Он был длинным, как голодный год, но чего еще следовало ожидать? Карл протянул руку и получил в ответ крепкое рукопожатие.
– Трюггве Холт, – представился парень. – Да, мой отец предупредил меня.
Карл кивнул.
– А у меня создалось впечатление, что вы не общаетесь.
– Это правда. Я изгнан. Я не разговаривал с ними уже четыре года, однако часто видел, как они проезжают мимо.
Его глаза выражали спокойствие. Ни намека на то, что он сильно затронут создавшейся ситуацией или недавней руганью. Так что Карл сразу перешел к делу.
– Мы нашли бутылку с письмом, – начал он и сразу же отметил волнение на самоуверенном лице юноши. – Да, скажем так, ее уже много лет назад выловили у берегов Шотландии, но мы в полицейском управлении Копенгагена получили ее всего восемь-десять дней назад.
Тут произошла перемена. Причем потрясающая, и причиной послужили слова «бутылка с письмом». Будто именно они накрепко застряли в голове парня и переполняли его изнутри. Возможно, он только и ждал момента, когда кто-нибудь произнесет их. Возможно, они и являются ключом ко всем ребусам, наполняющим его существо. Вот какое действие они возымели.
Он закусил губу.
– Вы говорите, что нашли письмо в бутылке?
– Да. Вот оно. – Он протянул копию письма молодому человеку.
За пару секунд Трюггве сделался ниже на полметра, обернувшись вокруг своей оси и сметя на пол все, что попало под руку. Если бы не рефлекс Карла, то и он растянулся бы на полу.
– Что там такое принесли? – раздался голос возлюбленной.
Она появилась на пороге комнаты с распущенными волосами, в футболке, едва прикрывавшей нагие бедра. Девушка уже приготовилась ко сну.
Карл указал на письмо. Она подняла его. Быстро пробежала взглядом и протянула парню.
Затем в течение нескольких минут все молчали.
Наконец, оклемавшись, Трюггве покосился на письмо так, словно оно являлось секретным оружием, которое могло в любой момент уничтожить его. Словно единственное спасение – прочитать его снова, слово за словом.
Взглянув на Карла, он уже был не тот, что прежде. Спокойствие и уверенность в себе вытянуло из него сообщение из бутылки. Вены пульсировали, лицо покраснело, губы дрожали. Несомненно, нежданная почта вызвала в воспоминаниях крайне травматичные переживания.
– О боже, – тихо произнес он, закрыл глаза и провел ладонью по губам.
Девушка взяла его за руку.
– Ну-ну, Трюггве, перестань. Все давно закончилось, теперь все снова хорошо!
Он вытер глаза и повернулся к Карлу:
– Я никогда не видел этого письма. Я только видел, как оно писалось.
Он взял письмо и вновь принялся читать, то и дело притрагиваясь дрожащими пальцами к уголкам глаз.
– Мой брат был самым умным и самым прекрасным на свете, – проговорил Трюггве трясущимися губами. – Просто ему было сложно формулировать свои мысли. – Затем положил письмо на стол, сложил руки крест-накрест и слегка наклонился вперед. – Это стоит признать.
Карл хотел положить руку ему на плечо, но Трюггве покачал головой.
– Давайте поговорим об этом завтра? – предложил он. – Сейчас я не в силах. Вы можете переночевать на диване. Я попрошу мамочку постелить, ладно?
Карл взглянул на диван. Коротковат, но очень удобно расположен.
Мёрка разбудил звук шуршащих по мокрому асфальту шин. Он выпрямился, посмотрел на окна. Было еще довольно темно. Напротив него в двух потертых креслах из «Икеи» сидели, держась за руки, парень и девушка, приветствовавшие его кивками. Кофе уже стоял на столе, письмо лежало рядом.
– Как вы знаете, его написал мой старший брат Поул, – начал Трюггве, когда Карл сделал пару глотков и проявил признаки жизни. – Он писал его связанными за спиной руками. – Взгляд Трюггве блуждал, когда он произносил эти слова.
Связанными за спиной руками! Значит, предположение Лаурсена было верным.
– Я не понимаю, как он смог, – продолжал Трюггве. – Но Поул был очень основательным человеком. Он прилично рисовал. В том числе и вот это. – Парень печально улыбнулся. – Вы даже не понимаете, как много значит для меня ваш приход. Что я сейчас держу в руках это письмо. Письмо Поула.
Карл посмотрел на бумажку. Трюггве Холт приписал на копии еще несколько букв. Эти дополнения очень важны.
Карл сделал большой глоток. Если бы не его относительно хорошее воспитание, он схватился бы за горло и издал гортанные звуки. Кофе был жутко крепким. Чернющий кофеиновый яд.
– А где Поул сейчас? – спросил он, сжав губы и сдерживаясь изо всех сил. – И зачем вы написали это письмо? Нам бы очень хотелось это выяснить, чтобы заняться другими делами.
– Где Поул сейчас? – Трюггве печально посмотрел на Карла. – Если бы вы задали мне этот вопрос много лет назад, я бы ответил, что он в раю вместе со ста сорока четырьмя тысячами остальных избранных. Теперь я просто скажу, что он мертв. Вот это самое письмо – последнее, что он написал в своей жизни. Последнее свидетельство его жизни.
