И теперь в позе белки-летяги нёсся к земле. Даже не успевая извернуться, чтобы отделаться сломанными ногами…
Увидеть я это смог, лишь потому что пока падал — по всей территории дворца вспыхнуло освещение. Иначе так бы и превратился в лепёшку, не успев ничего разглядеть. А так хотя бы успел подумать, что мне конец, и даже испугался.
А потом на моём пути возникло жерло тёмного вихря, в которое я и влетел…
Чтобы в следующую секунду вылететь в полуметре от газона. Причём каким-то чудом параллельно земле.
Не скажу, что приземление вышло очень мягким… Но в ином-то случае я бы просто расшибся, так что грех было жаловаться.
И всё-таки тормозить о закованные в тяжёлую броню ноги царского ратника — то ещё удовольствие…
— Живой? — уточнил ратник, чуть наклонившись, чтобы посмотреть на меня.
— О-о-о-о… — сообщил я в ответ.
— Значит, живой… Лекаря! — гаркнул ратник, выпрямляясь.
Со стороны пляжа донеслась частая стрельба.
Я попытался пошевелить руками и ногами. Они шевелились. Но как-то неправильно. И я их даже почти чувствовал, но… У моего мозга, кажется, сбились настройки, как управлять телом.
В итоге, я смог лишь чуть откатиться от ног ратника. Да так и остался лежать, глядя, как по газону приближаются ко мне чёрные лакированные туфли, а над ними — тёмно-серые брюки.
— Я гляжу, у вас, Фёдор Андреевич, входит в привычку совершать зрелищные прыжки! — остановившись рядом, заметил Иванов.
— У-у-у! — попытался я возразить.
— Да-да, лучше заканчивайте с этим! — ехидным голосом посоветовал опричник. — Мне теперь вновь плести на подвес изогнутый проход, а это часа два времени. Я уж молчу, что в следующий раз меня может не оказаться рядом, а разбиваться насмерть — говорят, очень больно.
— А ы оуа аити? — с подозрением спросил я, вернее, попытался, но меня, кажется, не поняли.
— Иван Иванович, лекарю бы ему… — гулким голосом заметил ратник.
— Скоро будет, — ответил Иванов. — Кто напал, уже известно?
— Предположительно, ОИС, группа из двадцати человек, — ответил ратник. — К дворцу сумели проскочить трое. Остальные застряли на пляже.
— Почему тревога не включилась? — хмуро спросил опричник.
— Выясняем.
— А где Слава? — не отставал Иван Иванович.
— На пляже.
— А ты?
— Сторожу гостя.
— А, ну ладно… — Иванов сунул мне под нос руку и спросил: — Сколько пальцев?
— Ыте к орту! — очень вежливо попросил я.
— Нет, я к нему не хочу. Пойду-ка я лучше к старшему внешнего охранения! — усмехнулся тонкими губами опричник. — А вы, Фёдор Андреевич, пока полежите здесь. Придите в себя, подумайте о жизни…
Издалека донесся крик: «Эй! Посторонись!» — а потом на пляже что-то так рвануло, что я даже сумел повернуть голову в ту сторону.
Над полоской деревьев поднимался фонтан воды. Сложно было сказать, какой именно он высоты… Однако благодаря прожекторам, я отчётливо видел внутри что-то тёмное и очень большое. Размером, наверное, с кита — хоть и приплюснутого.
— Ну кто царя-то туда пустил? — расстроился Иван Иванович, устремляясь в сторону берега.
— Да его разве удержишь… — буркнул ратник.
Он явно не хотел, чтобы это слышали, но чувствительный микрофон в доспехе передал сказанное на динамики. Иванов обернулся и усмехнулся, посмотрев на бойца, но комментировать не стал.
— Ёлки, не привыкну никак… — совсем тихо пробурчал ратник.
Что-то тёмное и большое с грохотом завершило полёт где-то на берегу. А я, наконец, вернул мозгу управление над руками и сумел, опираясь на траву, кое-как сесть.
Находился я метрах в пятидесяти от стен дворца. А, судя по вспаханной траве на лужайке, приземлиться должен был метров за двадцать отсюда. Сколько-то я ещё пролетел по воздуху…
Место, где я мог бы разбиться, было отсюда неплохо видно. Там неподалёку маячили три ратника, а с ними — где-то с десяток бойцов без брони. Ну и суетились какие-то люди, осматривая что-то в кустах под кипарисами. Видимо, тех человекопауков с ножами.
На балконе Покровской мелькали две женщины: в униформе прислуги, но с оружием наперевес.
А я смотрел на это и в упор не понимал: откуда они все там взялись? Я ж падал — не было никого ещё!.. Последнее я, видимо, умудрился сказать вслух. Потому что ратник, стоявший рядом, ответил:
— Внешняя охрана откликается по тревоге за пятнадцать секунд. Внутренняя — за двадцать.
— Знал бы, и не стал бы прыгать… — вздохнул я.
— Вам достаточно было покричать, ваше благородие! — с явной усмешкой в голосе отозвался ратник.
Объяснять, что я не только кричал, но и стрелял огнём, и кидался графинами с водой — и вообще много чего успел — я не стал. Слишком много пришлось бы рассказывать.
— А как тогда этих придурков пропустили? — вместо объяснений уточнил я.
— Расследование покажет… — гулко отозвался воин. — Не знаю.
