Миссис Клири величаво кивнула:
– Очень любезно с вашей стороны, мисс Хартли, хоть и немного запоздало. Мой бедный Альфред скончался два года назад.
Элеонора покраснела.
– Мне очень жаль. Миссис Пембрук всегда так хорошо отзывалась о нём, – сказала она, не вспомнив ровным счётом ничего о мистере Клири.
– Ах, дорогая Эммелина, – лицо миссис Клири смягчилось. – Она была такой доброй, иначе бы не приняла вас. Вы были очень… трудным ребёнком. Носились по дому, визжа и огрызаясь на слуг. По крайней мере, так было в первый год нашего знакомства. И вы не произносили ни слова, даже когда с вами заговаривали.
Элеонора с трудом могла поверить в то, что услышала. Она никогда не вела себя так плохо! Девушка сдержанно кашлянула:
– Ну, я… прошу прощения за своё поведение в прошлом. Должна признаться, я этого не помню.
Миссис Клири фыркнула:
– Полагаю, это даже к лучшему. В конце концов, Эммелина научила вас манерам, и должна сказать, она проделала отличную работу. Никто из тех, кто бы увидел вас теперь, не поверил бы, что когда-то вы были настоящим ужасом.
Миссис Клири улыбалась, кажется, искренне полагая, что сделала Элеоноре комплимент. Девушка изо всех сил старалась, чтобы недоверие не отразилось на лице. В следующий миг улыбка миссис Клири истаяла, и Элеонора увидела, как воспоминания окутывают её, точно опавшие листья.
– Смею предполагать, так всё и было, – поспешно сказала девушка, чтобы отвлечь гостью. – Мне так не хватает её опеки в последние месяцы. Она была мне как мать… – Элеонора позволила голосу стихнуть и отвела взгляд, зная, что миссис Клири наблюдает за ней. – Я ужасно по ней скучаю.
– Конечно же скучаете. Любой, кто знал Эммелину, скучает по ней, – сказала миссис Клири, быстро моргая. – Что ж, мисс Хартли, если вам понадобится опека, напишите мне. Я буду очень рада помочь.
Элеонора заморгала, словно сдерживая слёзы, задаваясь вопросом, не переборщила ли.
– Ох, миссис Клири, вы так любезны! Это будет настоящим утешением.
От Элеоноры не укрылись отделка на платье миссис Клири из настоящего соболя и бриллиантовые шпильки в седых волосах, и весь оставшийся день она была само очарование и внимательность.
Поезд в Лондон с грохотом летел мимо длинных рядов домов с террасами, сбившихся в кучу в дымке смога. То тут, то там Элеонора видела тонкие коричневые полоски – грязную улочку или влажную кору голого дерева. Короткая вспышка цвета – когда они проезжали рынок, плоский участок мшистой зелени – когда они проезжали парк, и наконец Темзу, похожую на слизня, сочащуюся под ними, – когда поезд прогрохотал по мосту к вокзалу Виктория.
Огромные железные арки возвышались над головой, теряясь в дымке пара. Над платформами лежала пелена дыма, густая и тёмная. Засвистели паровозы. Чьи-то саквояжи цеплялись за её платье, и кто-то наступил ей на юбки. Элеонора, сохраняя самообладание, пробиралась к выходу. До особняка Гранборо было недалеко – самое большее полчаса ходьбы. Приятно было бы идти вдоль парков, но нужно было сохранять благоразумие. Если она в своей прекрасной шали свернёт куда-то с Пикадилли, повезёт, если её только ограбят. И всё же она должна была попытаться. Если действовать осторожно, она сумеет увидеться с Чарльзом или Ифе или разузнать, не приходила ли Лея снова.
С площади напротив особняк Гранборо выглядел потрёпанным и сырым. Он скрючился на улице, словно огромная поганка, и под каждым окном остались потёки от воды. Туман клубился вокруг перил, точно облако спор.
Не знай Элеонора всего – подумала бы, что дом покинули и законсервировали на зиму. Все окна были тёмными, ступеньки – грязными. Каретник пристроился рядом – смутный приземистый тёмный силуэт в тумане. Время от времени мимо проезжал кэб, и свет фонарей блестел в разбитых окнах, похожих на сломанные зубы.
Особняк должен был выглядеть как сказочный замок. От этого девушке легче было бы думать о всех тех годах, которые она провела взаперти на чердаке. Но в ставнях, покрытых шелушащимся слоем краски, не было романтики, а в покорёженных раздутых оконных рамах – никакой загадки. Этот дом, словно губка, впитывал дождевую воду и грязь. Сейчас она видела это ясно и была разочарована.
Элеонора посмотрела на каретник. Если там кто-то был – это было бы легко разглядеть. Всё внутри уже давно продали или украли. Если разжечь огонь, пламя осветит все разбитые окна оранжевым светом. Но Элеонора ничего не видела – значит, Лея не возвращалась. Девушку охватило разочарование. Несмотря на укрытие, которое каретный сарай мог предоставить от липких февральских туманов, несмотря на друзей, которые могли бы помочь Лее, если бы она жила где-то рядом с особняком, остаться там было бы слишком рискованно. И всё же Элеонора ждала, прячась за влажным платаном. Может, Леи здесь и не было, но она могла мельком увидеть Ифе или Чарльза.
Краем глаза девушка заметила, что в окне особняка быстро шевельнулись занавески. Чарльз? Ифе? Девушка вернулась на своё место на площади и ждала, неотрывно глядя на грязное стекло.
