Ложное солнце
«Лишь если зверь пребудет в ужасе, узришь ты белизну очей его. У человека же оная видна постоянно».
«Ибо видел я добродетельных в Аду и нечестивцев на Небесах, и клянусь тебе, брат, и вопли боли их и вздохи счастья — неотличимы».
Подобно прочим великим и грозным мужам, Шеонанра был презираем за многое, и, не в последнюю очередь, за то, что не стеснялся использовать шпионов. Неписаные законы неумолимо связывали норсираев в те дни. Трайсе, Святая Мать городов, была теперь не более чем деревней, ютящейся в тени разрушенных каменных стен. Короли-боги империи Умерау взирали слепыми глазами с поваленных обелисков, замшелые и почти забытые. Над городами, раскинувшимися вдоль реки Аумрис, ныне господствовали конды, основавшие государство, именовавшееся Всевеличие, и мало было людей столь же гордых, сколь и упрямых. Всех вокруг они делили на феал и винг — ничтожных и славных. Движения их душ были просты, но скорее той разновидностью простоты, что следовало называть фанатизмом, и посему они судили обо всем на свете так, как склонны были судить люди в те далекие древние дни — без терпения и снисхождения.
Шеонанра только приветствовал подобную нетерпимость. Что с того, если конды объявят его ничтожным, когда он выведал все их тайны? Он знал, какое пиво пьет Всевеликий король и что за раб его наливает. Он знал, о чем орали в Совете и о чем перешептывались в постелях. Самое главное, он знал о заговорах и интригах.
Посему он сейчас и стоял в ожидании перед воротами своей циклопической крепости Ногараль, глядя на юг, сквозь волнующиеся просторы моря Нелеост, понимая, что скоро — очень скоро — ослепляющее сияние шагнет через эти залитые лунным светом просторы.
К западу река Сурса несла свои ржавые воды к морю, окрашивая и пятная его чистоту. За ней до самого горизонта вились пустоши Агонгореи, растрескавшиеся и шершавые, как необработанная кожа. Низкие горы узлами переплетались на севере и востоке, на поросших лесом склонах высились гранитные утесы — хребет Уроккас[2].
Крепость Ногараль стояла на самой западной его вершине — Айросе. Эта гора была чудовищных размеров могилой. Будучи чем-то большим, нежели просто отвесным гранитным склоном, она поднималась от реки к морю, венчаясь на самой вершине каменной мешаниной выщербленных руин — жалких остатков строений, сокрушенных еще в эпоху, которую люди даже не помнили, поскольку были в те времена невежественными и дикими[3].
Твердыня школы Мангаэкка была приземистой и округлой, больше напоминая чудовищный хлев, чем настоящую крепость. Только центральный зал мог похвастаться какими-то архитектурными изысками, все остальные помещения были тесными и запутанными. Нижние уровни поросли, словно лесом, каменными колоннами, а на верхних, подобно сотам в улье, громоздились многочисленные комнаты и кельи.
Строительство крепости вызвало ропот негодования в Сауглише двумя веками ранее. В частности, возражала школа Сохонк, поскольку ясно видела в этом событии влияние своего старого недруга Кетъингиры. Уже тогда они подозревали… Но подозрений было недостаточно, чтобы склонить на свою сторону Всевеликого короля, который возвысился, ценя Мангаэкку и зная об их пренебрежительном отношении к соблюдению правил и приличий.
Крепость, названная ими Высокий Круг.
— Их именуют Преграды, — говорит нелюдь. — Ремесленник создал их и придал им форму.
Человек пораженно взирает на игру нимиля и света.
— Такую, чтобы никто не смог войти, — бормочет он.
Кетъингира в согласии склоняет свое фарфоровое лицо.
— Такую, чтобы никто не смог войти.
Внезапно Шеонанра чуть не оступается — столь ослепительно сияют невероятные золотые изгибы, столь глубока окружающая их пропасть.
Нелюдь недрогнувшей рукой помогает ему удержать равновесие.
— Это было то, что искал мой учитель? Способ прорвать Преграды?
— И его учитель, и тот, что был до него… — отвечает нелюдь. — В течение более чем двух веков.
Шеонанра бросает на безумца испытующий взгляд.
— И что там внутри?
Черные провалы нечеловеческих глаз на миг застывают.
— Истина, которую мои братья не смогли вынести.
Наконец он увидел ее. Яркую искру, подобную вспышке упавшей звезды.
Шеонанра стоял недвижимо. Ветер, дувший с севера, отвечая дыханию моря, взъерошил его волосы, встопорщил заплетенную косичками бороду и, запутавшись в мантии, бился подобно попавшей в сети птице. В таком виде Шеонанра, пожалуй, мог бы сойти за безумца. Источник света опять мелькнул вдалеке, а затем его отблеск покатился по темнеющей поверхности моря, пропадая и появляясь вновь, как будто двигаясь по волнам, перекатывающимся на линии ночного горизонта.
