А я хорошо понимал обе стороны. И гнев Дашкова, и что оба головы в случившемся не виноваты. Во-первых, не стоит забывать, что я сам притягиваю, как магнитом, подобные события. Зато притягиваю их в том месте и в то время, где и когда мне удобно с ними разбираться.
А во-вторых, оба нападения были вопиюще дерзкими. Ну кому в здравом уме придёт в голову штурмовать особняк в центре города, посреди богатого угла? Да ещё когда в рядом стоящем кремле собраны ратные силы князя?
Этого никто не ждёт. В обычной жизни люди не привыкли видеть вокруг сумасшедших, предполагая у окружающих, как минимум, зачатки здравомыслия.
Я боялся, что гнев Дашкова заставит глав двух Приказов взъесться уже на меня, но те, кажется, и ухом не повели. Выглядели они вполне спокойными. И, более того, почти довольными, как будто их не разбудили и не вытащили из кровати посреди ночи.
Вот что значит солидный начальственный опыт…
— Мои люди уже вовсю работают, ваше сиятельство, — деловито отрапортовал Предельный. — Нападение наглое, ваше сиятельство. И совершено оно без подготовки. Боюсь, у нас изначально не было возможности его предотвратить.
— Пушка, Илья! Пушка в сердце города! — возмутился Дашков, при этом явно уголком рта посмеиваясь. — Пушка, понимаешь?..
— Видел её… Учётные отметки сбиты, и давно. Списанное оружие погранцов, ваше сиятельство! — с невиноватым видом развёл руками Предельный.
— Такое иногда всплывает, ваше сиятельство, — спокойно подтвердил Арков. — Мы за год, как я ранее и докладывал, обнаружили семь захоронок со списанным воинским имуществом.
— А было их, похоже, восемь! — заметил Дашков, продолжая втихомолку веселиться.
— Возможно, что и все десять… — не остался в долгу Арков. — Будем искать.
— У Фёдора тут, кстати, язык обнаружился! — Дашков указал на пленника, который по-прежнему жался в углу, окончательно раскиснув от созерцания высоких чинов. — Надо бы, Илья Добрыневич, забрать его. И продиктуйте свой номер: сейчас Фёдор скинет запись допроса.
Пока обменивались данными, пока я снова рассказывал про нападение, на этот раз ещё короче, дверь в прихожей опять скрипнула.
На пороге появился мрачный Бубен.
— А вот и славная опричнина пожаловала! — обрадовался Дашков.
— А как же «псы государевы», ваше сиятельство? — осведомился тот, не став рассыпаться в приветствиях. — И все остальные обидные названия?
— А их я обязательно припомню, когда вы, сударь Бубенцов, снова где-нибудь бойню устроите!.. — хохотнул князь.
— Федя! Авелина! Ваше высочество! — других гостей, как и подколки князя, Бубен начисто проигнорировал. — Вас троих бы ко мне на два слова… Есть надёжное помещение?
— Разве что временное хранилище… — задумался я. — Оно меньше всего пострадало.
— Да хоть бы и там! — пожал плечами Бубен.
Когда мы поднимались по лестнице, из гостиной доносился жизнерадостно-сердитый голос князя:
— Нет, ну пушка же! Понимаете? Пушка! Посреди Ишима! Хорошо ещё, что никто не пострадал!
Видимо, никак Дашкову орудие покоя не давало. А я с тоской подумал, что утром снова придётся обзванивать родственников. Надо будет сообщить им, что со мной и Авелиной всё в порядке, до утреннего выпуска новостей.
— Какая прелесть! — восхитилась Саша, когда мы зашли в хранилище, где охрана уже поставила стол и четыре стула.
Однако восхитила цесаревну не их забота, а те самые вазы из Чжунго, вытащенные из тайника Лампы. И сейчас они стояли в ряд на грубо сколоченном стеллаже.
— Это что, чжунгская керамика, которая фарфор? Или подделка?
— Глубокую проверку не проводили, ваше высочество… — отозвалась Авелина. — Но предварительно считаем, что подлинники.
— Ну так не затягивайте с проверкой. Если настоящие, возьму каждую за пятьдесят тысяч без торга! — предложила Саша, заставив Бубна поперхнуться от удивления.
— Они стоят дешевле! — предупредил я.
— Не хочу тратить время на торги… — поморщилась Саша. — А любителям чжунгской керамики такое нравится. Жаль, Чжунго свою керамику не любит за рубеж продавать. Редко когда она появляется у нас. А так, я закрою вопрос праздничных подарков на пару лет.
Я осмотрел семнадцать ваз, стоящих в ряд, прикинул выгоду… И не без благодарности кивнул.
— Вызовем оценщика прямо завтра! — поддержала меня Авелина.
— Так… Это… Федя, давай, рассказывай, что ещё ты нашёл? — Бубен уселся за стол и уставился на меня своим фирменным мрачным взглядом. — Ты же явно нашёл что-то.
— Какая прелесть! Его благородие Бубенцов со всей его прямотой! — всплеснула руками Саша, присаживаясь рядом и улыбаясь опричнику, как старому знакомцу. — А поговорить для начала о погоде?
— Дерьмо, а не погода! Град из фугасных снарядов, ваше высочество! — мрачно проинформировал её Бубен.
— Именно так, а я всё пропустила! — пожаловалась цесаревна.
— Самое увлекательное ещё не пропустили, — многообещающе пообещал Бубенцов, а у меня отчего-то задёргался глаз. — Федя!