В то воскресенье Элеонора по дороге в церковь увидела экипаж миссис Клири, запряжённый четвёркой лошадей. Экипаж ехал сквозь толпу прихожан, направлявшихся в противоположном направлении. Самой миссис Клири внутри не было. Элеонора стояла на холоде в окружении шепчущихся соседей, и её пронзала зависть. Бесси сплетничала с соседями, а за Элеонорой тянулся шлейф тишины и шепотков всякий раз, стоило ей ступить в церковь, хоть она пробыла в Пекхэме уже почти два месяца. А вот миссис Клири не только не приходилось мириться с единоверцами Элеоноры – её экипаж следовал по направлению к католической церкви. Ей даже не приходилось выходить из дома. Просто послать экипаж от своего имени было достаточно, чтобы люди остались довольны, тогда как Элеонора должна была сидеть прямо и изображать искреннее внимание, пока за её спиной перешёптывались.
Как только Элеонора вернулась домой, она написала миссис Клири ещё одно письмо, прося совета, в котором не нуждалась. Когда девушка наконец получила приглашение на ужин, то разве что не танцевала по гостиной. Это был её шанс!
Деньги мистера Пембрука скоро закончатся. Элеонора всё ещё не стала леди в полном смысле этого слова – ей не нужно было работать, у неё были прекрасные манеры, но без денег всё это ничего не значило. Она не могла позволить себе ни одеться, как подобает, ни покупать билеты на поезд первого класса, чтобы её видели в подобающей компании. Она не могла позволить себе даже отыскать Лею или однажды – Ифе. Ей нужен был богатый покровитель. Такой, как миссис Клири.
Конечно, Элеонора всегда могла выйти замуж. Она ведь так и не получила весточки от Чарльза, а его отец будет толкать его к ближайшей наследнице богатого состояния, как только начнётся сезон. Так зачем ей ждать его, если ему не позволено ждать её? Но эта мысль оставляла грязные отпечатки на всех её мечтах. Стоять у алтаря рука об руку с безликим незнакомцем было бы предательством. Но, возможно, всё было бы не так уж плохо. Соседи избегали её – все, кроме миссис Клири, а если Элеонора выйдет замуж – ей хотя бы будет с кем поговорить.
Хотя нет, ей было с кем поговорить – пусть она не могла доверять и не понимала этого создания. У Бесси был выходной, и в доме царила тишина, но Элеонора всё же закрыла дверь гостиной, прежде чем заговорить.
– Ты можешь выйти? Я бы хотела поговорить с тобой, если можно.
С каминной решётки брызнули искры, когда кусок угля шевельнулся. Элеонора озиралась, ища взглядом черноглазую женщину. Медленно она проявилась – узор на обивке дивана стал узором её набивного ситцевого платья. Все цвета слились воедино.
– Здравствуй, дорогая, – улыбнулась гостья и окинула взглядом гостиную. – Кажется, ты продвигаешься в своём положении.
Элеонора покраснела:
– Всё благодаря тебе, конечно.
Черноглазая склонила голову.
– Хотя должна признать, – добавила девушка, – я не совсем понимаю, почему вы приложили столько усилий из-за меня.
– Мы заключили сделку. Я обязана соблюдать её условия, согласно законам, которые во много раз превосходят нас обеих.
– Но… почему ты явилась мне? Я ведь не единственная в особняке Гранборо, кто читал эту книгу.
Гостья улыбнулась и взяла Элеонору за руку.
– Недостаточно просто прочитать книгу. Мне нужно кое-что посильнее. – Она провела линию по одному из пальцев Элеоноры в перчатке: – Здесь была отметка. Разве ты не помнишь?
Элеонора покачала головой. Улыбка женщины стала шире:
– Ах да, конечно. Ты ведь так многого не помнишь.
Её тон был холодным, словно пальцы, сомкнувшиеся на шее. Невольно девушка вспомнила Лиззи, кричавшую, что Элла когда-то укусила миссис Филдинг. Конечно же, Лиззи врала!
Под предлогом того, чтобы разгладить юбки, Элеонора отняла руку.
– Могу ли я спросить кое о чём?
– Конечно, спрашивай, дорогая.
Элеонора сосредоточенно разглядывала шов на своей юбке.
– Почему ты попросила мою душу взамен? Что ты собираешься с ней сделать?
– Я буду беречь её, как драгоценное сокровище, – ответила черноглазая, и её голос звучал легко и беспечно. – Я нанижу её на шёлковую нить и буду носить на шее.
– Но у тебя ведь наверняка есть причина, чтобы желать мою душу.
– Конечно же есть.
– Ты не расскажешь мне?
В камине внезапно загремело. Элеонора вздрогнула, но это оказался лишь кусок угля, скатившийся по решётке. Когда девушка обернулась – гостья всё ещё сидела напротив. Её лицо осталось прежним, и она не двигалась, но свет стал словно более тусклым, и что-то холодное покалывало шею Элеоноры. Девушка готова была поклясться, что слышала тихий мягкий ропот – помимо свистка поездов и грохота повозок и экипажей.
Черноглазая подалась вперёд, и тени двигались вместе с ней, меняясь. Странные формы изгибались на стенах, и извилистая тьма струилась за юбками черноглазой, ползла по обоям, обвивалась вокруг её ног.
Когда гостья усмехнулась, показалось, что зубов у неё было слишком много.