— Все при поступлении на службу проходят военно-врачебную комиссию и психодиагностическое тестирование. Но это введено относительно недавно. Те, кто служит уже много лет, никакого тестирования не проходили. Тяжелую патологию выявляют сразу, а обычный сволочизм никакими тестами не выявить.
Настя кивнула.
— Я тоже все это проходила. То, что было в твоих бумажках, это самая настоящая патология. Это не может быть обычным сволочизмом. Но исследования ФБР…
— Ася, — предупреждающе сказал отчим, — брысь в будку. Ты обещала.
— Пап, но я же про переводы, а не про другое!
Они вошли в лифт, двери закрылись.
— Так что там в ФБР?
— Они лет пять назад взялись изучать профили серийных убийц, и у них получилось, что такие маньяки не бывают старыми. То есть бывают, конечно, если их долго не ловили, но начинают всегда в молодости, примерно в двадцать пять лет плюс-минус три года. Конечно, статей об этом пока мало попадалось в тех журналах, которые мне давали на перевод, потому что исследование начато недавно, но кое-какие первоначальные выводы все-таки опубликованы. Они еще очень приблизительные, но все-таки от них можно отталкиваться. Наверное, — добавила она осторожно.
— Я тебя услышал. Все, тему закрыли.
Дома Надежда Ростиславовна сердито сетовала на то, что все нужно подогревать и теперь никакого вкуса не останется, выговаривала Насте за слишком легкую куртку и брала с нее честное слово, что великовозрастное дитя, вернувшись к себе, непременно выпьет горячего молока с медом и ляжет спать в теплых носочках, предварительно насыпав в них сухой горчицы.
— Не хватало еще, чтобы ты простыла и свалилась!
— Мамуля, давай я быстро поем и побегу, — увернулась от наезда Настя. — Ты права, уже поздно.
Как всегда, Надежда Ростиславовна упаковала для нехозяйственной дочери целую авоську с пакетиками и баночками.
— Отбивные завернуты в фольгу, разогреешь в духовке, — инструктировала она, пока Настя одевалась в прихожей. — В большой банке жаркое, в средней, из-под огурчиков, салат, а самой маленькой, майонезной, паштет. Отдельно в полиэтиленовый пакет я тебе положила отварной картофель, порежешь кружочками и подогреешь в сковороде. Там еще кусок пирога с мясом, не забудь положить его в холодильник. Так… Молока у тебя наверняка тоже нет, я положила пакет и баночку меда. В картонной пачке — сухая горчица, сделай, пожалуйста, как я прошу.
— Ну мам, — жалобно протянула Настя, — ну что ты меня закармливаешь, как на убой.
— Не на убой, а на нормальную жизнь. Знаю я, как ты питаешься, одними кусками непонятно чего и кофе запиваешь. Хорошо еще, что Алешенька тебя хоть иногда кормит по-человечески. Ничего не хочу слушать, забирай еду и поезжай. И обязательно позвони, когда доедешь, чтобы мы не волновались.
— Вот так всегда: Чистяков у тебя Алешенька, а я урод.
— Правильно. Потому что ты дурында, а он — умничка, — рассмеялась Надежда Ростиславовна. — Только такой, как он, может терпеть твою лень и бытовую неприспособленность. Ты должна каждый день судьбу благодарить за своего рыжего гения. Беги давай. И не забудь позвонить! Пока не позвонишь, мы спать не ляжем.
Настя быстрым шагом шла к остановке автобуса. До метро очень далеко, нужно ехать на автобусе минут двадцать, а если в другую сторону, то на трамвае и еще дольше. Говорят, скоро построят новую ветку, и через несколько лет можно будет садиться в метро у Савеловского вокзала, а это всего шесть остановок на трамвае от дома родителей, а потом обещают продлить ее вдоль всего Дмитровского шоссе, и до станции можно будет дойти пешочком. Да только когда еще это случится…
На душе было легко и спокойно. Может, конечно, Леонид Петрович прав, ее не приучили думать, кому и о чем можно говорить, но зато научили не скрывать промахи и сразу признавать свои ошибки. Очень полезный навык, помогает сберегать огромное количество нервных клеток. Наверное, нужно прислушаться к папиным словам и понять, что служба — это не университет. Настя хорошо помнила комсомольские собрания курса: никто не слушал, все занимались своими делами, кто-то читал, кто-то играл в морской бой, разгадывал кроссворды, переписывал конспекты. В общем, развлекали себя кто во что горазд. Никому даже в голову не приходило слушать «доклад и прения». Зачем? Что интересного им могут сказать? Главное, вовремя поднять руку, если вдруг какой-то вопрос вынесут на голосование. Какой смысл вникать, если все равно будет сделано так, как «правильно»? Все заранее решено, согласовано и утверждено. И от твоего личного мнения вообще ничего не зависит. Вот написал генсек, ныне покойный, очередную книжку про свои подвиги — комсомол обязательно должен ее прочитать и публично обсудить на собрании, сделать доклад о том, какая книга замечательная и полезная. Ну и кому надо это слушать? Никому. Но в конце нужно обязательно похлопать и выразить полное согласие. Все профанация, притворство, игра по правилам, как называет это папа Леня. И всех всё устраивает. Так всегда было и всегда будет. Поэтому нет ни малейшего смысла волноваться и шептаться по углам: что же теперь будет, когда в стране новый руководитель? Да ничего не будет! К власти пришел еще один старик, вот и все. А за ним придет другой, за ним — следующий. Ничего не изменится. Никогда. Все давно приспособились и привыкли, даже в Верховный и местные советы депутатов не выбирают, а просто голосуют за предложенные кандидатуры, потому что реально выбирать-то не из кого: в бюллетенях на каждую позицию по одному-единственному кандидату. А сколько красивых слов написано в учебниках по государственному праву! И про демократию, и про власть народа, и про выборы… Кругом одно вранье и притворство. Но на службе нужно исправно делать вид, что тебе все нравится и ты свято веришь в правильность и справедливость того, как все устроено.