Ветер выл над крепостью, извлекая из окружающих руин стоны и свист, подобный пению флейты. Его мощь и напор заставили Шеонанру слегка отклониться назад, упираясь пальцами ног. Ветер — его союзник, он всегда дует в спину, всегда с севера на юг и, пронзая стены и башни Украшенных Городов, бьет прямо в глаза его безмозглым врагам.
Отдаленная искра стала более явственной и яркой — как знак того, что она приближалась, скользя над темнеющим морем. Облака подобно ранам рассекали звездное небо. Сияние звезды, что нелюди зовут Имбарил[4], сотворило тень Шеонанры на каменистой площадке под его ногами, и он в ожидании рассматривал безумие своих очертаний, овеваемых ветром. «Гвоздь Небес и ветер, — в каком-то подобии восторга подумал Шеонанра. — Оба за моей спиной!» Это была привычка, рожденная в те времена, когда он еще полагал, что может идти путями, предначертанными ему богами. Не знай он заранее, чья тень сегодня падет на его порог — он бы проклял себя за подобную дурость.
Приближавшийся свет обретал все большую яркость и, несмотря на пятнавшую это сияние Метку, Шеонанра мог лишь поражаться его мощи.
Наконец он увидел его. Нечто большее, чем смутный проблеск, скрытый за блистающей короной, венчающей темноту. Нечто большее, чем человек.
Титирга.
Великий магистр Сохонка шел по низкому небу, держа над собой Дуирналь — прославленный Дневной Светоч — кружащийся поток зеркал, отражавший солнечный свет даже в кромешной тьме и глубочайшей ночи. Отблески, приближаясь, вскарабкались по отвесной скале, и Шеонанра узрел ярчайший поток — невозможное сияние солнца, скользнувшее через усыпанное камнями плато прямо к его обители. Казалось невероятным, что вся эта невесомая сверкающая мощь, прокладывающая себе путь через целые долины, вся эта бесчисленность качающихся теней может срываться с тонких пальцев единственного человека. Дневной Светоч скользнул над вздымающимися склонами и, будто бы зацепившись за западный бастион Ногараль, наконец остановился. Шеонанра взглянул из ночи в день на нагромождение руин, на сгусток темноты, очерченный тяжеловесностью крепостных стен, на чахлую поросль кустарника и вьющиеся травы, оплетавшие каменные постройки. Впервые он узрел тени просто как кусочки разорванной в клочья ночи. И хоть он и обладал таким глубочайшим, таким подлинным знанием и причастием таинств, какими мог обладать только член Святого Консульта, он невольно поймал себя на мысли — как вообще можно достичь такого! Шеонанра не мог не восхититься. Солнце! Само солнце взошло в человеческих руках.
Прищурившись, он сумел разглядеть его — Титиргу. Его очертания казались позолоченными — как всегда бывает, когда всматриваешься из темноты во что-то яркое и сверкающее. Великий герой-маг явился к его порогу, чтобы предъявить свой ультиматум. Легендарный глава школы Сохонк, прославленный ученик, возможно, наиболее могущественный колдун в этом мире. Шеонанра более не мог смотреть на этого человека, как не смог бы слишком долго смотреть на солнце. Он поднял руки, заслоняясь от слепящего света, подобно рабу, трудящемуся на летних полях, и стал свидетелем магии Светоча изнутри. Титирга наконец заметил его, стоящего внизу, и Светоч ответил на проблеск интереса своего хозяина. Синеющие небеса прорвались сквозь пустоту ночи. Кожу Шеонанры припекло лучами солнца. Это зрелище стало бы еще невероятнее, если бы не было осквернено Меткой, намеком на ложь, омрачавшим все вещи, сотворенные колдовством. Он видел, как ложное солнце садилось в ложных небесах, а затем, будто знаменуя кровавый закат, замерший в нижней точке, у горизонта, остановилось, бросая причудливые тени, складывающиеся в линии, которые нелюди, пожалуй, взялись бы описать арифметически. Титирга опустил Дневной Светоч вниз, — понял Шеонанра. Герой-маг хотел рассеять преимущества, которые дарует ночь тем, кто не чурается коварства…
Не имеет значения.
Тень магистра коснулась Шеонанры задолго до того, как тот приблизился сам.
— Дуирналь, — возгласил Титирга, — Эмилидис даровал его мне[5].
— Великий магистр, — слегка ошеломленно приветствовал его Шеонанра.
— Шеонанра, — ответил Титирга, остановившись в паре шагов.
Он был высок и широк в плечах. Поверх черного шерстяного облачения он носил плащ-пирконди — две волчьи шкуры, сшитые вместе так, что хвосты свисали ниже пояса. В белых прядях еще заметны были следы былого золота. Волосы, каскадом спускавшиеся на плечи, умудрялись удерживать форму даже на этом пронизывающем ветру, что только подчеркивало мощное телосложение Титирги. Черты его лица были грубыми, но привлекавшими внимание: сплюснутый нос, выпуклый лоб и мясистые щеки. И, разумеется, бронзовый младенческий череп, вплетенный в бороду, — его знаменитый талисман.