В училище я вернулся далеко за полночь. Хорошо, что мои отношения с Семёном Ивановичем позволяли подобную свободу действий. Других учеников, будь они сто раз родовитыми, смотритель без записки от родителей или Марии Михайловны не пустил бы. А мне, после всех моих вольных и невольных геройств — прощал очень многое.
— Поздно ты, Федь… — разве что укорил он меня сонным голосом.
— День выдался не самым лёгким, — честно ответил я и не преминул извиниться: — Простите за опоздание, Семён Иванович.
— Иди уже! Отсыпайся! — беззлобно отмахнулся тот, ныряя обратно в каморку.
Вторник 1-го ноября выдался морозным. Я даже проснулся оттого, что в комнате вдруг стало холодно. Водяной обогреватель под окном не справился, и температура упала градусов до девятнадцати. Конечно, я был уверен, что Семён Иванович уже решает возникшую проблему, но заснуть больше не смог.
Ещё и голова после вчерашних возлияний была тяжёлая, а кровь гулко стучала в ушах… Пришлось подниматься, идти в душ, а затем, ёжась и кутаясь в одеяло, пить крепкий чай. Почти чифирь, как сказали бы в мире Андрея.
Здесь, к слову, о таком рецепте не знали. Если чай перезаварился, его просто выливали и заваривали новый. Всего-то делов: наложить новую порцию в сетчатый шарик на цепочке и опустить в кипяток минут на десять.
Я же специально заварил крепкий-крепкий, навалив туда побольше сахару — и залил всё это в бездонную юношескую топку. Андрей называл рецепт «утренним бальзамом». Этот чай похож, правда, по консистенции на сироп, зато на ноги поднимает — будь здоров! Главное — пореже употреблять, иначе такими темпами до диабета недалеко.
К слову, имейся у меня какое-нибудь средство для выведения токсинов, навроде янтарной кислоты — лучше было бы его принять с вечера. Однако с лекарствами в этом мире туго. И большую часть отпускают по рецепту лекаря или врача. Мол, нечего пихать в организм всякую химию, когда практически всё можно исправить «тенькой».
Заставить себя выйти на утреннюю пробежку было тяжело, однако я справился. Натянул тёплый спортивный костюм, выбрался на улицу — и затрусил в сторону стадиона училища. Снаружи меня покусывал мороз, а изнутри грызло какое-то непонятное недовольство и беспокойство… Как будто я отклонился от прямого пути и что-то упускаю…
Неприятное, к слову, чувство: вроде как ты не в своей тарелке. А в чьей — не знаешь.
И, тем более, не знаешь, кто и когда начнёт из этой тарелки есть.
А когда тебя мотает по жизни, словно горошинку, которую какой-то неумёха пытается подцепить вилкой, гоняя по всему блюду — немудрено попасть в неприятности. Я это хорошо… Нет, не знал даже, а чувствовал всем своим афедроном. И почти не удивился тому, что произошло следом…
Пробегая крутой поворот, ведущий к стадиону, я чуть не столкнулся с Ярополком Коноваловым, бежавшим навстречу. Вот только у него темп был на порядок быстрее: видимо, совсем замерзать начал.
— Смотри, куда прёшь! — рявкнул Ярополк, двумя руками попытавшись оттолкнуть меня с пути.
Правда, реакция у того, кто успел послужить на границе — по определению получше. Даже в таком состоянии. И я просто скользнул в сторону, а парень уже толкал — и делал это, к сожалению, всем телом.
Отчего и полетел носом на припорошенную снегом дорожку.
Выбежавшие из-за угла Беломорцев, Овсова и Федосеев зашлись хохотом, не став жалеть чувств Ярополка. А этот юный балбес, конечно же, такого стерпеть не смог. И, вскочив на ноги, тут же нашёл причину своих бед.
— Да ты совсем берега попутал, чернь! — рявкнул он. — Ты меня толкнул!..
— Пальцем не трогал, — я всё это время бежал на месте, не теряя времени, поэтому сначала остановился, затем смерил взглядом оппонента, а потом выразительно посмотрел на одну из камер, которые расставили по всей территории после истории с убийцей.
Друзья Коновалова сразу притихли, силясь понять, что вообще происходит. А Ярополк — вот чтоб его родителям назвать парня как-то поспокойнее, а! — только ярился ещё больше:
— А упал я сам, по-твоему⁈
— Сам. И не по-моему, а буквально, — отказался потакать ему я, памятуя: один раз в обществе таких бояричей прогнёшься, и уважать тебя никто не станет.
— Ах ты наглец! — Ярополк вспыхнул, покраснев до кончиков оттопыренных ушей.
— Ярик, да ты чего? Ну бывает, ну оступился ты… — попыталась унять приятеля Овсова. — Ничего себе хоть не отбил?
И судя по тому, как тот вспыхнул ещё больше, ей голос подавать не следовало. По-видимому, к яркой брюнетке Овсовой наш белесый и весь как будто водянистый Ярик дышал неровно.
— Поединок!.. Пёс!.. Собака!.. — взревел парень, чуть не ревя от обиды. — Я научу тебя поведению, чернь!
— Не слишком ли серьёзно? — улыбнулся я, решив не потакать глупостям.
— Струсил⁈ Сопля! Слабак! Сын шаболды! — взвился парень, не оставив мне выхода.
— Ну вот теперь серьёзно, вижу… — поджав губы, кивнул я. — Хочешь поединок? Ладно. Сегодня вечером… Положим, сразу после ужина.
