Грязные дети, косолапые нищие, исхудавшие мужчины с запавшими глазами, женщины, у которых было слишком много детей и явно не хватало денег. Элеонора чувствовала на лице их полные отчаяния взгляды и сейчас больше всего на свете хотела оказаться рядом с Чарльзом. Как легко было бы отступить в его мягкий тёплый мир, где другие люди готовили ему еду и стирали его одежду. Там она могла быть весёлой, красивой, интригующей, а здесь? В ней видели жертву? Угрозу? Может быть, кто-то из этих людей считал её инспектором, которого прислали, чтобы забрать у них детей?
Наконец Элеонора и Барнс добрались до другой стороны переулка. Дубинка исчезла в куртке Барнса. Элеонора стояла в ярком утреннем мартовском свете, вся дрожа. Её платье было всё перепачкано, и всё тело казалось липким. При этом она ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы найти Лею.
Пошарив в сумочке, она извлекла монету и вложила в ладонь Барнса:
– Благодарю, Барнс. Прошу простить, мне нужно закончить одно дело.
Элеонора знала, что не должна была. Будет только хуже. Но всё же она пошла к особняку Гранборо и долго смотрела на неосвещённые окна.
Элеонора сидела на мягком стуле у портного миссис Клири, борясь с желанием ущипнуть себя за переносицу. Магазин был забит полотнами прекрасной парчи, целыми рядами лент, а прилавки ломились от шёлка и атласа, окрашенного в соответствии с последними веяниями моды. Миссис Клири стояла у одного из прилавков, рассматривая образцы шёлка такого прекрасного качества, что он будто сиял. Хотя на Элеонору никто не смотрел, она старалась не выдать своей усталостью. Лицо уже болело от улыбки. Всё утро она была терпелива, тактична и полна энтузиазма, и такое безупречное поведение уже порядком утомляло. Но всё же это было необходимо.
«Только богатые могут позволить себе быть грубоватыми», – думала она, глядя на миссис Клири.
Они были уже очень далеко от грязи переулка Сент-Кристофер. Все пасхальные выходные Элеонора провела, силясь оттереть ощущение пребывания там со своей кожи. Она содрогнулась. Хорошо, что Леи там не оказалось, но, может, радоваться и не стоило. Сент-Кристофер был не настолько ужасным местом, как о нём писали в газетах. Были места и похуже, и туда могла попасть Лея.
Шорох юбок поблизости заставил Элеонору вздрогнуть. Перед ней стояла мисс Хилл.
– Вам нехорошо, мисс Хартли? – спросила она. – Прошу извинить, но вы немного бледны.
– Просто отвлеклась, – сказала Элеонора, не сводя глаз с миссис Клири. – Поиски моей подруги не слишком успешны.
Мисс Хилл грациозно села рядом:
– Мне очень жаль.
Элеонора уставилась на свои ладони.
– Вы когда-нибудь пытались отыскать старого друга?
Мисс Хилл грустно улыбнулась:
– Да. И я нашла её, но, боюсь, воссоединение произошло слишком поздно. До того как я приехала к миссис Клири, я вызвалась работать медсестрой в Крыму[38], и… – она осеклась.
– Мне очень жаль, – сказала Элеонора.
– Прошу, не беспокойтесь, мисс Хартли. Это, конечно, было печально, но теперь мне не о чем сожалеть. Миссис Клири приняла меня так, как не многие другие леди могли бы принять. Она может быть… требовательной, – её взгляд сделался многозначительным, – но очень щедра.
Миссис Клири подошла к ним. Стук её трости с серебряным набалдашником приглушали толстые ковры.
– Ну, посмотрите, сплетничают, словно старые куры, – сказала старушка. – А теперь, мисс Хартли, подойдите сюда. Здесь есть «полонез»[39], который вам подойдёт.
Вернув на место ослепительную улыбку, Элеонора последовала за миссис Клири к стенду. Ей пришлось побороть себя, чтобы не обернуться через плечо. «Она может быть… требовательной, но очень щедра». Почему мисс Хилл выразилась именно так? Неужели догадалась, что Элеонора терпела миссис Клири только ради денег? Даже на полпути через лавку Элеонора чувствовала, что мисс Хилл внимательно наблюдает за ней.
Что же компаньонка миссис Клири слышала об Элле?
Элеонора всегда старалась, чтобы миссис Клири не узнала о её прошлом, и чем дальше – тем становилось проще. Миссис Клири овдовела почти два с половиной года назад и почти не появлялась в высшем обществе, как ей и подобало. К тому же она была католичкой, что не слишком приветствовалось в высших кругах. Учитывая оба этих факта, миссис Клири почти ничего не знала о том, что на самом деле произошло в доме её старой подруги.
Каждый раз, получая следующее приглашение, Элеонора вздыхала с облегчением. Она собиралась добиться того, чтобы миссис Клири стала обожать её. Ничто не могло встать у неё на пути.
Девушка отпускала Бесси со строгими инструкциями вернуться в десять – нельзя было позволить служанке переговорить со слугами миссис Клири. Каждый раз на ужин Элеонора надевала платья, подаренные миссис Клири, фасон которых был чуть изменён согласно соображениям старушки насчёт того, что подобало носить молодым леди.
