– А теперь отправляйся наверх и щелоком дочиста отскребай стены, как ты сам предложил, Чаплин-Дьявол, – прошипел он с мертвенно-бледным лицом. – А если ты этого не сделаешь, уж я позабочусь, чтобы ты не поднимался со своей кровати несколько суток подряд, ясно тебе?
После этого отец плюнул ему в лицо и пихнул в руки одну из бутылок, а затем с презрением принялся наблюдать, как плевок стекает по его щеке.
Тогда он отвинтил крышку и перевернул бутылку, так что разъедающая жидкость пролилась на пол.
– Черт тебя дери, что ты творишь, недоумок? – заорал отец и попытался вырвать бутылку у него из рук, и тут отрава брызнула во все стороны.
Отец издал глубокий рев, сотрясающий все вокруг, однако это не могло сравниться с визгом, Евы.
Она тряслась всем телом, руки ходили ходуном у лица, словно она никак не решалась дотронуться до него. За считаные секунды щелок проник ей в глазницы и лишил возможности смотреть на мир.
И пока комната переполнялась рыданиями матери, воплями Евы и его собственным ужасом от осознания содеянного, отец стоял и смотрел на свои руки, вздувающиеся волдырями от щелока, а лицо его стало из красного синим.
Он вдруг вытаращил глаза, схватился за грудь, накренился вперед, хватая ртом воздух с изумленным и безбожным выражением на лице. И когда он наконец рухнул на пол, его прежняя жизнь была кончена.
– Господи Иисусе Христе, Господь Отец Всемогущий, предаюсь в руки Твои, – прохрипел отец с последним вдохом и испустил дух.
Скрестив руки на груди и с улыбкой на губах.
Он мгновение стоял, глядя на улыбку на застывшем лице отца, мать призывала Божью милость, а Ева верещала.
Жажда мести, державшая его на плаву последние годы, вдруг осталась без подпитывающего источника. Отец умер от сердечного приступа с улыбкой и именем Господа на устах.
Не об этом он мечтал.
Всего пять часов спустя семья распалась. Ева с матерью отправились в больницу Оденсе, а он – в детский дом. Об этом позаботились члены общины, такова оказалась его награда за жизнь вдали от Господа.
Теперь ему оставалось лишь отплатить той же монетой.
23
Вечер выдался прекрасный. Тихий и темный.
За фьордом еще мелькало несколько огоньков парусников, на клочке луга южнее дома шелестела трава, готовая к встрече весны. Скоро выгонят на выпас коров, близилось лето.
Именно в Вибегордене тепло ощущалось лучше всего.
Он любил это место. Когда придет время, он возведет стену из красного кирпича, снесет эллинг и расчистит вид на воду.
У него отличный сельский домик. Именно здесь он хотел бы встретить старость.
Он открыл наружную дверь, зажег переносной фонарь, висевший на столбе, и вылил большую часть десятилитровой канистры в бак генератора.
Обычно, когда он подбирался к этому этапу и дергал за пусковой шнур, у него возникало приятное ощущение, что работа выполнена отлично.
Он включил электрическое освещение и погасил фонарь. Перед ним стоял старый огромный нефтяной бак, свидетель давних дней, и вот в очередной раз он будет пущен в ход.
Он потянулся к верхней части бака и приподнял металлическую крышку, предварительно выкрутив ее. Ну вот, сухой внутри и в отличном состоянии, а значит, последний раз был опустошен правильно. Все шло так, как и должно.
Затем он взял сумку, стоявшую на полке над дверью. Содержимое ее обошлось ему в более чем пятнадцать тысяч крон, оно было на вес золота. С этим «Ген Эйч Пи Ти 54 Найт Вижн» ночь превращалась в день. Боевые очки для ночного применения, точь-в-точь такие, какими солдаты пользуются на войне.
Он застегнул ремни на голове, опустил очки ночного видения на глаза и включил. Вышел на вымощенную плиткой дорожку, покрытую жижей из живых и мертвых слизняков, и спустил резиновый шланг, торчащий из подвала дома, в море. С помощью этих очков он без затруднений различал эллинг, притаившийся между кустарником и камышами; да, на самом деле он отлично видел все на своем участке. Серо-зеленые постройки и лягушек, в испуге отпрыгивающих в сторону при его приближении.
Если не считать тихого плеска воды и гудения генератора, все было спокойно, когда он со шлангом в руках вошел в море.
Самым слабым звеном во всей цепочке был этот генератор. Раньше он работал бесперебойно в течение всего процесса, однако спустя несколько лет уже через неделю начинал пронзительно скрипеть, так что теперь приходилось дополнительно приезжать сюда, чтобы запустить его заново. На самом деле неплохо бы поменять его.
Водяной насос, напротив, был замечательный. Прежде приходилось вручную наполнять бак водой, теперь необходимость в этом отпала. Он удовлетворенно кивнул и прислушался к равномерному журчанию в шланге, сопровождавшемуся фоновым шумом генератора. Всего полчаса требовалось, чтобы наполнить бак водой из фьорда, но времени было предостаточно.
Вот тут-то он и услышал какие-то звуки из домика на сваях.
После приобретения «мерседеса» ему ничего не стоило застать врасплох своих пленников. Машина была дорогая, но комфорт и бесшумный мотор оправдывали немалую цену. Теперь он мог подобраться вплотную к эллингу, уверенный, что дети, запертые внутри, не догадываются о его приближении.
