А вот в церкви нашла коса на камень. Не то, чтобы батюшка отказывался — царю не отказывают… Однако был сильно раздосадован отсутствием свидетелей.
— Ну вы же сами просили побыстрее, государь! И почему без них приехали? — меряя шагами церковный двор, ворчал седобородый отец Андрей.
И, похоже, высокий ранг гостя его нисколько не смущал.
— Сейчас будут, батюшка, сейчас!.. — отвечал царь, не отнимая трубку от уха и вполголоса кого-то там распекая.
Мы прождали полчаса. Поэтому, наверно, лучше всего я запомнил церковный дворик, а затем и внутреннее убранство: мраморные плиты, отполированные тысячами ног, мерцающий в пламени свечей золотой иконостас и лица святых, смотревшие на нас с икон.
Святых, кстати, в этом мире было больше, чем во вселенной Андрея. Слишком многие приняли мученическую смерть в 13–14 веках, и слишком тяжёлая ноша выпала людям. Если в той России монастыри стали крепостями из-за татаро-монгольского нашествия и общего бардака, что царил в стране, то в этом — из-за отродий Тьмы.
И да, если смотреть в теневом зрении, то церкви действительно защищал купол непонятной природы. Как я и заметил в своё время в Покровске-на-Карамысе. Правда, мне уже объяснили в училище, что этот купол не мог вечно сдерживать врагов. Зато давал укрывшимся в церкви лишние несколько дней. Иногда за это время успевала прийти помощь.
— Да где ваши свидетели-то? Что так долго? — в очередной раз пробурчал батюшка.
— Уже едут, — ответил Иванов.
— Как вы тут, молодожёны? — спросил царь, подойдя ко мне и Авелине.
— Ждём, ваше величество, — ответил я за себя и за невесту, от волнения ставшую ещё бледнее.
Одни только подведённые глаза на лице и выделялись.
— Государь, может, уже других свидетелей найдём? — вслед за мной окинув девушку сочувственным взглядом, возмутился священник. — Вон сколько осведомителей на улице! Да они за разрешение сделать пару фотографий не то что свидетелями побудут, они ещё и душу продадут!
— Батюшка, вы что такое говорите? Вы же о душах переживать должны! — выгнул бровь дугой царь.
— Так я и переживаю! — парировал отец Андрей. — Уж лучше пусть снимают, чем продают.
— Нет, нельзя нам свидетелей со стороны… — с сожалением покачал головой царь. — Иванов!
— Уже совсем близко! — спокойно отозвался Иван Иванович.
— Так! — решительно возвысил голос государь. — Если они не появятся через десять минут, свидетелем со стороны жениха стану я! Лично!
— А со стороны невесты? — невозмутимо уточнил опричник, хотя остальные, кроме батюшки и без того белой Авелины, как-то побледнели после этих слов.
— А вон княжна Торникос и станет, на правах принимающей стороны! — буркнул царь.
— Ваше величество, это же такая ответственность! — воскликнула грузная дама средних лет из тех придворных, кто прибыл к Семейному Приказу.
— Я тебе, княжна, потом объясню, за что такая честь! — пряча улыбку в бороде, пообещал царь.
В этот момент дверь церкви распахнулась, и внутрь, не забыв перекреститься, влетел старший ратник Слава. Следом за ним осторожно заглянул мужчина лет пятидесяти, немного рыхлый и растерянный. А третьей вошла молоденькая рыжеволосая особа лет двадцати, с явной фамильной «безуминкой» в глазах.
— Ну наконец-то! — возмутился царь. — Вас только за смертью посылать!
— Простите, государь! Путь перекрыли колонны двух родов, — коротко поклонился Слава.
— Потом расскажешь, кто эти самоубийцы… — поджав губы, кивнул царь. — Саша!
— Да, пап? — уточнила рыжеволосая.
— Вон, знакомься, с чьей стороны свидетелем будешь… Это Авелина Покровская, которая уже почти не Покровская, — государь указал в сторону моей невесты. — Только быстро. Время дорого. Седов, теперь ты!..
— Да, ваше величество! — отозвался я.
— Подойди! — сдвинув брови, потребовал царь.
Не став спорить, я направился к нему и рыхлому мужчине, вставшему рядом. Тот кого-то мне очень сильно напоминал. Только я никак не мог вспомнить, кого именно. Впрочем, времени на попытки вспомнить у меня было маловато. Всего шагов пятнадцать.
— Знакомься, Федя! — предложил царь, указывая на незнакомца, который в этот момент, похоже, очень хотел спрятаться, но не знал, куда. — Перед тобой Степанов Степан Степанович.
А затем посмотрел на ничего не понимающего меня, на мужчину, который сжал зубы так, что заходили желваки…
И добавил:
— Должен сказать, Степан Степанович у нас выдающаяся личность. Двусердый учёный, огромный талантище и острый умище… А ещё человек одной цели, после провала которой сдулся, отрастил брюшко и закуклился…
С этими словами его величество добродушно похлопал Степана Степановича по и впрямь объёмистому пузику. А тот вновь отчётливо скрежетнул зубами, но вслух возмущаться не стал.
— А… А как на самом деле зовут Степана Степановича, ваше величество? — уточнил я, уже начиная догадываться об ответе.
Нет, сходство с фотографиями двадцатилетней давности явно присутствовало. Вот только верилось пока что с трудом.
