Она дала ему достойный отпор.
Неужели это правда случилось?
Откуда в ней столько сил? Откуда? Похоже, гнев преображает ее, ярость питает. Она и не думает умирать. Она как будто привита от заразы, которую распространяет Ян. Слишком долго получала яд в малых дозах и теперь стала к нему резистентна.
В тот момент Фаина осознала силу, которой обладает. И ничто не способно прогнуть ее, придать удобную для себя форму. Ничто и никто во всем мире. Даже такой монстр, как Ян.
Глава XXXIV,в которой Фаина единственная может все исправить
I excuse myself
I'm used to my little cell
I amuse myself
In my very own private hell.
Когда Фаина среди ночи, в пижамных штанах и футболке на голое тело, босая, с грязными ногами и следами крови на одежде, влезла по пожарной лестнице на третий этаж, забралась на балкон и громко постучала в окно, Паша почти не удивился.
Конечно, она не делала так раньше, но все-таки он был ее братом и хорошо знал, на что она способна. Долгий срок они прожили вместе в родительском доме, пусть это было довольно давно.
Паша помнил, как часто в детстве сестра совершала необдуманные, непредсказуемые поступки: дразнила индюков, которых обходили стороной не только соседские дети, но и взрослые; спрыгивала с качелей на полном ходу и каждый раз неудачно приземлялась; отпускала руль велосипеда, когда не стоило рисковать; ловила насекомых, которых не без причины боятся…
Зачем Фаина делала все это? Никто не понимал, не мог представить себе, что движет ею в такие моменты. Кажется, она именно такой и осталась – непосредственным ребенком в теле взрослой девушки, которой давно пора стать серьезнее.
Паше, как, впрочем, и отцу с матерью, было отлично известно, что Фаина склонна к разного рода безумствам, предотвратить которые невозможно. Их разница в возрасте составляла четыре года – несущественная, она не мешала им общаться, в отличие от пропасти, нарастающей между ними из-за психологического состояния сестры, которое язык не повернется назвать стабильным.
Родные любили ее, но вовремя поняли, что Фаина – не совсем обычный ребенок и ей проще самостоятельно выбирать, с кем и как часто она будет поддерживать контакт. От подобных вещей, гарантирующих комфорт, напрямую зависело ее самочувствие и поведение.
С ней было тяжело всем членам семьи, и когда она уехала учиться в другой город, тем самым окончательно оторвавшись от родни, та вздохнула с некоторым облегчением и за себя, и за нее. Была малодушная надежда, что там, в большом городе, студенческая жизнь поможет ей развеяться и завести друзей, измениться.
Стать более нормальной.
Трудно было не заметить, что общение дома и в школе, постоянное нарушение ее одиночества, требование быть искренней и соответствовать ожиданиям родителей и учителей – все это тяготило ее невыносимо.
Она росла какой-то совсем другой, чем ожидалось, непредсказуемой, по нраву ни капли не похожей ни на отца, ни на мать. Паша редко контактировал с нею, но все же чаще родителей. Только в те моменты, когда она сама появлялась в поле зрения и напоминала о себе, порой самым внезапным образом, как случилось этой ночью.
Парень вздрогнул и вскочил с кровати, когда стук с балкона раздался в первый раз. Слишком громко для птицы или кого-то в этом роде. Слишком целенаправленно, словно стучали в дверь, забыв, что она находится не здесь.
Время близилось к часу ночи, но он не спал, потому что смотрел сериал. Глаза, привыкшие к яркому экрану ноутбука, единственному источнику света в черной комнате последние пару часов, ничего не разбирали вокруг, темнота плыла призрачно-яркими пятнами.
Стук повторился, теперь не было сомнений, что там человек. Показалось даже, будто стекло задребезжало от удара, вот-вот треснет. Паша сделал шаг и услышал чей-то голос. Он приблизился к окну, подсвечивая себе телефоном, и из темноты проступило худое бледное лицо, опутанное кипой темных волос, словно тиной.
В ужастиках и то не так страшно.
– Фаина?! – выкрикнул он. – Ты с ума сошла, что ли? Напугала до усрачки.
– Открой уже, – потребовали снаружи.
Ее босые ступни были в ужасном состоянии – это первое, что бросилось брату в глаза. В земле, крови и ссадинах, словно она прошла босиком через весь город, даже не глядя под ноги.
– Что с твоими ногами?
– А что с ними?
Паша включил свет и заново ужаснулся.
– Как ты сюда попала? Ты шла пешком?! Без обуви? Что случилось?
– Лучше набери тазик горячей воды и принеси сюда. – Шипя от боли, Фаина неуклюже прошла несколько шагов, оставляя следы на полу, и плюхнулась в кресло, не в силах шевельнуться от усталости. – Если есть спирт или хотя бы перекись водорода, тоже тащи.
– Господи, о чем ты думала? Твою ж мать. Тебе в больницу надо.
– Да я недавно оттуда. Давай потом все вопросы, сил нет, – отмахнулась она лениво. – Неси воду, не стой, пожалуйста.