Но все равно как-то противно, что нужно все время врать. Коррупции нет. Проституции нет. Организованной преступности тоже нет, есть только групповая. Среди работников милиции преступников нет. Как там у Булгакова? «Ну что за страна! Чего ни хватишься — ничего нет», или что-то в этом роде.
***
Татьяне Муляр потребовался не один час, чтобы решиться на разговор с мужем. Оказалось, не так-то легко задать вопрос, ответ на который может перевернуть всю твою жизнь. А вдруг Олег не станет отпираться и признается, что у него другая женщина? И что с этим делать? Как реагировать? Хотя какое это имеет значение… Важно одно: найти Аленку, вернуть ее домой, а там пусть хоть развод, хоть измена, хоть черт в ступе.
Татьяна пыталась отвлечься, делать что-то по дому, но все валилось из рук. Центром ее внимания постоянно был телефонный аппарат. Вот сейчас он зазвонит, и из трубки донесется Аленкин голосок. Или нет, голос будет мужской, деловитый, он сообщит, что девочка нашлась и ее уже везут домой. А еще лучше было бы услышать, как лязгает в дверном замке ключ, и через секунду увидеть дочку на пороге, живую и здоровую. Но как это может быть? Нет, так не выйдет, не может девочка двенадцати лет где-то пропадать четверо суток так, чтобы этому нашлось здравое и убедительное объяснение. Ладно, на пороге она не появится, не будем мечтать о несбыточном, но хотя бы звонок, простой телефонный звонок с утешительными и обнадеживающими словами…
А телефон звонил с завидной регулярностью: коллеги мужа уточняли что-то по исследованиям, подруги и сотрудницы Татьяны спрашивали, как дела, не нашлась ли Алена и не нужна ли помощь. Каждый раз сердце матери подпрыгивало и обрывалось, и каждый раз потом на глаза наворачивались слезы разочарования и рухнувшей надежды: опять не то, не то.
Наконец она набралась мужества и спросила:
— Олег, почему ты не сказал милиционерам, что встречался с Валей?
Тот рассеянно отложил отвертку, которой пытался прикрутить какой-то винтик в настенном бра. Татьяна видела, как у него дрожат руки. «Ему тоже очень тяжело, — подумала она. — А я лезу с вопросами. Наверное, не надо было? Но ведь это может оказаться важным!»
— Что? — спросил Олег каким-то чужим голосом.
— Я спрашиваю, почему ты не сказал им, что за эти десять дней два раза ездил к Валентину. Ты забыл?
— А… Нет, я не забыл.
— Значит, ты сознательно соврал?
— Таня, я не понимаю, какое отношение Валька имеет к исчезновению Алены. Я не понимаю смысла твоего вопроса.
Татьяна с трудом перевела дыхание. Скрывает. Значит, все-таки женщина.
— Смысл моего вопроса в том, что если за тобой действительно кто-то следил, то Валя мог его видеть. Ты не видел. А он мог заметить. И милиционеры должны его об этом спросить. А ты не дал им такой возможности.
— А-а, вот ты о чем, — протянул Олег. — Там никого подозрительного не было, можешь мне поверить. А раз никого не было, то и незачем втягивать Вальку в эту историю. Танюша, ты же знаешь, что лишнее внимание милиции ему совсем ни к чему. Ну сама подумай: где Валя — и где Алена? Разные планеты.
— Ты, — твердо сказала Татьяна. — Ты там, где Валентин, и ты там, где Алена. И это не разные планеты. Почему ты солгал? Почему не сказал, что встречался с ним? Кстати, где именно ты с ним встречался? На Проспекте Мира? Ты всегда говорил, что вы ходите пить пиво куда-то в район «Полежаевской». Позвони этим оперативникам, они же оставили свои телефоны, позвони и скажи, что ты вспомнил, что напутал, да что угодно скажи, только пусть они поговорят с Валей и зададут ему свои вопросы. Я знаю, что ты не очень внимательный, не смотришь по сторонам, ни на что не обращаешь внимания, но Валя-то совсем другой. Вдруг он что-то заметил? Вдруг это поможет найти детей?
— Таня, не говори глупости, — устало отмахнулся муж. — У Вальки судимость, я не хочу и не буду лишний раз его подставлять.
— Господи, подумаешь, большое дело — судимость за тунеядство! Тем более срок условный, его даже не посадили. Олег, опомнись! Речь идет о нашей девочке! Хорошо, позвони ему сам и спроси, не видел ли он кого-то подозрительного, пока вы были вместе. Только позвони прямо сейчас, при мне.