— Люблю точных и тактичных людей, — пробормотал Курт чуть слышно, краем глаза увидев, как облегченно выдохнул Мартин, когда за открывшейся створкой показалось лицо Грегора Харта.
— Я пришел, — оповестил тот и, отступив в сторону, кивнул на человека рядом: — Мы пришли.
Фон Вегерхоф помедлил, распахнул дверь шире и, пропустив обоих внутрь, аккуратно закрыл за их спинами. От стука створки Мориц Харт поморщился, бросив на сына мрачный взгляд искоса, и, кашлянув, сдержанно проговорил:
— Доброго дня желать не стану, это было бы лицемерием. Рад видеть, что вы живы и здоровы, майстер Гессе.
— На здоровье я бы пожаловался, однако вы правы, жив, — согласился Курт и указал на стол: — Садитесь. Как я понимаю, разговор предстоит долгий.
Грегор кивнул и прошел к приготовленному для него табурету — торжественно и твердо, точно еретик на допросе, намеренный держаться до конца; Харт-старший уселся на место фон Вегерхофа, и стриг, подумав, просто пристроился на скамье у окна за спинами гостей.
— Итак… — произнес Мартин, когда воцарившееся в комнате молчание затянулось, а переглядывания отца и сына в духе «нет, давай ты» стали уже не забавлять, а раздражать.
— Итак, я поговорил с отцом, — решительно сказал Грегор. — И сейчас мы расскажем, что происходит в лесу Грайерца, а потом, если вы все еще будете желать этого, я отведу вас к сердцу Предела.
— К сердцу, — повторил Мартин безвыразительно. — У него есть сердце?
— Да. Есть центр — средоточие силы, которая и искажает мир вокруг себя.
— И… что в этом центре?
— Lapis philosophorum[116], — негромко буркнул Харт и, увидев направленные на себя взгляды, повторил, распрямившись и четко выговаривая каждое слово: — Lapis philosophorum. Нет, это не шутка. Мне, знаете ли, не до шуток сегодня.
— Откровенно говоря, не похоже на шутку, — заметил Курт сухо. — Больше похоже на некое малозаметное с первого взгляда, но необратимое поражение рассудка.
— Мы не сумасшедшие, — терпеливо ответил Грегор. — Понимаю, что так говорят все сумасшедшие, но предлагаю нам поверить.
— Я вот что вам скажу, майстер инквизитор, — шумно вздохнув, произнес Харт, тяжело навалившись локтями на стол. — Мой сын приложил все свое красноречие и залез в самые сокровенные глубины моей совести, с тем чтобы вынудить меня прийти сюда и рассказать то, что я собираюсь рассказать. Он добился того, что опасение подпасть под немилость Конгрегации сдалось под натиском этой самой совести, и это было сложно, поверьте мне. Он вывернулся наизнанку, чтобы добиться своего, причем добиться не для себя, а по сути для вас и тысяч простых смертных, посему попросил бы не вести себя с ним, как неблагодарный осел.
— Пап, — смущенно и укоризненно пробормотал Грегор, и тот отмахнулся:
— Ты хотел, чтобы я говорил? Я и говорю.
— Eia[117], — заинтересованно хмыкнул Курт, переглянувшись с Мартином. — А вы оба умеете заинтриговать. Итак, положим, мы верим. В этом лесу магистериум. И откуда он там взялся?
— Возник.
— Логично, — одобрительно заметил Мартин. — Но хотелось бы подробностей.
Харт обернулся к сыну, и тот ободряюще кивнул. Бауэр глубоко вздохнул, усевшись поудобнее, и решительно продолжил:
— Наберитесь терпения, господа дознаватели, рассказ будет долгий.
— Было бы неплохо, — отозвался Курт подчеркнуто мягко, — если бы для начала вы рассказали, кто вы такие. Отчего-то в историю с простым торговцем капустой и его строптивым чадом я начинаю верить все меньше.
