Фаина не встречала его в коридорах, на лестнице или на балконе, больше не осмеливалась стучаться в 405-ю. Либо его действительно не было все эти дни, либо он умело избегал ее. Но зачем бы ему так поступать? Наоборот, его бурное вмешательство в жизнь Фаины было основной версией развития событий после просмотра постановки.
Куда же он исчез?
Как понимать эту выходку?
Отсутствие Яна, помимо легкого волнения, дарило также и некоторую свободу. Каждый проведенный без него день становился глотком свежего воздуха. Воспользовавшись этим, Фаина не сумела запретить себе встречи с Олегом, который проявил приятную настойчивость и готовность видеться ежедневно.
Не переходя к чему-то серьезному, они приятно проводили время вместе, пока девушка не разобралась, откуда корни у неприятного предчувствия, волной тошноты подкатывающего к горлу: все это время, несмотря на исчезновение главного мучителя, ее не покидало ощущение, будто за нею наблюдают и терпение наблюдателя истончается с каждым словом и взглядом между стремительно сближающимися новыми знакомыми.
Ниточка вот-вот порвется, и тогда случится что-то кошмароподобное, омерзительное, за что Фаина возненавидит себя еще сильнее.
Раньше она жила с ощущением застопоренности на одном и том же моменте, вместо естественного течения жизни ощущала ее убийственную цикличность, но сейчас финал близок как никогда ранее, и ни о чем ином думать не получалось.
Фаина настроилась помучиться напоследок, ведь ей не привыкать, но вот позволить страдать Олегу, поддерживая в нем горькие надежды на здоровые отношения, – не хотелось, и обманывать себя тоже. Как бы ей ни было приятно и комфортно в его компании, не стоит труда признать, что она не любит его и не способна в полной мере ответить ему взаимностью.
Не то время, не то положение.
Может быть, где-то в иной жизни.
Фаина цепко хваталась за Олега, как за спасительную соломинку, которая, она понимала, не поможет ей удержаться от надвигающегося шторма. Но если Олег – соломинка, то Ян – вращающиеся зазубренные лезвия газонокосилки. Их столкновение будет фатальным.
Пора разжать пальцы и отпустить его, свою последнюю надежду, последнюю попытку придать жизни нормальность и смысл, отчаянную, безнадежную попытку выжить. Но она не могла не попробовать, в этом вся Фаина и ее противоречивое отношение к жизни, о котором она вряд ли догадывалась: становиться сильнее и напористее, когда ее пытались сдвинуть с насиженного, пусть и ненавистного ей, места.
Олег, создав вокруг себя ореол приятного во всех отношениях человека, впоследствии оказался еще лучше. Неглупый, отзывчивый и понимающий, словно сошедший со страниц романа о любви, которой не случается в реальной жизни: любви без примеси грязи, боли и взаимного разрушения.
Олег не возмущался и не просил объяснений, натыкаясь на очередную странность в Фаине, он сразу искал компромисс, пытаясь приспособиться к ней, а не заставить ее измениться под собственные взгляды.
Более того, поражала в нем рассудительность пожившего человека, но общительность и энергия молодого, при этом уравновешенность и неконфликтность. Трудно было представить, что именно нужно совершить, чтобы этого мужчину заставить злиться и нервничать.
Учитывая внутренние парадоксы и комплексы, что долго мучили ее и пресекали старания стать частью здорового общества, Фаине в течение жизни очень не хватало таких людей, как Олег, – тех, кто знает цену человеческой личности и понимает, что у всех принципиально разные характеры и темпераменты, неодинаковый жизненный опыт и выводы из него, противоположные взгляды на вещи… И, самое главное, этому не стоит удивляться, за это не стоит осуждать.
Недоставало Фаине тех, кто с пониманием и даже состраданием отнесется к тому, как устроен ее мозг, вместо требований перекроить себя под личные параметры или нормы общества. Потому что это – лицемерие и эгоизм.
Олег был замечательным, и Фаина многократно сожалела, что подобный человек встретился ей только сейчас, когда, по сути, все уже решено с итогом ее жизни, когда она опутана ядовитой паутиной своего личного истязателя и не имеет шансов выпутаться, ощущая ее на себе даже в его отсутствие.
Фаина решила, что не имеет права ставить Олега под удар, что бы они друг к другу ни испытывали. Заметив, что мужчина начинает в нее влюбляться, она скрепя сердце, разрывающееся от несправедливости, назначила ему встречу, которая должна стать последней.
За полчаса до условленного времени девушка стояла в своей комнате, крутила йо-йо и волновалась. Никак не могла взять в толк, что происходит с ее жизнью, и спросить было не у кого. Как будто течение реки обледенело, застыло, и ничего больше не происходит на белой припорошенной толще. И вроде бы появляются новые люди, что-то случается, порой даже приятное, а лед все такой же толстый, не движется, не раскалывается, даже не подтаивает.
Делай что угодно, но решаешь тут не ты. А кто? Кто запустил этот процесс? И неужели не осталось под плотной белесой коркой хоть единого слабого потока теплой воды? Необходим атомный ледокол, чтобы справиться с этим, но у нее нет даже лодочки, к тому же хлипкое судно сломается ради нее, и это останется на ее совести.
