Наверно.
Честно говоря, мысли со сна ворочались как-то тягуче, лениво. Соображалось очень туго. Прямо как у капитана из мультфильма «Остров сокровищ» в мире Андрея: «Пушка!.. Они заряжают пушку!.. Зачем?.. А!.. Они будут стрелять!».
И вот это мне категорически не нравилось.
Никакой артефакт от артиллерии надолго не защитит. А стреляли чем-то крупным. Не так я себе представлял жизнь в сердце Ишима, совсем не так… Здесь, в самой дорогой части города, возле кремля, должен быть вечный праздник. Балы, красавицы, прислуга и дорогие тачки.
И если красавицу я в жёны отхватил, а за дорогую тачку можно считать вчерашнюю бронемашину — ну а что, дорогая же! — то обстрел моего особняка из артиллерии в картину никак не вписывался.
— Вашбродие! — рядом со мной приземлился на колени Давид. — Сколько выдержит защита?
— И почему я пушку купить не могу, а какие-то уроды её аж сюда приволокли? — обиженно спросил я.
— Защита⁈ — взвыл Давид, принявшись трясти меня за плечи.
— Ещё выстрелов пятнадцать… — продираясь сквозь густые, тяжело ворочающиеся мысли, смог прикинуть я. — Может, повезёт, и тогда продержимся дольше.
Давид сдавил рацию на плече, заорав туда:
— У вас минута! Найдите их!
— Не заводится! — отозвалась рация.
— Заведите! — прорычал глава моей охраны.
Из рации донеслись ругательства, рявкнул старый дизель броневичка… А потом у нас под окнами всё-таки затарахтел мотор.
— Предупрежу жену! — сообщил я, поспешив обратно в комнату.
В общем и целом, мы все успели. Броневичок добрался изнутри до ворот, я сообщил Авелине, что надо будет открыть ему проход наружу в защите, а неизвестные злодеи вновь пальнули по особняку.
Будь здесь сердце рода Седовых, и сдерживать обстрел мы могли бы ещё долго. Ведь сердца усиливали друг друга.
Но артефакт лежал в ишимском кремле. А всё, что я мог — это обнять Авелину, как тогда, на воздушном шаре, и надеяться, что выйдет укрепить защиту удалённо.
И сердце не подвело.
Возникая где-то у нас под ногами, энергия хлынула в родовой артефакт Покровских.
Вот только по особняку садили по четыре выстрела в минуту. И не прекращали обстрел. Даже Тёма не рисковал рвануть в бой, предпочитая отсиживаться в спальне. Более того, от моего кота отчётливо исходил страх, чего за ним ранее не водилось. Понятно теперь, зачем он артиллеристов всегда задирает первыми.
Все коты боятся громких звуков. И Тёма, хоть и прирождённый убийца, исключением не был.
Мы с женой встали прямо у окна, глядя на то, что происходит на улице. А там броневичок уже пересёк площадь и устремился по улице туда, откуда по нам вели огонь. Из тёмного проулка между домами в него вылетел снаряд, выпущенный из гранатомёта. И хотя броня с горем пополам выдержала, но ехать дальше машина не смогла.
Впрочем, засевшие в броневичке бойцы не сдавались. Что там теперь происходит, увидеть не вышло: взрыв отключил все фонари вокруг. Но уехавшие «ирбисы», похоже, открыли огонь через узкие щели для стрельбы. А спустя несколько секунд загрохотало и орудие в башне.
В этот момент начала дрожать защита вокруг особняка. Ещё несколько попаданий — и всё. Накинув кобуру «пушка», я сунул в карманы две пачки патронов, а затем подошёл к Тёме, снял его с подоконника и, глядя в жёлтые испуганные глаза, приказал:
— Уходим! Быстро!
А удостоверившись, что кот растворился в тенях, подхватил жену на руки и вынес из комнаты.
Странный способ передвижения, не спорю… Но, чтобы получать подпитку от сердца Седовых, я почему-то должен был чувствовать сердцебиение Авелины.
— Вашбродь! — тут же подскочил к нам Давид. — Быстрее в подвал!
— Из чего…пфф…пфф… по нам стреляют? — спросил я, сдувая прядь волос Авелины, лезшую мне в нос.
Но, слава Богу, она и сама умничка была: тут же заправила непослушные волосы за ухо, чтобы мне не мешать.
— Чёрт знает… Так не определишь! — ответил, между тем, Давид. — Что-то среднее, но слишком редкие выстрелы…
— Засёк их! — азартно прошипела рация. — Старьё, годов семидесятых, ять!
— Где? — живо отозвался начальник охраны.
— Раменье в километре отсюда! — доложил боец. — Обслуга — трое, руки из жопы. Бьют прямой наводкой.
— Обслугу снять сумеешь? — уточнил Давид.
— Тридцать секунд! — откликнулась рация.
— Это Гришка. У нас на крыше с дальнобоем залёг… — пояснил мне начальник охраны.
— Защиту снять сможете? — снова зашипела рация голосом пока малознакомого мне Гришки.
— Вашбродь? — Давид вопросительно глянул на нас.
— Снимаю на секунду, — сказала Авелина, продолжая прижиматься ко мне, хоть я и поставил её на ноги во время разговора. — Считайте!..
— На секунду, на счёт три! — сообщил Давид в рацию. — Раз!.. Два!.. Три!..
Мигнула защита, на крыше хлопнула винтовка, а рация победно сообщила:
— Один есть! Осталось двое!