— До смерти! — ещё громче взревел Ярополк, не догадываясь, как комично выглядит с этими своими ушами, налившимися краской, словно зрелые томаты.
Да уж, уши смешные, а ситуация — не очень. Так-то поединки до смерти разрешены, хоть и не одобряются. Однако в училищах, всех без исключения — их давным-давно запретили. Есть правила училища, вот по ним, безмозглые юные падаваны, и деритесь.
— Обойдёшься пока… — я смерил юного боярича взглядом. — По правилам училища. И раз уж ты меня вызвал, то выбираю поединок на холодном оружии.
— Что⁈ — любо-дорого было смотреть, как у моего противника вытягивается лицо.
Ярополк был талантлив. Действительно талантлив. Не знаю, где ему подправляли чёрное сердце, но ещё на первом году этот парнишка взял третий ранг. Ну а теперь уверенно двигался к четвёртому — к младшему кмету. Поэтому с тенькой он, понятное дело, умел обращаться лучше меня. И ставить полноценные защиты, и бить плетениями так, что камни трескались…
В общем, я пока с ним сравниться не мог. Но Ярополк, обзывая и издеваясь, сам дал мне выход из положения.
— Ну я же пёс, собака, сын потаскухи, чернь? — поинтересовался я. — Вот, значит, и помашем железом.
— На плетениях! — нервно кривя губы, потребовал Ярополк.
— Т-ты в-вызывающая с-сторона, — заметил подтянувшийся со стороны стадиона Виктор Пскович. — В-выбор ег-го.
— Дворяне сражаются на плетениях! — чуть истеричнее, чем приличествовало, возмутился Ярополк.
— Н-ну ес-сли ты Ф-федю обоз-звал ч-чернью и сы-сыном ш-шаболды, то к-какое же т-тут д-дворянство? — деланно удивился Пскович. — Т-тут г-грязь, р-ругательства и ма-махание ж-железом. Ф-федя п-прав!
— Я не обязан на этих древних железяках сражаться! — пытался вырулить Коновалов, но уже не смог.
— В-вобще-то об-обязан! — покивав, спокойно заметил Пскович. — За-закон о по-оединках п-п-почитай!
— Сегодня в семь вечера, после ужина. На стадионе, по правилам училища и на холодном оружии! — терпеливо повторил я.
— Со-сопровождающий н-нужен? — уточнил, повернувшись ко мне, Пскович.
— Буду премного благодарен! — кивнул я ему.
— М-мелочи! — добродушно отозвался Пскович и, снова обернувшись к Ярополку, спросил: — А т-твой с-сопровождающий к-кто?
— Я сообщу… — мрачно ответил тот, а затем торопливо пошёл в сторону общежития.
— Ну вы даёте!.. — тоже решив поспешить к себе, оценил Беломорцев.
— Ваще отожгли! — согласился с ним Федосеев.
А Овсова просто виновато посмотрела в мою сторону. Видимо, осознала, что Ярополка именно после её слов окончательно переклинило.
— Я д-думал, с-сначала из П-покровска р-ребята не в-выдержат… — заметил Пскович, посмотрев вслед уходящему Коновалову сотоварищи. — Ч-что у в-вас с-случилось-то?
Я кратко пересказал происшествие и дальнейший разговор, который Виктор, явившись позже, пропустил. На что Пскович только и смог, что задумчиво изречь:
— Ид-диота к-кусок он…
И вправду. Сходили на пробежку, называется… И ведь на ровном месте же.
Как бы то ни было, проблем у меня стало больше. Сначала пришлось идти в администрацию, куда полагалось сообщить о будущем поединке. А потом ещё выдерживать бурю в лице Малой, которая, естественно, уговаривала меня отказаться.
Нет, я-то почти не возражал. Публичные извинения за сказанное — и для меня инцидент будет исчерпан.
Выслушав мою позицию, Мария Михайловна тут же вызвала Ярополка. А вот он на примирение не пошёл. Наотрез отказался, едва услышав мои условия. Гордость у него, видите ли, задета… Не помогло даже то, что ему показали ролик с расставленных в парке камер. А там, между прочим, было отлично видно, как я отошёл, так его и не коснувшись.
Парень рвался в бой. Пусть даже на холодном оружии. Впрочем, я был уверен, что этот мелкий, но умный стервец что-нибудь да придумает…
— Его первооснова помогает ему быть сильнее и быстрее, — предупредила меня Малая, когда Ярополка уже отпустила, а меня попросила задержаться. — Так что, боюсь, выбор оружия не поможет.
— Разберёмся… — ответил я.
Хоть меня и одолевал лёгкий мандраж, но я ему упрямо не поддавался. И окружающим своего волнения не показывал. Как обычно, позавтракал, как обычно, пошёл на учёбу — и, как обычно, старался, как мог. Всё же учёба была важнее предстоящего поединка.
Перед обедом успел заскочить к Субабе, чтобы насчёт оружия. Естественно, учитель про поединок уже слышал: думаю, новость разлетелась по Василькам ещё в первый час.
— Бери зауральский палаш, — посоветовал Субаба. — Все эти лёгкие игрушки и сабли не выбирай. Я видел, что Ярик на них умеет драться. Может, не лучший из лучших, но уж точно опытнее тебя. Он быстрее и умеет резко двигаться. А ты — сильнее. Вот и бери зауральский палаш. И тогда ему тоже придётся этой дурой махать.
В чём особенность зауральского палаша? Да в том, что он не слишком длинный, зато тяжёлый. Почти полтора килограмма, предназначенных, скорее, не для рубки врага, а для рубки деревьев и зарослей.