Так она и лежала, в луже собственной мочи, пытаясь хоть немного повернуться, чтобы давление на правое колено, на котором стояли коробки, перераспределилось на бедро. Это ей не удалось, но появилось остаточное ощущение. Точно как в тот раз, когда она сломала руку и имела возможность почесать только внешнюю сторону гипса.
И она принялась думать о днях и неделях, когда они с мужем были счастливы вместе. Когда-то он стоял перед ней на коленях и ласкал так, как она желала.
И вот он ее убил. Просто так убил, бесчувственно и без малейшего колебания.
Сколько раз он убивал людей прежде? Она не знала.
Она ничего не знала.
Она сама была ничто.
«Кто вспомнит обо мне, когда я умру?» – подумала она и распрямила пальцы на правой руке, как будто собиралась приласкать своего малыша. Бенджамин не в счет, он еще слишком мал. Конечно, мама. А спустя десять лет, когда мамы уже не будет в живых? Кто же вспомнит обо мне? Никто, кроме того, кто отнял у меня жизнь? Никто, кроме него. Да еще, может, Кеннета.
Помимо самого факта смерти, это было хуже всего. Именно эти мысли заставили ее попытаться сглотнуть, несмотря на пересохший рот, заставили ее истерзанную диафрагму сотрясаться в бесслезных рыданиях.
Всего через несколько лет ее позабудут.
Изредка звонил мобильник. Виброзвонок в заднем кармане давал ей надежду.
После того как звонок замолкал, она в течение часа или двух лежала и прислушивалась к звукам с улицы. А вдруг внизу стоит Кеннет? Вдруг он заподозрил неладное? Он ведь должен был почувствовать. Он же видел, какая дрожь ее охватила, когда они виделись в последний раз.
Она немного поспала и, дернувшись, проснулась, совершенно не чувствуя своего тела. Осталось только лицо. Теперь она вся превратилась в лицо. Сухие ноздри, зуд вокруг глаз, моргание в сумраке. Вот все, что от нее осталось.
Затем она осознала, отчего именно она проснулась. Это был Кеннет или всего лишь ее сон? Она закрыла глаза и внимательно прислушалась. Кто-то находился в доме.
Задержав дыхание, она снова принялась слушать. Ну да, это Кеннет. Она открыла рот, делая вдох. Он стоял под окном у входной двери и кричал. Звал ее по имени, так что его слышал весь квартал, и она почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбке, и собрала все оставшиеся силы для самого последнего, спасительного крика. Крика, который призовет к действию стоявшего внизу солдата.
И она закричала так сильно, как только могла.
И настолько беззвучно, что даже сама ничего не услышала.
30
Солдаты приехали в поцарапанном джипе поздним вечером, и один из них прокричал, что местные последователи Доу[34] спрятали оружие в сельской школе и она должна показать, где именно.
У них была лоснящаяся кожа, и они остались непроницаемо холодны к ее уверениям в том, что она не имеет никакого отношения к режиму Самуэла Доу и знать не знает ни о каком оружии.
Рахиль, а вообще-то Лиза, как звали ее тогда, и ее возлюбленный слышали выстрелы в течение всего дня. Ходили слухи, что арьергард тейлоровских «гориллос» шел в кровавое и мощное наступление, поэтому они уже приготовились к бегству. Не дожидаться же тут, чтобы узнать, пощадит ли новый кровожадный режим людей с их цветом кожи?
Возлюбленный отправился на второй этаж за охотничьим ружьем, и солдаты кинулись на нее, когда она попыталась вынести несколько школьных книг в пристройку. В тот день сгорело много домов, она лишь хотела обезопасить себя.
А они оказались тут как тут – те, что весь день напролет убивали и убивали, желающие освободиться от мучительной агрессии, наэлектризовавшей их тела.
Они перекинулись парой реплик, которые она не поняла, но смысл их взглядов был красноречивее. Она оказалась в неправильном месте. Слишком молодая и слишком доступная девушка в пустом школьном кабинете.
Изо всех сил она дернулась в сторону и вскочила на подоконник открытого окна, где и была схвачена за локти. Они втащили ее обратно и несколько раз как следует пнули, пока она не затихла, лежа на полу.
Какое-то мгновение перед ее лицом мелькали три головы, а затем сверху навалились два тела.
Чувство собственного превосходства и самоуверенность заставили и третьего солдата отставить к стене свой «калашников» и помочь двум товарищам раздвигать ей ноги. Они зажимали ей рот и по очереди вторгались в ее плоть, не переставая истерично хохотать. Она конвульсивно втягивала воздух через слипшиеся ноздри и в какой-то момент услышала, как в соседней комнате вздыхает ее парень. Она опасалась за него. Боялась, что солдаты его услышат и совершат скорую расправу.
Но он стонал совсем тихо. Помимо стонов, не проявляя никакой реакции.
Пять минут спустя она лежала на пыльном полу, уставившись на доску, где всего два часа назад были написаны предложения «Я умею прыгать», «Я умею бегать». Ее любимый скрылся вместе со своим оружием. Хотя ему не составило бы труда пристрелить потных вояк, валявшихся с расстегнутыми ширинками рядом с ней.