Так было и на этот раз.
Самуэль и Магдалена – особый случай. Самуэль – потому что напоминал ему самого себя, каким он был когда-то: изворотливым, строптивым и вспыльчивым. Магдалена – почти полная противоположность. Первый раз наблюдая за ней через потайное отверстие в стене домика, он был потрясен, до какой степени она напомнила ему о запретной влюбленности и о том, к чему эта влюбленность привела. О событиях, которые резко изменили всю его жизнь. Да-да, он вспоминал очень отчетливо ту девушку, когда смотрел на Магдалену. Те же потупленные глаза, то же мученичество, такая же тонкая кожа, на которой проступали тонкие вены.
Дважды до этого момента он подкрадывался к лодочному домику и отковыривал кусок смолы, прикрывающий потайной глазок.
Прижав голову вплотную к отверстию, он имел возможность разглядеть все, что происходило внутри. Дети находились на некотором расстоянии друг от друга: Самуэль чуть дальше, Магдалена у самой двери.
Магдалена много, но тихо плакала. Когда ее хрупкие плечи начинали дрожать в тусклом свете, брат дергал свой кожаный ремень, чтобы привлечь ее внимание и чтобы она нашла утешение в его теплом взгляде.
Он ее старший брат и готов на все ради того, чтобы освободить ее от стягивающих ремней, вот только он ничего не мог поделать. Поэтому Самуэль тоже плакал, но не показывал этого. Сестра не должна была видеть его слез. Он на мгновение отворачивался, овладевал собой, а затем опять обращал взгляд на нее, пытаясь даже паясничать – кивать головой и резко дергать торсом.
В точности они с сестрой, когда он подражал Чаплину.
Он слышал, как Магдалена смеялась с заклеенным лентой ртом. Смеялась совсем недолго, после чего страх и ужас от осознания действительности вновь возвращались к ней. Тем вечером, в последний раз придя утолить их жажду, он еще издалека услышал тихую песню девочки.
Он приложил ухо к доскам домика. Несмотря на ленту, можно было ощутить чистоту голоса и свет, исходивший от него. А мелодия была ему знакома. Они преследовали его все детство, и он ненавидел каждое из них.
«Не скрой от меня лица Твоего; не отринь во гневе раба Твоего. Ты был помощником моим; не отвергни меня и не оставь меня, Боже, Спаситель мой!»
Он осторожно отодвинул смоляную затычку и приблизил прибор ночного видения к отверстию.
Ее голова была наклонена вперед, плечи опустились, так что она выглядела еще меньше, чем была на самом деле. Ее тело медленно поворачивалось из стороны в сторону в такт с псалмом, который она пела.
Закончив, она села и резко втянула ноздрями воздух. Когда наблюдаешь за мелкими напуганными животными, можно почти ощутить, насколько тяжело приходится учащенно бьющемуся сердцу справляться со всем происходящим. Он понимал, что сейчас испытывают дети. Жажда, голод, страх перед грядущим. Он обратил свой взгляд на Самуэля и сразу заметил, что парень не был подавлен, подобно сестре. Напротив, он сидел у наклонной стены, непрерывно раскачиваясь верхней частью туловища. И на этот раз не кривлялся.
И вот теперь он услышал, что это было. Прежде он считал, что звук издает неисправный генератор.
Было очевидно, чем занят мальчик. Он перепиливал кожаный ремень перекладинами наклонного потолка. Изнурительно работал, чтобы ремень поддался.
Возможно, он обнаружил на перекладине небольшой выступ, о который можно было перетереть ремень. Или какой-то нарост.
Теперь он лучше разглядел лицо мальчика. Кажется, он улыбается? Неужели он настолько продвинулся, что есть повод для улыбки?
Девочка кашлянула. Последние ночи выдались сырыми, и это подрывало ее здоровье.
Тело немощно, подумал он, когда она откашлялась скованными лентой устами и вновь принялась напевать.
Он испытал настоящий шок. Этот псалом неизменно исполнялся его отцом на всех похоронах.
«Будь рядом со мной! Вечер опустится на землю, вскоре тьма накроет свет, не оставляй меня! Когда помощь и утешение ближнего бессильны, Ты, спаситель безутешных, будь рядом со мной! Скоро истечет короткий век моей земной жизни, весь блеск и радость мира ускользнут от меня, все приготовится к низвержению и горестной перемене, но Ты, неизменный, будь рядом со мной!»
Он с отвращением отвернулся и направился к сараю. Снял с гвоздя две добротные цепи по полтора метра и извлек из ящика под верстаком два висячих замка. В прошлый раз он отметил, что кожаные ремни, обмотанные вокруг детей, выглядели слегка изношенными, они ведь использовались уже долго. А если Самуэль так интенсивно работает над ними, нужно позаботиться об укреплении.
Дети в замешательстве посмотрели на него, когда он включил свет и пробрался внутрь. Мальчик, сидевший в углу, в очередной раз дернул свои узы, но это ни к чему не привело. Он брыкался и яростно противился, когда его обматывали цепью и пристегивали к той, что торчала из стены. Однако сил для настоящего сопротивления уже не осталось. Дни, проведенные в голоде и скованном положении, сделали свое дело. Сидя со скрещенными ногами на полу, он выглядел довольно жалко.