— Ну так неинтересно, Федь. Смотри, ты уже обо всём догадался! — добродушно усмехнулся царь.
— Догадался, ваше величество… — кивнул я. — Но хочу услышать от вас, как от, скажем так, проверенного и надёжного источника… А ещё хочу узнать, что на это скажет моя дорогая мама. Обязательно передам её слова вам, милостивый государь.
— Э-э-э! Нет! Хватит с меня вашего семейного сквернословия! — засмеялся царь. — И да, ты всё верно понял. Когда-то Степана звали Григорием. И, думаю, пришло ему время вернуть своё имя…
— Ваше величество! — начал было Григорий-Степан, но государь остановил его властным жестом.
— Имя, а не фамилию, Гриша! Старую фамилию ты сейчас двадцать минут поносишь, а потом — всё, новая будет. Ну а пока, Федя, знакомься: Григорий Петрович Седов. Твой дядя.
Я хмуро посмотрел на родича, исчезнувшего ещё до моего рождения, а тот для начала попытался глядеть в пол, потом на иконостас, но там, по своему опыту знаю, святые такие строгие, что стыдно сразу становится… А затем дядя всё-таки поднял взгляд на меня и развёл руками.
— Вот как-то так… — проговорил он.
— На фотографиях ты был как-то… Моложе, что ли, и подтянутей! — решив, что имею право повредничать за все прошедшие годы, заметил я.
— Что делать… — снова пожал плечами дядя.
— Потом наобщаетесь! — царь хлопнул дядю по плечу. — Федя, он будет свидетелем с твоей стороны. А дальше он поедет с вами в Ишим, приглядит за твоими делами. Ты не смотри, что он помятый, как старая шляпа. Голова у него на плечах есть, и мозги в ней имеются, ого-го какие!
— Как скажете, ваше величество, — ответил я, стараясь не заскрипеть зубами вслед за дядей.
Откровенно говоря, привычки самодержца были слишком уж… Самодержавными, что ли? Вот зачем такую подставу прямо на свадьбе устраивать? И зачем надо было вытаскивать дядю из дремучего прошлого, как старый кафтан, хранившийся в нафталине? Бракосочетание и так было таким печальным, что хоть вой от тоски. А тут ещё и дядя… Вот нельзя было раньше о нём рассказать, чтобы без лишних сюрпризов?
— Начинайте, отец Андрей! — приказал государь, подтолкнув нас с дядей в сторону Авелины, которая с тревогой всматривалась в моё лицо.
— Все хорошо? — спросила она, когда я встал рядом.
— Не переживай, — я постарался улыбнуться. — Всё потом.
— Ладно…
Единственное, что порадовало меня в венчании, так это то, что дяде пришлось долго держать над моей головой золотой венец. Как мне кажется, он был достаточно тяжёлым, чтобы за двадцать минут руки начали отваливаться.
Всё остальное меня не только не радовало, а, скорее, тревожило. Не так я представлял свою жизнь, не так планировал её прожить… Но этот мир всё решил за меня. И, как и Андрей, я снова оказался в тенетах государственной системы. Которая уже начинала решать за меня, куда дальше пойдёт мальчик Федя. И как бы его ещё разок поиметь, чтобы извлечь пользу.
«А вот нет, хрен вам! — подумал я. — Какие бы вы там планы ни строили, идите в жопу!».
И стоило так решить, как стало легче. Я жив. Я не на каторге. Я могу строить свою жизнь, как посчитаю нужным.
И да, избежать вмешательства в свои планы я не смогу. Но и идти по накатанной другими дороге я не собирался.
И когда мы с Авелиной сходили с солеи, я улыбался так, будто всю жизнь мечтал об этой свадьбе. Вот именно такой — поспешной, на глазах у незнакомых людей, с почти незнакомыми свидетелями…
И моя теперь уже жена, кажется, заразилась этим чувством протеста. Во всяком случае, покидая церковь, она с гордым видом взяла меня под руку, и дальше мы пошли с гордо поднятыми головами — как победители, а не как побеждённые.
Глава 4
Из вырезанных записей, снятых для новостного выпуска «Пятой Телевизионной Волны» 22 ноября 2034 года
Осведомитель: Скажите, ваше благородие, вы довольны бракосочетанием?
[Голос за кадром]: Уберите осведомителей, живо!
Седов-Покровский: Да.
Осведомитель: А вы, ваше благородие?
Седова-Покровская: Да.
[Голос за кадром]: Какая сука не уследила⁈ Кому задницу поджарить⁈
Осведомитель: Кажется, ваша свадьба была очень поспешной. Возможно, для вас, юных и свободных, это был нежеланный брак? Скажите честно!
Седова-Покровская: Это не так. Без обсуждений.
Осведомитель: Ну же, будьте честны! Я слышу неуверенность в вашем голосе!
Седов-Покровский: Послушайте, сударь… А вы женаты?
Осведомитель: При чём здесь это?
Седов-Покровский: Ну же, будьте честны! Как вы и нам советуете! Так женаты или нет?
Осведомитель: Да, но…
Седов-Покровский: Представьте, как бы вы себя чувствовали, если бы во время свадьбы я выскочил из-за угла и усомнился в ваших с женой чувствах. Ещё и снимая это, чтобы показать на всю страну?
Осведомитель: Но…