— Раз!.. Два!.. — начал считать Давид, но неизвестные стрелки от обиды пальнули по особняку, и всем пришлось на секунду прерваться, чтобы всё-таки устоять на ногах. — Гриша?
— Жив-цел! Готов! — отозвался тот.
— Раз!.. Два!.. Три!..
Снова хлопок выстрела, и голос в рации:
— Один остался, ещё двое прибежали!..
Дальше, к сожалению, пошло тяжелее. Вражеские стрелки сообразили, что надо бы прятаться за щитком орудия. Зато и подкрепление к ним больше не прибегало. Да и стрелять стали реже, но и Гриша уже не мог каждый раз попадать по врагам. Последнего из обслуги орудия он смог снять лишь на двадцатом выстреле.
Увы, защита к этому моменту была истощена. А неизвестные враги ударили сразу из двух гранатомётов.
А затем ещё и накрыли огнём из стрелкового оружия, полностью уничтожив щит.
— Всё, его теперь двадцать минут восстанавливать… — закусив губу, вздохнула жена.
Я просто погладил её по голове. А Давид даже не слышал, раздавая приказы: в этот момент нападающие как раз полезли со всех сторон.
Несколько десятков ворвались со стороны сада, где их встретил один из десятков «ирбисов».
Около сорока вражьих морд побежали вкруг Посадской площади, на ходу стреляя по особняку. А ещё какая-то часть этих уродов лезла со стороны узкого проулка, лежавшего между моими землями и жилыми домами.
За стенами здания разгорался полноценный бой. «Ирбисы» отстреливались аккуратными очередями, тогда как враги палили наугад — похоже, плохо видели в темноте. И это при том что я успел заметить у них на лицах какие-то устройства. Видимо, очки ночного видения.
В проулке, где подбили броневичок, тоже шла перестрелка, хоть и вялая. Наши даже своё орудие развернули к особняку. И всё-таки достали тех негодяев, кто пытался обойти со стороны площади и залезть через парадный вход.
Мы с Авелиной, проигнорировав требования Давида, укрылись не в подвале, а в покоях, временно отведённых для хранения ценностей. Тем более, я по-прежнему надеялся восстановить защиту и помочь «ирбисам».
Однако не успел.
Сначала раздался стрёкот со стороны Ишимского кремля. Это присоединились к бою три вертолёта. Они то возникали над крышами домов, поливая нападающих свинцом, то исчезали, когда их пытались достать ответным огнём.
Практически вслед за ними примчалась и первая машина с городовыми.
А потом этих машин становилось всё больше и больше… Пока улицы вокруг не превратились в один сплошной ковёр, мигающий синим и красным.
Возможно, кого-то из нападающих даже пытались взять живым. Однако те отстреливались с обречённостью приговорённых к смерти. И отстреливались они из автоматов, явно не испытывая недостатка в патронах.
Тем радостнее была новость, что один из десятков «ирбисов» всё же сумел взять живого языка. Мне очень хотелось узнать, какая сволочь опять на меня напала…
Поэтому на вопрос Давида, что делать с пленным, я ответил коротко:
— Тащите в подвал. Сам им займусь…
— Может, не надо, ваше благородие? — нахмурился глава охраны.
— Федь, не надо! — попыталась остановить меня Авелина.
Но я в ответ лишь мрачно посмотрел на обоих. И, видимо, было в моём взгляде что-то такое, что заставило их замолчать.
— Тащите в самый-самый подвал, — приказал я. — Пленного раздеть, облить водой и чуть-чуть обработать…
Вернувшись в покои, я поспешно натянул одежду, которую не жалко, а затем поспешил вниз.
Андрей служил много и долго. И за время работы многому научился. В том числе, и тем методам допроса, которые в этом мире почти не применяли. Не по причине человеколюбия, конечно, а потому что здешнее человечество больше воевало с отродьями, а не друг с другом.
Нет, войны случались, само собой. И между ведущими странами были заключены соглашения об отношении к пленным. Их не убивали, лечили, кормили… Ну и допрашивали, само собой.
Однако то, что собирался делать я, здесь либо уже забыли, либо ещё не открыли… Что такое быстрый полевой допрос, в этом мире не знали. И, возможно, к лучшему.
Пленник раскололся за минуту. Он не был борцом за идею или веру. Его не отягощали идеалы или мораль. Он был простым бандитом. И даже готов был сдохнуть во время штурма.
А вот умирать мучительно и долго готов не был.
Мне хватило полминуты, чтобы накидать ему перспективы. А заодно продемонстрировать свои методы общения, хотя они мне и самому были донельзя противны. Не буду скрывать: я бы по отношению к себе такого не хотел.
Голый, мокрый, замёрзший и предварительно избитый… Пленный бандит очень быстро узнал, что такое «чувство неуверенности, нарастающего беспокойства и страха». И практически сразу заговорил, да так быстро и честно, что я только успевал задавать вопросы, записывая всё на диктофон в трубке.
И картина, с его слов, вырисовывалась очень странная…
Этот бандит ничего не знал про тех, кто напал на меня в прошлый раз. Он был уверен лишь в одном: это был вовсе не лихой люд, а некие мутные люди, прибывшие в город откуда-то с севера и тут же поехавшие к особняку.
Сам же бандит принадлежал к ватаге Хандрыги, которая орудовала к востоку от Ишима. После удачного ограбления нескольких мелких деревушек, ребята искренне поверили в себя. Ну то есть захотели настоящего богатства, а не тех копеек, что перепадали при мелком рэкете и грабеже.