Я с удивлением обнаружил, что всё ещё сжимаю в руке пистолет. Обернулся к слуге, провожавшему нас, и, поставив на предохранитель, протянул рукоятью вперёд:
— Это одного из ваших ратников.
Взглянув мельком на дворец, я увидел расползающуюся над крышей чёрную тучу. Гнездо ещё было живо. Хотя, конечно, шансов у него не осталось. Ратники зачистят всё что можно, благо опыт у них явно какой-то был. Может, зачистка и займёт у них несколько дней, хотя я бы дал гнезду не больше суток. Надолго оставлять эту мерзость в своих подвалах Дашковы не позволят.
— Ваш автомобиль подан, ваши благородия! — сообщил слуга, указывая на арендованную нами машину, подкатившую к крыльцу.
Несколько дворян кинулись к ней, видимо, очень спеша покинуть дворец, но охрана сумела удержать страждущих, пока мы с Авелиной шли вниз по лестнице.
А потом мы молча ехали в гостиницу по ночному городу.
Завтра я планировал навестить особняк и проверить, всё ли там в порядке. А пока больше всего мне хотелось помыться, после чего — банально лечь и уснуть.
И спать так долго, сколько смогу. Надеясь на то, что к утру всё увиденное забудется и перестанет вспыхивать перед глазами яркими картинками.
Впрочем, моим планам на утро не суждено было сбыться.
После завтрака мне пришлось общаться сначала с Арсением Булатовым, затем — с людьми сиятельного князя… А потом ещё и укрываться в номере, прячась от вездесущих осведомителей.
И только вечером наконец-то удалось добраться до особняка. Завтра туда должны были подъехать Кислый и найденный им медвежатник.
Интерлюдия II
— Он зверь! Он чудовище! Ты не понимаешь, да⁈ Чудовище! — Руслан Алиевич метался по кабинету аки горный барс. — Это убийство, понимаешь⁈ Просто убийство! Он сам ступил на этот путь! Пусть теперь пеняет на себя!..
Кабинет был простым, хоть и с налётом лоска, который подобает высоким начальникам. Всё здесь было на своих местах, всё подчинялось единой цели.
Служению городу и горожанам.
Во всяком случае, именно такое впечатление должна была вызывать обстановка.
— Успокоился бы ты, Руслан Алиевич… — морщась, попросил подтянутый мужчина средних лет, сидевший в кресле за письменным столом. — Убийство… Скажешь тоже!
— Скажу! Скажу! Ты не читал новостей⁈ Ты читал беседу с Борщёвой? Читал, а⁈ — застыв на мгновение, снова возмутился Руслан Алиевич.
— Нет, вот именно эту беседу не читал, — пожал плечами его собеседник. — Но читал много других её бесед. Поверь, Руслан Алиевич, мир не видывал выдумщицы большей, чем Прасковья Варфоломеевна.
— Да чего там выдумывать⁈ Всё гости это видели! А она просто чуть подробнее рассказала! — не смутился Кафаров.
— Ну-ну… Дьявол кроется в деталях, Руслан Алиевич… — усмехнулся собеседник и вздохнул.
Звали этого человека, который спорил с головой отдела по работе с городской собственностью, Матвеем Соломоновичем Перемыковым. Происходил он из бедного дворянского рода, который медленно катился к статусу обычных подданных Русского царства. Но пока ещё не докатился.
Последним двусердым в их семействе был престарелый дед, которому скоро должно было стукнуть 123 года, к чему род активно готовился. Конечно, устроить настоящий приём никто и не мечтал. Однако с размахом отпраздновать дедулин последовательный юбилей очень всем хотелось.
Всем — это, в том числе, шести братьям и семи сёстрам Матвея Соломоновича. Чем вызвана такая плодовитость отца, ни для кого в семье Перемыковых секретом не было. Тот надеялся, что кто-то из детей сумеет восстановить положение рода. Либо дочки удачно выйдут замуж, либо сыновья станут двусердыми во время военной службы.
У детей, правда, старый Соломон Иванович спросить забыл. Потому и встречал суровое противодействие отпрысков, даже самых старших из них.
Ну а Матвей Соломонович был младшим. Поэтому на него и так не сильно рассчитывали. А вот он с детства понял, что рассчитывать надо только на себя. Поэтому и начал упорно прокладывать себе путь в городских властях, где ещё могли помочь старые связи рода.
Не прогадал, надо сказать. Стать в тридцать четыре года заместителем городского головы было немалым достижением. Однако же хотелось большего! Хотелось не только положения, но и богатства. И тут ему подвернулись под руку Кафаров и Перепел, к тому моменту уже пару лет удачно сотрудничавшие.
Используя хитрые схемы, эти двое неплохо зарабатывали, но… Не хватало у них размаха, чтобы озолотиться по-настоящему.
А вот у Матвея Соломоновича Перемыкова, занимавшегося городским культурным наследием, был и размах, и бюджет.
Оставалось только объединиться с Кафаровым и Перепелом.
Что вскоре и произошло. И три чиновника удачно оседлали денежные реки, изливавшиеся из головного отделения Историко-Культурного Приказа. Реки эти лились в музеи, школы и старые здания, которые болтались на попечении городских властей. И правильно отрегулировав ручейки средств, можно было неплохо подзаработать.
