреннее негодование развеселило ее. Она хохотнула раз, другой и плюхнулась на кровать, уже заливаясь припадочным смехом.
– Самое забавное даже не в том, что кто-то вроде ТЕБЯ может меня ревновать! – заговорила она, сложив руки на груди, как у покойника. – А в том, что ты, ведя столь разгульную жизнь, перепортив почти всех девчонок здесь за несколько месяцев (его лицо стремительно менялось), включая мою хорошую подругу, которая не заслужила запутаться в твоей паутине, ты, развратник и конченый бабник, мерзавец и садист, пришел поучать меня, как лучше выбирать себе парней! Ты это сейчас серьезно? Думаешь, мне нужны твои советы? Считаешь, я обязана к тебе прислушиваться – хоть в чем-то? С каких пор ты успел стать моим наставником? Я что-то не заметила этого момента. Ты полагаешь, мне НЕ плевать на твое мнение? На тебя самого? Ты мне что, отец или хотя бы старший брат? Нет. Нет и нет. Так что прошу не беспокоить меня нравоучениями. От кого угодно я готова их выслушать, но только не от тебя.
Ян, словно и не слыша ее пламенной речи, опустился в кресло с выражением некоторой растерянности на лице, обычно непроницаемом и беспристрастном, помолчал, затем взглянул почти умоляюще. Впервые в нем проступило нечто беззащитное, и Фаина задумалась, не слишком ли резко с ним обошлась.
В молчании стало очевидно, что прогонять Яна бесполезно – он сам уйдет, когда посчитает нужным. Приближаться к нему, чтобы лично выпроводить, Фаина побаивалась. Это могло его спровоцировать на более отчаянные действия. Поэтому она перевернулась набок, согнув руку в локте и уложив голову в ладонь, и уставилась на соседа в ожидании.
– Мое поведение – еще не повод вести себя аналогично. Я могу делать многие вещи, от которых людям никогда не отмыться. Но я – другое дело. И если ты просто пытаешься мне напакостить, то не надо.
– Не надо что?
– Путаться с сомнительными типами вроде того, что проводил тебя домой.
– А тебе-то какое дело до того, с кем я путаюсь? Может, он хороший мужик. Это моя личная жизнь. Ключевое слово – личная. Зачем ты лезешь в нее? Кто дал тебе право? Мне что же, приводить к тебе на одобрение каждого парня, который понравится?
– Ты же понимаешь, это не имеет смысла – я не одобрю никого из них. Постой. Он тебе нравится? Этот… ублюдок, мечтающий засунуть руку тебе в трусы в ближайшем подъезде?!
Ян снова повысил голос, переходя на рык, и Фаина, не сдержав негодования, поднялась и смело подошла к нему, вынуждая смотреть на нее снизу вверх.
– Твоя наглость не имеет границ. Тебе не должно быть дела до того, кто стаскивает с меня одежду, точно так же, как и мне нет дела до того, с кого ее стаскиваешь ты. Делай что хочешь, я тебе не указ, только меня в покое оставь.
– Оставить в покое тебя? – скептически переспросил Ян и сделал резкое движение рукой.
Не успев осознать, каким образом, Фаина оказалась у него на коленях, вот только этот Санта ее желания исполнять не собирался, скорее свои собственные.
Одна рука наматывала ее волосы на кулак, властно заставляя выгибать шею под неестественным углом, пальцы другой сомкнулись чуть выше колена, обездвижили тяжелым грузом, приковали к себе. В этом положении Фаина не могла видеть его лицо, но готова была поспорить, что оно изменилось до неузнаваемости.
Оказывается, когда нет лишних глаз, Ян умеет проявлять самые разные эмоции. Теперь он весь преобразился в жестокого деспота – из тех, что избивают жен ради забавы, калечат домашних животных, держат в ужасе соседей и ломают психику детям.
– Считаешь, я не могу причинить тебе вред? – зарычал тот, кто только что был Яном. Он контролировал наклон ее головы так, чтобы молча осматривать все уголки лица, лишь горячее дыхание касалось ее щеки.
«Больно, как же больно, черт возьми».
Из уголков глаз брызнули слезы, покатились по складкам и впадинам исказившегося лица. Приходилось отвечать, сцепив зубы.
– Уже причиняешь.
– Правильно. И знаешь, я давно мечтал сделать это. Ты и представить себе не можешь в своем узком человеческом умишке, как трудно мне бывает контролировать себя, особенно рядом с тобой.
Фаина дышала как загнанный зверь. Ян повернул ее лицо, чтобы она не могла его не видеть.
– Смотри на меня. Смотри мне в глаза. Ты злишься так сильно, так по-настоящему, – он глубоко вдохнул воздух над ее лицом, – мне это нравится. Твои эмоции – нечто особенное. Они столь… глубоки, искренни! Раскованны. Они цепляют своей энергией. Но вообрази себе ярость несоизмеримо сильнее твоей, и ты поймешь, что я испытываю, когда вижу, как тебя касаются руки простого смертного.
Почти обездвиженная, срываясь от боли на хрип, Фаина вдруг вспомнила, что у нее тоже есть руки. Огромным усилием воли она привела их в движение и добралась до крепкой мужской шеи. Когда ладони сомкнулись, Ян одобрительно вскинул брови.
– Хочешь задушить меня? Ты не перестаешь удивлять. Я в тебе не ошибся.
Фаина давила изо всех сил, но это не приносило никакого эффекта, и она перестала. На коже остались белые вмятины от пальцев с бурым контуром накопившейся крови.
Она вдруг поняла, что не слышит его дыхания.
– Правильно. Не трать на это силы. Все равно ничего не получится. Ты же понимаешь почему. Знаешь, мы так редко с тобою остаемся наедине и болтаем по душам. Искренне, безо всякой фальши и прочей навязанной чепухи. И вот я пришел, а ты встретила меня так грубо. Фаина… убить тебя мне ничего не стоит. Это мое давнее желание, и оно, как ни странно, приносит наслаждение даже тем, что я не могу его исполнить. Однако фантазировать о том, как бы я это сделал, – сплошное удовольствие, – с прищуром заявил он.
– Прошу, ослабь хватку. Умоляю тебя. Мне больно.