Он замолчал под тяжестью сказанного и на мгновение перевел дух. Затем произнес настолько тихо, что едва можно было расслышать:
– Поула убили меньше чем через две минуты после того, как он бросил бутылку в воду.
Карл выпрямился на диване. Он предпочел бы услышать это сообщение, будучи одетым.
– Вы утверждаете, что его убили?
Трюггве кивнул.
Карл нахмурился.
– Похититель убил Поула, а вас пощадил?
Мамочка протянула свои тонкие пальцы к лицу Трюггве и вытерла слезы на его щеке. Он опять кивнул.
– Да, этот урод пощадил меня, и за это я проклял его тысячу раз.
19
Если он и обладал какой-то способностью, то это, безусловно, умение угадывать неискренность во взгляде.
В моменты, когда вся семья собиралась у покрытого кухонной клеенкой стола со стоявшими на нем большими тарелками и елейными голосами произносилась молитва «Отче наш», он прекрасно знал, что отец незадолго до этого бил мать. Видимых подтверждений не было – отец никогда не наносил удары по лицу; несмотря ни на что, тут он соображал. Они ведь много общались с прихожанами. А мать подыгрывала ему и, по обыкновению, сидела с неимоверно ханжеским видом, внимательно следя, чтобы дети благопристойно вели себя за столом и съедали отмеренное количество картофелин с надлежащей порцией мяса. Однако за невозмутимо моргающими глазами скрывались страх, ненависть и внутреннее бессилие.
Он всегда это замечал.
Иногда и в глазах отца он отмечал печать этого фальшивого невинного взгляда, но гораздо реже. На самом деле выражение лица у него почти всегда было одинаковым. Жизнь должна была наполниться более важными вещами, нежели ежедневное телесное наказание. Но взгляд ледяных глаз этого человека пронизывал до самых костей.
Так обстояло дело со взглядами тогда.
Едва переступив порог, он тут же заметил необычное выражение глаз своей жены. Она улыбалась – и слава богу, но улыбка ее трепетала, а взгляд останавливался на пустом пространстве прямо перед его лицом.
Если бы она не прижимала ребенка, расположившись на полу, возможно, он бы списал все на усталость или головную боль, но она сидела, обнимая мальчика, и казалась чужой.
Тут явно было какое-то несоответствие.
– Привет, – поздоровался он и втянул в себя домашний конгломерат запахов. Какой-то ароматный оттенок в этом привычном домашнем запахе показался ему незнакомым. Слабый привкус проблем и нарушенных границ.
– Сделаешь чай? – попросил он и погладил жену по щеке, такой горячей, словно у нее поднялась температура. – Ну а как твои дела, дружище? – Он взял на руки сына и посмотрел в его глаза – ясные, радостные и усталые. На лице тут же появилась улыбка. – А сейчас он выглядит вполне нормально.
– Да. Но буквально до вчерашнего дня он жутко сопливился, и неожиданно все кончилось. Ну ты знаешь, как бывает. – Она слегка улыбнулась, и даже это выглядело как-то неестественно. Как будто она постарела на много лет за несколько дней его отсутствия.
Он сдержал свое обещание. Он любил ее столь же страстно, как и неделю назад. Однако на это потребовалось больше времени, чем обычно. Больше времени понадобилось ей, чтобы расслабиться и отделить тело от разума.
Затем он привлек жену к себе. Она опустила голову ему на грудь. Раньше она запустила бы тонкие чувственные пальцы в волосы на его груди и гладила бы. Но сейчас она этого не сделала. Она сосредоточилась на том, чтобы восстановить дыхание и вести себя как можно тише.
Поэтому он и спросил прямо:
– У въезда на участок стоит мужской велосипед. Ты не знаешь, откуда он там взялся?
Она сделала вид, что уже спит.
К тому же было совершенно не важно, что она ответила бы.
Спустя несколько часов он лежал, положив руки за голову, и наблюдал мартовский рассвет – ленивый луч скользнул по потолку, готовый к планомерному расширению своей территории миллиметр за миллиметром.
В его голове воцарилось спокойствие. У них появилась кое-какая проблема, но он решит ее раз и навсегда.
Когда она проснется, он соскоблит с нее весь налет лживости, слой за слоем.
Серьезный допрос начался, когда она посадила малыша в манеж. В точности как она и предполагала.
Четыре года они прожили, не сомневаясь во взаимном доверии, и вот настал другой момент.
– Велосипед на замке, явно не краденый, – заметил он и посмотрел на нее нарочито нейтральным взглядом. – Как будто его тут не случайно поставили, как ты считаешь?
Она выпятила нижнюю губу и пожала плечами. Откуда ей об этом знать, всем своим видом показывала она, но муж не смотрел на нее.
Она почувствовала, как постепенно предательские капли пота скапливаются в подмышках. Скоро и лоб увлажнится.
– Мы наверняка сможем выяснить, кому принадлежит велосипед, если только захотим, – констатировал он и снова посмотрел на нее, на этот раз склонив голову.
– Думаешь? – Она пыталась казаться удивленной, а не застигнутой врасплох.
Подняв руку ко лбу, сделала вид, что ее что-то смутило. Ну да, лоб уже мокрый.