Выходит, моя стычка с убийцами заняла не так уж много времени. Вспоминая о ней, я пришёл к выводу, что, вероятно, и одной минуты не прошло. Скорее всего, с момента, когда я закричал, пролетели лишь те самые двадцать секунд, а затем охрана среагировала.
И, может быть, на балкон к Покровской, когда дёрнулась ручка, ломилась именно охрана, а не сама Авелина.
Я вообще слабо представлял, как моё замедление времени выглядит со стороны. Скорее всего, скорости у меня действительно запредельные — глаз отследить не успевает. Всё же ни один убийца не готов к тому, что, тихо встав за спиной человека, чтобы огреть его дубинкой — едва моргнув, сам окажется с заломанной рукой и носом в асфальте.
Застать меня врасплох пока удалось лишь тем, кого наняли заговорщики в Ишиме. И то, я в тот злополучный день просто не успел ничего понять. Вот и не ускорилось моё восприятие.
И тем удивительнее было сопротивление неизвестных убийц. Эти паучары и Тёму смогли поранить, и меня чуть не пришибли. Что ж это за чудовища-то были? С такой скоростью, на моей памяти, умудрялся действовать только убийца двусердых, а у него ведь всю тушу рунами изрисовали!..
— Так-с, молодой человек! — раздался рядом девичий голосок. — На что жалуемся?
Повернув голову, я уставился на довольно молодую особу в белых медицинских штанах и рубашке.
— На жизнь, — честно ответил я. — А ещё у меня в покоях кот, ему лапу поранили…
— Доброй ночи, Марья Ильинична, — поздоровался ратник. — Его благородие свалился с четвёртого этажа, но в последний момент, спасибо Ивану Ивановичу, пролетел вдоль земли.
— Ясно… — кивнула девушка.
— А можно сначала кота? — спросил я, когда она, прищурив глаз, сделала шаг ко мне.
— Сначала людей! — строго отозвалась лекарша, накидывая на меня какое-то плетение.
— Ладно, — не стал я спорить, призывая Тёму к себе.
Кот вывалился из тени кустов, изрядно перепугав лекаршу и удивив ратника. После чего метнулся ко мне на трёх лапах и, потёршись об хозяйскую руку, жалобно сообщил:
— Мау-у!..
— Да полное!.. — в тон ему согласился я, пытаясь разглядеть рану.
Да, действительно на задней лапе красовался длинный порез. И по-прежнему сочился кровью.
— О Боже! Какая дешёвая уловка! — нахмурилась лекарша, но всё же склонилась над лапой Тёмы, буркнув мне: — Сработало!..
Уже через минуту Тёма бодро рванул прочь и скрылся в кустах. А ещё через минуту и я сумел нормально встать на ноги.
— У вас ничего страшного, Фёдор Андреевич, — сообщила лекарша. — Рану на бедре я затянула. Ушибы к утру пройдут. Воспаление от солнечного ожога сняла. А вот вашему коту следовало бы хотя бы полдня полежать отдохнуть, но… Он же кот, поэтому сам разберётся, что ему делать. Всего хорошего вам обоим!
— Спасибо! До свидания, — кивнул я, но девушка уже спешила на пляж.
— Пойдёмте, ваше благородие! — обратился ко мне ратник. — Велено привести вас в Каменный зал… Его величество обещал там всех отчихвостить.
— Ну пошли… — вздохнув, согласился я.
Не хотелось бы, чтобы и меня за компанию чихвостили. Особенно посреди ночи, ещё и накануне свадьбы… Тем паче, человек, который развлекался на пляже, поднимая фонтаны воды и размахивая чем-то вроде кита…
Но раз уж царь изволит гневаться, то лучше идти, куда велят. Царь всё-таки…
Глава 3
Учебник по теневым рунам для училищ двусердых, одобренный Теневым и Образовательным Приказами Русского царства
Вступление
«Рунное плетение и сложные алгоритмы»
Изначально руны использовались, как способ простого усиления двусердого. Для наглядности: двусердый с первоосновой огня и предметом, помеченным руной огня, мог легче создавать плетения своей первоосновы.
Однако же в использовании такого рунного предмета было одно неприятное свойство. Если двусердый перенапрягался и полностью опустошал чёрное сердце, истратив всю «теньку» — что, как известно, случается во время длительных боёв — такой двусердый легко обращался к Тьме. И прямо на поле боя становился тёмным.
Дело в том, что артефакт, продолжая черпать энергию из опустошённого человека, погружал его в скоротечный кризис. До сих пор механизм такого погружения доподлинно неизвестен. Зато теперь известно, как справиться с подобной бедой.
Нужно добавить несколько рун, которые бы заставляли артефакт в нужный момент перестать черпать «теньку».
Это простейшее для современных рунологов условие «если… то…» вывел греческий философ Георгий Гемист Плифон. И сделал он это лишь спустя полтора столетия всеобщих изысканий.
К слову, когда церковные власти в 1427 году осудили его за ряд полемических текстов по богословию, именно это открытие помогло Плифону избежать казни.
— Седов, чего молчишь? Ты мог не лезть к убийцам? Или тебе шило в заднице покоя не даёт⁈ — государь, достигший состояния «белого каления», зарядил чем-то убойным в каменный шкаф.
Раздался оглушительный треск, будто прямо над нами ударил гром. И шкаф всё-таки не выдержал: бесславно осыпался на пол каменной крошкой.