Он аккуратно отрезал от рулончика полоски и квадратики пластыря, наклеивал их в три слоя, зная по печальному опыту, что один слой почти не спасет, и, покряхтывая, пересказывал участковому только что полученную информацию.
Услышав о машине, колесо которой невоспитанный пес по кличке Дик использовал в качестве сортира, Юрий оживился.
— Кофейная «шестерка»?
— Вроде да, — ответил Николай, заклеивая очередной палец. — А что? Знакомая тачка?
— Не тачка, а хозяин. У него в крови повышенный уровень брезгливости. Приходил ко мне как-то, жаловался, что собаки ссут на колеса, спрашивал, можно ли принять меры административного воздействия. Он как раз в том доме живет, где «Электротовары», я запомнил.
— А ты чего?
— Ну а чего я-то? Объяснил вежливо, куда идти, чтобы найти тот адрес, где принимают меры к домашним животным. Кажется, он обиделся. Во всяком случае, больше не приходил.
Он хрустнул последним печеньем, скатал обертку в комок и бросил в корзину для мусора.
— Ну что, в ноги раненный боец? Готов? — бодро спросил участковый. — Пошли. У меня в районе «Электротоваров» есть пара бабулек, мимо которых муха не пролетит. Между прочим, я и теще своей всегда говорю: «Вместо того чтобы книжки читать целыми днями, лучше бы на лавочке у подъезда сидели, государству пользы от вас было бы в сто раз больше».
***
Одна из Юриных бабулек вставала поздно, и утром в начале девятого найти ее не удалось. Зато вторая, на которую участковый надеялся особенно, оказалась ранней пташкой, поднималась чуть свет и к восьми утра уже стояла на вахте, совершая обход сначала ближних, а потом и дальних магазинов. Ей очень хотелось быть полезной своей семье, в которой все или работали, или учились, уходили рано и возвращались уставшие, поэтому Валентина Семеновна взяла на себя роль старательной добытчицы: ходила, смотрела, «что дают» и «что выбросили», терпеливо стояла в очередях, порой и не по одному разу, если какой-то товар продавали с ограничениями. «По две штуки в одни руки», а этого нужно больше — значит, очередь приходилось занимать во второй раз. Была Валентина Семеновна дамой крепкой и выносливой, несмотря на солидный возраст, в магазинах самообслуживания отчаянно дралась за куски сыра или колбасы, вывезенные в торговый зал на тележках, не давала спуску тем, кто пытался пролезть без очереди, и имела хорошо отработанный навык наблюдать за прохожими, вернее, за их сумками, пакетами и сетками; заметив что-нибудь интересное или нужное, без всякого стеснения подходила и спрашивала: «Где брали? Очередь большая?» — и, получив ответ, немедленно бежала в нужном направлении. Благодаря такой привычке Валентина Семеновна получала порой поистине бесценную для сыщиков информацию, потому что никогда не забывала, кого из знакомых или соседей видела на улице, кто и когда стоял с ней в очереди, кто бегал за водкой, а кто — за сигаретами.
Валентину Семеновну участковый заметил издалека: немолодая подтянутая женщина в ярко-голубом вязаном берете и уродливых очках выходила из магазина «Овощи-фрукты» с авоськой, из которой выглядывала сетка с морковью и зеленел грязноватый драный бочок кочанной капусты.
— В среду вечером? — протянула она, когда Юра задал свой первый вопрос. — Ну ты бы еще про прошлый год спросил! Про вчера я бы тебе все доложила, в памяти пока держится, а уж в среду…
— Валентина Семеновна, ну как забыть-то такой день, а? — хитро улыбнулся участковый. — По телевизору траурная музыка с самого утра, концерт ко Дню милиции отменили, а вы ведь ждали его, как и вся страна. Вот вы утречком встали и пошли сперва в молочку, потом в булочную, потом в овощной, прикидывали, что на вечер приготовить, чтобы всей семьей с удовольствием концерт посмотреть. Любимые артисты да под чаек с кулебякой — это же мечта! Вы ведь и подумать не могли, что его отменят, правда? Ждали, небось, до последнего, до семи часов. Надеялись. Ну? Так было?
Валентина Семеновна задумчиво покивала.
— Умный ты, Юра, тебе министром надо быть, а не участковым. Правильно говоришь. Вспомнила теперь. Все точно. Когда концерт в семь часов не начался, я ведь что подумала? Что люди точно так же, как и мы, постарались уже домой вернуться, и в магазинах сейчас очередей нет. А вдруг что-нибудь выбросили перед самым закрытием для плана? Конечно, в начале месяца такого обычно не бывает, но ведь день-то не обычный, так что все могло случиться. И до восьми, пока лабазы не закроются, можно успеть хотя бы ближние обежать. Ну и побежала, само собой.
— Далеко ли? — поинтересовался Разин.
— Да уж куда успела на своих старых ногах, — дерзко ответила пожилая дама. — В булочную зашла, думала, может, карамельками любимыми разживусь, но не судьба. В других магазинах тоже ничего, что было хорошее — я все днем успела ухватить, а к вечеру все прилавки пустые, как всегда. Зря только ходила. А вот Катерине из второго подъезда повезло больше. Она в гастрономе на Садовом пять баночек майонеза оторвала и венгерский горошек. Я с ней как раз столкнулась, когда домой шла. Бежит такая довольная, счастливая, банки в сумке звякают. «Что купила?» — спрашиваю, а она сумку открывает, показывает, хвастается, значит. Сказала, что на Садовом, в том большом гастрономе, и народу мало. Я на часы посмотрела — без чего-то восемь, не то без двух минут, не то без трех, в общем, даже на метле не долететь. Ну, огорчилась, конечно, что греха таить, майонез вещь полезная, его и в салаты, и рыбу запекать, и мясо, иначе совсем безвкусно получается.