Все верно. Поэтому с Олегом пора заканчивать.
Его нужно от себя обезопасить.
Дернув шнурок вверх, Фаина поймала катушку с золотыми драконами и сжала в ладони – знак бесповоротно принятого решения, известного только ей. Так просто быть безжалостной и независимой, когда Яна поблизости нет. Это мы уже проходили на входе в театр. Но стоит ему появиться и бросить один только взгляд в ее сторону, как она лишается воли и рассудка, ибо они трепещут и мозаикой осыпаются с ее наскоро сколоченного панциря.
Без пяти два. Пора спускаться, ведь пунктуальный Олег, должно быть, уже паркуется неподалеку. На улице висела плотная стена водяной пыли – туман не рассеивался с самого утра, силуэты смазывались на расстоянии нескольких метров, как будто тонули в молочной суспензии.
Фаина остановилась и подышала глубже обычного – часть влаги осела во рту и оставила странное послевкусие. Захотелось выпить спиртного, вывести с языка налет.
Она прошла через будку с турникетом, привычным движением толкнув перекладину на металлической оси, и оказалась за пределами студгородка, где прошли последние шесть лет ее жизни. Странно, но Олега не было на том месте, где он всегда ожидал ее, и это настораживало. Ноги сами понесли к пешеходному переходу, но оклик заставил остановиться.
– Фаин, я тут!
Девушка повернулась на звук – фигура с мутными очертаниями перебегала дорогу в неположенном месте, засунув руки в карманы, отчего движения казались скованными. Где-то слишком близко взвизгнула резина, и человек подлетел вверх и тут же, издав странный плещущий звук, в неестественной позе упал на проезжую часть, будто мешок с чем-то мокрым и чавкающим.
Автомобиль, забирая набок, пронесся еще десяток метров, едва не задев Фаину, въехал на тротуар и протаранил ограждение. Только после этого он остановился, дверца приоткрылась, и из просвета на асфальт вывалилось тело водителя. Оклемавшись, он по-пластунски пополз к сбитому пешеходу, которого не заметил из-за плотного тумана.
Фаина заставила себя шевельнуться и побежала в ту же сторону, хотя хотелось убежать в противоположную. Пару мгновений назад туман скрыл от нее черты лица пешехода, как сейчас скрывал самое страшное, если не приближаться к телу. Но она была более чем уверена, что это окажется…
– Олег, – произнесла она, медленно опустилась на дорогу в метре от него и прыснула смехом.
Голова разбита в кашу, рука вывернута, ботинок слетел со ступни. Этот ботинок, лежавший сейчас непонятно где, довел ее до истерики.
Лучше не смотреть на его лицо, там все совсем нехорошо. Фаина обхватила колени и теперь покачивалась, едва сдерживая мерзкое хихиканье. Олег лежал без движения, лежал так, как люди в сознании никогда не лягут, даже если постараются, и в этой неестественности было что-то пугающе завораживающее, некая приоткрывшаяся завеса тайны о том, что бывает с телами людей, если они ломаются, а внутренние жидкости вытекают наружу.
Вдруг Фаина заметила перед собой испуганное, со струйкой крови на лбу лицо водителя.
– Ты че?! В скорую звони!
– Мы не верим, что наши кости принадлежат нам, – спокойно ответила Фаина, взглянув на водителя так, что ему стало еще страшнее. – Это ледокол. Только что.
Мужчина отвернулся от нее и стал звать на помощь, а она хлопала себя по щекам, отползая подальше от того, что было Олегом. Мешок с костями, в котором теперь не все кости целы. Разве не уморительно?
Собрались прохожие, стали громко разговаривать и куда-то звонить. Фаина не поднималась с земли, поэтому в основном видела их ноги. Такие разные. В джинсах и кроссовках, в колготках и туфлях, в строгих ботинках и офисных брюках, в гетрах и кедах…
Сидя у обочины, она пыталась прийти в себя благодаря всем, кто обступил тело, лишив ее возможности видеть. Как хорошо, что она больше не могла видеть его! Это был уже совсем перебор.
Вместо того чтобы сделать хоть что-нибудь, она сидела на проезжей части и рассматривала свои ладони, держа их прямо перед глазными яблоками, вплоть до приезда скорой помощи. Окончательно пришла в себя она только в госпитале, обнаружив себя на кушетке в приемной реанимации. Прямо перед нею была белая стена и белая дверь с табличкой, но буквы уплывали, не желали читаться.
Кто-то решил, что она тоже пострадала, и привез ее сюда в шоковом состоянии? Сколько времени до этого момента она глядела в одну точку и ничего не могла вымолвить…
За окном загорались огни, значит, наступает вечер. Небо медленно темнело над крышами домов, отчего табличка EXIT все отчетливее сияла бирюзовым неоном над дверью, ведущей наружу. Уставившись в ту сторону, Фаина решила выяснить, что она делает здесь, и осмотреться.
Было ощущение, что недавно произошло что-то очень плохое, а сейчас она ждет новостей. Еще несколько человек находились в углу на пластмассовых табуретках. Один спал, прислонившись к стенке, сложив руки на груди и свесив голову, другая говорила по телефону, шмыгая носом. Кто они такие?