Ну вот, прямо как в воду глядел…
— А что Федя? Девятнадцать лет, как Федя! — буркнул я. — У тебя хоть артефакт от прослушки есть?
— Значит, нашёл… — удовлетворённо кивнув, Бубен принялся плести вокруг стола сложный узор. — Артефакта у меня нет. А вот знания всегда со мной, в башке…
Пока он колдовал, я подтащил поближе два сундука с записями. И начал с обречённым видом доставать содержимое. А когда открывал сундук с записями самого Лампы, снова почувствовал что-то странное…
Я успел даже переключиться на теневое зрение, но…
Опять ничего не обнаружил.
— Что случилось? — заметив, что я застыл, как истукан, спросила цесаревна.
— Никто сейчас ничего не ощутил? — спросил я. — Что-то странное с тенькой…
— Я почувствовал… — проворчал Бубенцов. — Все свободные капли шелохнулись. Но вообще-то такое иногда бывает…
— Да? — удивился я, потому что раньше с подобным не сталкивался.
— Тенька, бывает, волнуется… — согласилась с опричником Саша.
— Или кто-то волну пустил, — подтвердил Бубен. — Плетение от прослушки готово. Всё, давай рассказывай…
Я переглянулся с Авелиной, она едва заметно кивнула… И я приступил к рассказу. О том, как не стали говорить никому про три сундука Лампы, когда нашли тайник. О том, как вскрыли их позавчера, и как начали просматривать записи.
Достав шкатулку, я осторожно выложил на стол главную находку. Один из первых созданных в этом мире кристаллических накопителей.
Ну и, конечно же, рассказал о переводе с греческого. И о том, что мы с женой из записей выяснили, и о своих личных предположениях…
Пока я рассказывал, цесаревна подтянула к себе тетради исследований, а Бубен начал с интересом листать записи Лампы.
Когда я завершил очередной за эту ночь рассказ, снаружи уже начинало светать. Окна в нашем хранилище были закрыты ставнями, зато в щель между ними отчётливо виднелось небо, пожелтевшее на востоке.
— … И теперь мы понятия не имеем, что с этим делать, — закончил я рассказ.
В воцарившейся тишине Саша медленно закрыла тетрадь исследований, подвинула её обратно ко мне… Затем так же осторожно завернула накопитель в тряпицу и положила его на тетрадь.
А потом выжидающе покосилась на Бубна.
Лицо у неё было белым, как мел. Да уж, содержимое сундуков ввело в шоковое состояние даже цесаревну.
И только Бубен, закрыв записи Лампы, очень спокойно сказал:
— Ну, с первым нападением на твой дом всё ясно…
А потом, не мешкая, накидал план действий:
— Эту книжицу убери в сундук, сундук закрой, а как закончим — летим с тобой к Малой. Кто-то подсадил на что-то в этом сундуке пульсар. И этот пульсар надо найти и снять.
— Я ничего не чувствую… — растерянно заметила цесаревна, явно напрягая теневое зрение.
— Тонкая работа, — пояснил Бубен. — Я тоже чувствую, будто… Будто что-то такое мелькнуло на краю зрения. Видимо, то самое шевеление теньки, про которое Федя говорил.
— Да, похоже… — кивнул я.
— Ну а что касается исследований по накопителям… — Бубен посмотрел на Сашу, а та покачала головой:
— Я не знаю, как поступить. Это слишком… — она не нашла слов, видимо, поэтому замолчала и развела руками.
— Это надо пока спрятать! — за неё решил Бубен. — Её высочество поговорит с отцом, чтобы он сам принимал решение по записям. Но перемещать их сейчас смерти подобно… Грекам мы сеть разведчиков, конечно, в Ишиме проредили, но до конца не выкорчевали. Надо будет убрать тех неизвестных, кто знает про содержимое тайника.
— А кто-то знает? — удивилась Авелина.
— И это тоже нам предстоит понять, — Бубен протянул мне записи Лампы, чтобы я убрал их в сундук. — Купец был непрост, ох, непрост… Вы знаете про Тайный путь?
— Контрабандный торговый путь? — удивилась Саша. — Так никто его не находил же…
— В тех записях, что я пролистал, Лампа указал его ключевые точки, — пояснил Бубен. — Узлы, через которые товары идут с востока на запад, минуя Пограничный Приказ. И, главное, купец указал людей, связанных с этой торговлей.
— Отчёты-то вековой давности! — поморщилась Саша.
— Думаю, указанные фамилии не первое столетие этим делом промышляют… — усмехнулся опричник. — Фёдор, заканчивай свои дела здесь, и едем. Снимем пульсар, а дальше будем читать в подробностях, что здесь и как. Думаю… Ишим ждёт тяжёлая зима!
На этих словах Бубен усмехнулся, и от его улыбки мороз пробежал по коже. Причём, видимо, не только у меня.
Даже цесаревна заёрзала на стуле, хотя именно её роду служили эти верные, пусть и безжалостные люди.
Начиналось утро нового дня.
Утро 30 декабря 2034 года.
И никто не знал, что это утро станет началом кровавого расследования, которое грозило затронуть все княжества от Балканского полуострова до последней заставы на реке Дамур.
Эпилог
Гости и не думали расходиться. Дашков явно решил превратить мой разгромленный особняк в оперативный штаб — или, как здесь говорят, «ближнюю ставку». Впрочем, его можно было понять. В самом центре его столицы стоит раздолбанный дом, штурм которого дважды за сутки проворонили все кому не лень.