Разин и Юрий переглянулись. Дорога от Садового кольца до дома, где проживала Валентина Семеновна, пролегала именно там, где прогуливались Юля и ее родители. Катерина «из второго подъезда» непременно должна была пройти мимо того места, где обидчивая школьница видела в последний раз Сережу Смелянского и Аллу Муляр.
— Валентина Семеновна, вы — волшебница! — широко улыбаясь, сказал участковый. — А как нам эту Катерину найти?
— Второй подъезд, третий этаж, дверь слева, — без запинки отчеканила женщина. — Вчера она в первую смену работала, значит, сегодня во вторую, так что застанете ее дома, если повезет.
— Вы и про смену в курсе? — не удержался от изумленного вопроса Коля Разин.
— Катерина в парикмахерской работает, маникюршей, здесь неподалеку. Вчера я, когда по магазинам ходила, пробегала мимо, заглянула в окошко — она сидела работала. И было это до обеда. Так что все просто, молодые люди. — Валентина Семеновна улыбнулась слегка покровительственно. — Ну что, помогла вам хоть немножко?
— Пока не знаем. Но если окажется, что помогли, — с меня карамельки. Помню, какие вы любите.
— Ох, хитрец, — засмеялась Валентина Семеновна. — Раз про Катерину спросил, значит, она тебе нужна. Стало быть, не напрасно я тут с тобой языком-то чесала. Смотри, карамельки не зажми!
Она отправилась дальше, а Николай и Юра пошли в сторону дома, где жили и Валентина Семеновна, и удачливая Катерина, которой в среду повезло купить и майонез, и консервированный зеленый горошек.
— Не бабка, а настоящий Штирлиц, — восхищенно протянул Коля Разин, когда Валентина Семеновна отошла на приличное расстояние и уже не могла их слышать.
— Так она и есть Штирлиц, — невозмутимо ответил участковый. — Она у нас в Средней школе милиции криминалистику преподавала. Я в шестьдесят девятом окончил, а она в том же году в отставку вышла. Наш выпуск был ее последним.
— То есть она пенсионер МВД?
— Ну да.
— Везет же некоторым, — завистливо вздохнул Николай. — Мне бы такой источник…
— Места знать надо, — усмехнулся в ответ Юрий.
***
Валентина Семеновна не ошиблась: маникюрша Катерина была дома. Из глубины квартиры доносился требовательный детский плач и энергичные веселые выкрики ребенка постарше. Сердитый женский голос уговаривал малыша успокоиться и съесть еще ложечку, а того, который постарше, — утихомириться.
Катерина, однако же, выглядела совершенно безмятежной. Казалось, громкие голоса и плач ее ничуть не беспокоят. То ли привыкла, то ли нервная система иначе устроена. Увидев милицейские удостоверения, она громко крикнула:
— Мама, ко мне пришли, я покурю на лестнице!
Открыла стоящую на столике в прихожей сумку, достала пачку «Столичных» и спички, закрыла за собой дверь и спустилась на один пролет вниз, к окошку, где на подоконнике стояла жестяная банка из-под лосося «в собственном соку». Катерина первым делом закурила, глубоко вдохнула дым, медленно выпустила и только потом спро-сила:
— Валерка опять что-то натворил? Сил моих больше нет, выгоню к чертям собачьим!
— Валерка это кто? — с невинным видом спросил Разин. — Муж?
— Ага, объелся груш, — фыркнула Катерина. — Так, живет тут со мной, замуж зовет, да только я же понимаю, что ему прописка нужна, а не я с двумя довесками. Ну так что? Не Валерка, выходит?
— Нет, не Валерка. Мы по другому вопросу, — ответил Юрий.
— А что ж тогда?
— Нас интересует среда, десятое ноября, вечер. Около восьми часов вы возвращались домой с покупками, верно?
— Ну да, возвращалась. А вы откуда знаете?
Катерина прищурилась, лицо ее стало недоверчивым и злым.
— Так вы человек в округе известный, — добродушно рассмеялся Разин. — У вас весь микрорайон маникюр делает. Одна из ваших клиенток вас заметила на улице. Да вы не беспокойтесь, нас интересует машина, которую вы, может быть, ви-дели.
Женщина заметно расслабилась, ей стало интересно.
— Насколько мы поняли, вы шли со стороны Садового по Большой Грузинской мимо магазина «Электротовары». Это так?
— Ну да. А что?
— Там между «Тканями» и химчисткой есть две подворотни. И в одной из них стоял легковой автомобиль.
От Разина не укрылось, что при словах о подворотне что-то дрогнуло в лице Катерины. Она отвернулась и принялась нервно и чрезмерно старательно тушить сигарету в полной окурков консервной банке. Так, кажется, все более или менее понятно. Конечно, парни из ОБХСС сказали бы поточнее, но и Коля Разин не лыком шит, соображает кое-что. Возле Планетария на Садовом постоянно толкутся «жучки» — спекулянты, у которых можно купить много чего очень нужного, но крайне дефицитного. В этой толпе происходит только устный обмен информацией: «Есть? — Найдем. — Почем? — Договоримся». Собственно товарный обмен осуществляется обычно в других местах: общественных туалетах, ежели таковые имеются поблизости, в подъездах или подворотнях. Вероятно, подворотню на Большой Грузинской облюбовали спекулянты, у которых Катерина периодически что-то приобретает. И сейчас женщина боится, что ее заставят сдать своих постоянных поставщиков, которых собираются привлекать за спекуляцию.