Ее парень был молодец, когда все было хорошо. Когда жизнь шла сама собой и ярко светило солнце. Но не тогда, когда она волочила искромсанные тела на свалку и прикрывала их пальмовыми листьями или когда отмывала стены от следов плоти и крови.
В том числе и поэтому ей надо было уходить.
Все случилось за день до того, как она открылась Богу и искренне раскаялась в своем грехе. Но обещания, данного самой себе в тот вечер, когда она стянула с себя одежду и сожгла, в тот вечер, когда до боли отмывала свое лоно, она не забыла никогда.
Если дьявол еще когда-нибудь попадется на ее пути, она возьмет все в свои руки.
И если при этом ей придется нарушить заповедь Господа, пусть это останется между ней и Им.
Пока Исабель давила на педаль газа и смотрела то на дорогу, то на навигатор и в зеркало заднего вида, Рахиль взяла себя в руки. Ее губы больше не дрожали. Биение сердца пришло в норму. В какой-то миг она припомнила, каким образом страх может перейти в гнев.
Ужасное воспоминание о дьявольском дыхании и пожелтевших глазах солдат НПФЛ, не знавших пощады, поселилось в ней и заставило крепко сжать челюсти.
Она смогла действовать тогда – значит сможет и теперь.
Повернувшись к Исабель, Рахиль сказала:
– После того как мы передадим вещи Йошуа, я сяду за руль. Исабель, ты согласна?
Та покачала головой:
– Не надо, Рахиль, моя машина тебе незнакома. Тут куча всего вышедшего из строя. Фары. Ручной тормоз слабенький. Автомобиль в целом очень чуткий.
Она назвала еще какие-то неисправности, но для Рахили это не имело значения. Возможно, Исабель просто не верила, что эта святоша, сидящая рядом, способна заменить ее за рулем. Что ж, значит, скоро она поумнеет.
Они встретились с Йошуа на перроне в Оденсе, он весь посерел и выглядел довольно жалко.
– Мне не нравится ваш план!
– Понимаю, Йошуа, но Исабель права. Мы так и поступим. Он должен знать, что мы дышим ему в спину. У тебя с собой навигатор, как мы договаривались?
Он кивнул и посмотрел на нее покрасневшими глазами:
– Мне насрать на деньги.
Она решительно взяла его за руку:
– Деньги тут ни при чем. Больше ни при чем. Ты просто последуешь его инструкциям. Когда он мигнет стробоскопом, выбросишь мешок, а деньги оставишь в спортивной сумке. А мы тем временем будем, насколько сумеем, следовать за поездом. Тебе не нужно ни о чем думать, просто ориентируй нас о местоположении состава, когда мы будем звонить, хорошо?
Он кивнул, но в душе явно так и не согласился.
– Отдай мне сумку с деньгами, – сказала Рахиль. – Я тебе не доверяю.
Йошуа покачал головой.
Значит, она была права. Она знала заранее.
– Отдай их мне! – закричала Рахиль, но он все равно отказался.
Тогда она отвесила ему пощечину, звонкую и ощутимую, прямо под правый глаз, и выхватила сумку. Прежде чем он успел понять, что произошло, сумка была передана в руки Исабель.
Затем Рахиль схватила пустой мешок и бросила в самый низ рубашку, принадлежавшую похитителю. Амбарный замок и письмо положила сверху.
– Вот. И сделай так, как мы договорились. Иначе мы больше не увидим детей. Поверь мне, я знаю.
Ехать наравне с поездом оказалось сложнее, чем думала Рахиль. Преимущество сохранялось на выезде из Оденсе, однако уже у Лангескоу они начали отставать. Оповещения Йошуа были беспокойными, и комментарии Исабель, сопоставлявшей по GPS местонахождение автомобиля и поезда, становились все более нервными.
– Давай поменяемся местами, Рахиль, – верещала Исабель, – у тебя не хватает нервов.
Редко когда слова оказывали настолько молниеносное воздействие на Рахиль. Она со всей силы вдавила педаль газа в пол, и примерно через пять минут мотор заработал на пределе возможностей, только его звук и можно было слышать.
– Я вижу поезд! – с облегчением крикнула Исабель в месте, где шоссе Е20 пересекалось с железнодорожной веткой.
Она взяла мобильный телефон, и уже через несколько секунд на другом конце послышался голос Йошуа.
– Йошуа, смотри налево, мы чуть впереди. Но на следующем участке автодорога делает большой крюк, так что скоро впереди окажешься ты. Мы попробуем догнать состав ближе к мосту, но это будет непросто. Тем более что нам еще предстоит преодолеть шлагбаум при выезде с моста. – Несколько секунд Исабель слушала его комментарии. – Он тебе не звонил? – спросила она, прежде чем отключить связь.
– Что он ответил? – переспросила Рахиль.
– Он еще не разговаривал с преступником. Но непохоже, что Йошуа в нормальном состоянии, Рахиль. Он отказывается верить в то, что мы успеем. Он пробурчал, мол, может, и не важно, успеем мы или нет. Только бы похититель понял наше послание.
Рахиль поджала губы. Не важно, считает он. Абсолютно не важно. Они обязаны оказаться там, когда свет стробоскопа, который включит преступник, озарит поезд. Они обязаны быть там, чтобы этот негодяй, похитивший ее детей, понял, на что она готова пойти.