Как говорится, курочка по зёрнышку клюет. Тут сто рублей в год, тут — двести… А тут и десяти много, возьмём девять…
А складывалось всё в результате в солидные суммы. Аж до двадцати двух тысяч рублей на каждого.
Не Бог весть что, конечно, если смотреть с позиции знатных аристократов. Зато существенно для обычных, к которым Матвей Соломонович уже начал себя относить.
— Он его подставил, да! Просто прикрылся им! Дворянин, называется!.. — продолжал возмущаться Кафаров.
— Это так только со слов Борщёвой… — напомнил Перемыков.
Хотя, конечно же, по нему новость про гибель Перепела тоже больно ударила. Кто же знал, что Рождественское чествование обернётся страшной смертью их товарища?
А всё этот проклятый особняк авторства Кашеварина… Пятьдесят лет никому он даром не был нужен. Но стоило трём чиновникам сделать на него ставку, как городскому главе вздумалось отписать его какому-то роду!
А ведь предлагали они своему начальнику другие дома… Встречались и куда лучше, и современнее. Попадались и такие, что не жалко было отдать. Однако нет, начальник упёрся и всучил новому роду этот старьё, которое было, как чемодан без ручки. Обиделся он на Дашкова, видите ли… Будто Ишимский князь лично решил одарить молодых. Ясно же, что руки, которые такое продвинули, не иначе как из Владимира росли.
Увы, подчистить за собой три чиновника не успели. Слишком уж поспешной оказалась передача особняка. Да и часть последствий их воровства градоначальник передал роду Седовых-Покровских в виде долга. Видимо, чтобы обидеть посильнее. И ладно бы этот род был сказочно богат, и на такие мелочи, как обременение, не обратил внимания…
Так нет ведь, обратил. И начали Седовы-Покровские готовить иск к городским властям.
А, ко всему прочему, обрели известность после обнаружения тайника Лампы.
И вроде бы с каждым пунктом по отдельности разобраться несложно…
Ну хотят они снять обременение, так можно же договориться о рассрочном погашении лет на десять. Гасили бы, причём, сами три чиновника, постепенно изымая из своего оборота, чтобы не слишком накладно было.
Нашли тайник? И тут можно было всё решить к обоюдной пользе. Зачем был нужен этот шум?
Ну а всё вместе привело к такому напряжению между Седовыми-Покровскими и городскими властями, что заднюю давать было поздновато.
Градоначальник тоже подсуропил… Сначала давил, чтобы его подчинённые со всех сторон обложили молодых, как волков на охоте. А потом, когда раскопал, какие связи у этих двух юных дарований, так сразу в кусты. И перевалил всё на подчинённых, которые и сами уже подставились, подтирая за собой следы прегрешений.
— Валить его надо! Его и жену его! — неожиданно выдал Кафаров.
И это предложение Матвею Соломоновичу совсем не понравилось. Одно дело — деньги из бюджета подворовывать, а совсем другое — двусердого убить. Ещё и дворянина.
Тем более, с женой вместе.
— Тише-тише! Руслан Алиевич, что ты такое говоришь! — едва не зашипев от возмущения, стукнул по столу Перемыков.
— А что, разве неверно говорю? — вскинулся Кафаров. — Они сами начали! Сами пустили кровь! Вот теперь пришла наша очередь!
— Ты подобные разговоры в моём кабинете брось, Руслан Алиевич! — потребовал Перемыков, многозначительно посмотрев на дверь.
Кафаров за взглядом проследил и смутился. Горячий парень, чьи предки не так давно спустились с гор и перебрались в Ишим, иногда забывал, где работает и какая тут слышимость.
Поэтому после слов Перемыкова сразу же сдал на попятную.
— Всё надо полюбовно решать! — громко заявил Матвей Соломонович, после чего уже тише добавил: — Да и подробности смерти Перепела узнать надо бы. А то, ишь, размахался саблями… Ты такое даже в шутку не предлагай, Руслан Алиевич!
— Понял-понял! — Кафаров примирительно поднял руки.
Замолчав на несколько секунд, Матвей Соломонович откинулся на спинку кресла. А Кафаров за это время наконец-то окончательно выдохся. Обхватив голову руками, молодой мужчина буквально упал на диванчик для гостей.
— Что нам делать, а? Что делать-то? — тихо повторял он.
Но Матвей Соломонович его страхов не разделял. Словам Борщёвой он не верил. Эта сударыня отличалась богатой фантазией и неуёмной страстью к вранью. Сколько раз она дёргала представителей городских служб по надуманным поводам — и не сосчитать. Кафаров-то этого всего не видел. А вот Матвей Соломонович был в курсе.
Глядя на растерянного Руслана Алиевича, Перемыков не смог сдержать короткой усмешки, искривившей породистое лицо.
Этот Кафаров всегда считал себя лидером их троицы. Вдохновителем, главным… Как ни назови, суть не поменяется. А Перемыков с этим никогда не спорил, однако подобная кичливость вызывала у него лишь презрение.
И тем приятнее было смотреть на раздавленного Кафарова.
Жаль, Перепел помер, не сможет оценить…
— Вот что, Руслан Алиевич… Верить этой пустословке Борщёвой не надо! — решил, наконец, Матвей Соломонович. — Там далеко не один человек погиб во дворце. А наш добрый друг Перепел просто оказался не в том месте, не в то время. Так уж, к несчастью, сложилось.