Миссис Клири давала советы, и некоторые из них Элеонора даже записывала, когда казалось, будто миссис Клири считает её недостаточно благодарной. К первой неделе апреля Элеонора заполнила целую тетрадь. Девушка сопровождала миссис Клири на ужины, помогала ей подниматься из кресла и садиться – и при этом непременно улыбалась. Она даже настояла на том, чтобы помогать мисс Хилл, и знала, что компаньонка миссис Клири была благодарна ей за передышки. Элеонора была послушна, невинна и внимательна – короче говоря, стала примерной дочерью.
Но всё это оказалось напрасно, потому что однажды, когда девушка вышла из гостиной ровно в десять вечера, она увидела, что мисс Хилл перешёптывалась о чём-то с Бесси. Завидев её, обе сразу же замолчали.
Как только за ними закрылась входная дверь, Элеонора повернулась к служанке:
– Что ты ей сказала?
– Ничего, мисс, – ухмыльнулась Бесси.
Когда на следующий день Элеонора позвонила в дверь дома миссис Клири, ответа не было. Она попробовала ещё раз на следующий день и в день после. И лишь когда лакей велел ей убираться прочь, она осознала правду.
Бесси рассказала мисс Хилл об особняке Гранборо, ну а мисс Хилл передала это миссис Клири.
Миссис Клири узнала, что Элеонора солгала… ну, не солгала, но, скажем так, была не до конца честна, немного приукрасив. А вот Бесси была лгуньей. Одному Богу известно, что она там наговорила мисс Хилл. Разумеется, простая правда не могла бы заставить миссис Клири просто взять и оборвать всякое общение с Элеонорой – нет, наверняка Бесси наврала. Два месяца кивков, улыбок и выслушивания ненужных советов были потрачены впустую.
Элеонора зашагала домой, буквально пылая от ярости. Она упустила такой прекрасный шанс отыскать Лею и вытащить Ифе из особняка, и во всём была виновата Бесси! С самого момента их встречи Бесси сплетничала, лила яд соседям в уши. Теперь у Элеоноры не было ни друзей, ни покровительницы, и ничего за душой. Ну что ж, значит, будет так. По крайней мере, больше не нужно будет кивать, улыбаться и притворяться, лепить из себя что-то, словно из теста. Зачем вообще ей нужна миссис Клири, когда Элеонора могла носить свою независимость гордо, как меховое манто?
Элеонора сама отыщет Лею – уж как-нибудь справится. А потом, без чьей-либо помощи, вытащит Ифе из особняка. Пусть миссис Клири сидит и гниёт в своём переполненном безделушками доме. Элеоноре она была не нужна.
Когда Элеонора добралась до Гранборо, то всё ещё кипела и мысли неслись вскачь. Казалось, всякий прохожий норовил наступить ей на юбки или толкнуть локтем, проявляя пренебрежение, а в голосе каждого встречного уличного торговца звучала насмешка. Руки уже болели, так сильно она сжимала кулаки. Хотелось просто взять и ударить кого-нибудь.
– Элла?
Прямо к ней направлялась Ифе. Под зелёными глазами залегли тени. Элеонора лучезарно улыбнулась – как же хорошо было снова увидеть подругу! – но затем заметила выражение лица ирландки, и улыбка угасла. Ифе выглядела такой измождённой, словно вот-вот упадёт в обморок. В руках она несла огромный свёрток, завёрнутый в коричневую бумагу и перевязанный бечёвкой.
– Господи, что ты здесь делаешь?
– Ифе! Как Чарльз? И как ты? Что здесь произошло, пока меня не было? Ради бога, Ифе, прошу, расскажи мне! Я не получала от вас вестей несколько месяцев!
Ифе обернулась через плечо:
– Лучше тебе уйти. Если миссис Филдинг прознает, что мы говорили…
Элеонора преградила ей путь и выхватила свёрток из её рук.
– Отдай!
Элеонора отступила назад:
– Не отдам, пока не ответишь.
– Тогда я сейчас же позову констебля!
– Давай. Я скажу ему, что это моя посылка, и посмотрим, кому он поверит.
– Нет… ты бы не стала. Элла, ты же так не поступишь!
Внутри кольнуло стыдом, но свёрток девушка не вернула. Ифе окинула взглядом прекрасно скроенное платье подруги, и плечи её поникли.
– Ты никому не расскажешь, что я тебя видела?
Элеонора покачала головой.
– Мастера Чарльза отослали, – сказала ирландка. – Никто из нас не знает куда. Но он возвращается на сезон. Хозяин говорит, что женит его до конца этого года.
К горлу подступил комок:
– Ты полагаешь, он примет такое решение отца?
Ифе пожала плечами:
– Не думаю, что у него есть выбор.
Элеонора сделала вид, что в глаз попала соринка. Ифе отвернулась, сделав вид, что не заметила.
– А как ты, Ифе? Ты не…
Ифе шикнула на неё. Лицо у ирландки стало пунцовым.
– Я не буду обсуждать такие вещи на улице, Элла!
– Но ты ведь в безопасности, да?
– Я… большую часть времени. Он знает о лаудануме, но ему всё равно. Теперь он заставляет меня добавлять лауданум во все его напитки. А ещё он оставил себе весь твой морфий, поэтому половину времени даже ничего не видит перед собой. Но…
Элеонора поспешно отвела Ифе в сторону, чтобы продавец фруктов ничего не слышал.
– Но – что?