Брат вышел из комнаты и сделал все, что она сказала, а когда вернулся несколько минут спустя, сестра дремала в кресле, уронив голову на плечо. Пару мгновений Паша стоял в проходе с тяжелым тазом в руках и полотенцем через плечо, глядя на это обессиленное, исхудавшее, израненное существо, непонятно как очутившееся посреди его комнаты.
«Стоит ли звонить родителям?» – мелькнула мысль где-то на задворках, но он решил сначала сам во всем разобраться, ведь он уже взрослый, почти такой же взрослый, как его сумасшедшая сестра.
Паша подошел, тихонько поставил тару с постоянно плещущейся водой на пол рядом с креслом и осмотрел ступни гостьи. Он прежде не видел такого вживую, только в фильмах. Но ведь в фильмах все не по-настоящему, а тут точно не грим. Фаина не просыпалась, и пришлось встряхнуть ее за плечо. Она тут же распахнула глаза, вскрикнула и замахнулась, но вовремя увидела, кто перед нею, и слабо опустила руку.
– Да что с тобой сегодня?
Сестра не ответила, но по взгляду было ясно, что она жутко напугана, и Паша решил не давить на нее, потому что может сделать хуже.
– Ладно, давай сначала займемся твоими ногами, – проворчал он, подвинул тазик и сел напротив нее на пол.
Фаина погрузила ступни в горячую воду, поболтала ими, скривилась, но стерпела. Надо просто привыкнуть. От грязи и крови вода окрасилась в бурый, а когда чуть остыла, Паша настоял на том, чтобы сменить на чистую. Немного поспорив, Фаина позволила ему сделать это. Сил у нее практически не осталось.
К ней возвращалась чувствительность, одновременно это и радовало, и не очень. С одной стороны, она наконец что-то ощущала, с другой – ведь это была только боль разных видов: пощипывания, покалывания, жар и жжение из-за попадания воды в открытые повреждения.
Несколько часов она шла к дому брата в ночи, чудом не нарвавшись на неприятности, после того как ее согнали с троллейбуса, заметив спустя десяток остановок. Благо этого хватило, чтобы оторваться. Тяжко идти в таком прикиде и состоянии, но, когда перед тобой есть конкретная цель – добраться до известного тебе места, – трудности можно преодолеть.
Вдали от общежития Фаина вновь ощущала в себе решимость и жизненные силы. Возможность справиться с чем угодно.
Всегда проще, если знаешь, куда именно движешься. Ведь самой главной цели она уже добилась, сбежала от Яна – невероятным образом это удалось ей, что и воодушевляло. Воспоминание о том, что пришлось пережить на кухне и как оттуда вышло вырваться, сейчас позволило терпеть боль, стиснув зубы и идти, идти, идти дальше.
Долгая это была прогулка, как у Кинга в одном из рассказов, Фаина всегда забывала, как же он точно называется, то ли «Дальняя дорога», то ли «Долгий путь»… Неважно. Она снова думала не о том.
Лицо Яна, окровавленное и злое, с оскаленной пастью, стояло перед глазами и не пропадало. Каждый шаг чудилось, он вот-вот выйдет из-за угла, преградит ей путь или позовет из-за спины утробным голосом… И тогда все закончится. Но этого нельзя было допустить.
Она шла так быстро, как получалось, срывалась на бег, затравленно озираясь, плакала от боли в ногах и закрывала себе рот, чтобы не издавать лишних звуков и не привлечь ничьего внимания. Ночами на улицах полно всякого сброда, а она – легкая добыча, которую долго никто не хватится.
Наконец девушка добралась до дома, где живет брат. Ни телефона, ни денег при себе не было, а домофон у него не работал с момента заселения. Хорошо, что ей было известно, где находится балкон нужной квартиры.
На себя ей было уже настолько плевать, что, даже будь это девятый этаж, а не третий, она бы все равно полезла. Разве взобраться на балкон по пожарной лестнице – риск для нее, пережившей соседство и вечные столкновения с таким, как Ян? После этого ничто не кажется достаточно опасным.
Даже немного хотелось сорваться головой вниз – быстрая смерть. Она без проблем достигла цели, уже почти не ощущая ступней, и испытала облегчение, увидев свет ноутбука в комнате.
«Я до смерти боюсь Яна, – думала она, – пока брат омывал ей ноги, не задавая вопросов, но пытаясь найти ответы в ее глазах, а она боролась с усталостью и сном, что обрушились на нее неподъемной толщей воды, едва она села в кресло. – Я очень его боюсь, мне страшно даже заговаривать о нем, я чуть не ударила брата, спросонья решив, что это снова Ян прикасается ко мне. Мне очень страшно, это все, что я знаю наверняка. Что я должна теперь делать? Что еще возможно сделать в моей ситуации? Я ни черта не знаю, и голова не соображает…»
Паша вылил грязную воду в унитаз и принес новую порцию – уже более прохладную. Фаина взбодрилась, опустив в нее ноги, затем попросила у брата бутылек перекиси и, к его большому удивлению, просто вылила содержимое в тазик и поболтала ступнями во вспенившейся воде.
– Так быстрее, – объяснила она, откидываясь на спинку кресла.