— Поверьте, чадо — строптивей некуда, — мрачно отозвался Харт. — И я действительно бауэр. Однако — да, удачно торговать собственной капустой не есть мой единственный талант, равно как и доводить родню до сердечного срыва — не единственное умение Грегора. Я, как и вся наша семья — те, кого вы и ваши противники называете нейтралами[118]. Да, нас много, — не дав раскрывшему рот Мартину сказать ни слова, хмуро добавил он, — и это еще одна причина, по которой привести меня сюда для беседы с вами Грегору было непросто. По сути сейчас я совершаю предательство, раскрывая вам тайну, которую я и мои собратья пытались скрыть не одно поколение.
— Если это правда, — осторожно заметил Курт, — если правда от и до, бояться вам нечего — насколько мне известно, нейтралы не принимают ничью сторону, не помогают Конгрегации, что, разумеется, печально, но и не чинят ей препятствий и не приносят вреда людям, что несколько уравновешивает ситуацию. Ведь это так?
— Да… Обычно так. Потому нас так и назвали, что очевидно.
— Но?.. — подсказал Мартин, и бауэр снова шумно вздохнул.
— Но люди есть люди, — ответил он сухо. — Сколь мне ведомо, даже в вашем братстве есть предатели, трусы, стяжатели или глупцы.
— И?..
— Боже ты мой, — с заметным раздражением пробормотал Грегор и выпалил на одном дыхании: — В наше поселение пришел человек, пригласивший старших на беседу, на этой встрече он предложил им награду, если они придут сюда и принесут ему магистериум, одним эта идея понравилась, другим нет, одни пришли сюда за камнем, другие пытались им помешать, случилась стычка, камень рванул, и образовался Предел. Извините, — смущенно оговорился он, увидев, как смотрят на него оба инквизитора. — Иначе отец еще полчаса подбирался бы к сути.
— Поселение? — переспросил Мартин, и бауэр, снова бросив на сына недовольный взгляд, нехотя отозвался:
— Да. Два десятка семей, маленькая деревушка, нелюбопытный землевладелец, тишина и покой. Так было до того дня.
— Два десятка семей одаренных?..
— Обычно да, — ответил Грегор, когда его отец вновь замялся, явно почуяв в голосе майстера инквизитора интонации пса, напавшего на след крупной добычи, и неловко улыбнулся: — Ну, есть и такие, как я, я вообще ничего не умею делать, только чувствовать пути. Есть и совсем пустышки, но у них могут быть одаренные дети. А могут и не быть. А может вообще не быть детей. Это все сложно, мы сами еще не сумели до конца разобраться, как это работает и почему у одних все дети с даром, а у других один из троих или никого. Наши хронисты собирают статистику, но для полноценных выводов сведений пока немного и… Наши познания в области человеческого тела и разума явно недостаточны.
— В других общинах, подобных вашей, дело обстоит так же?
— Хорошая попытка, майстер Бекер, — хмыкнул Харт. — Но я не расскажу вам о других общинах.
— Потому что их нет или потому что не желаешь рассказывать?
— Мы мало знаем о других нейтралах, — снова вмешался Грегор. — И не все живут вот так, общинами, но все скрываются — так или иначе. Даже от своих. Что наши научились делать хорошо за последние несколько веков — так это бегать и прятаться, — договорил он уже не так благодушно, и Харт сдержанно кашлянул, нахмурившись:
— К счастью простых смертных, о чьем благополучии ты так печешься.
— Благополучию простых смертных помогло бы сотрудничество с Конгрегацией, а не изгнание муравьев с грядки с помощью натуральной магии.
— Не сейчас, Грегор, — сквозь зубы проговорил Харт.
— Дураку ясно, что этот разговор у вас не впервые, — констатировал Мартин, и оба смолкли, отведя взгляды в сторону. — И как я понимаю, в вашем… скажем так, сообществе не поощряется выход за его пределы?
— Мы никого не держим, — возразил Харт угрюмо. — И Грегора не стали бы держать, пожелай он поставить свои умения на службу вашего братства. Отговаривали бы до последнего, не скрою, но насильно держать бы не стали.
— Только сдались Конгрегации мои умения… — тоскливо буркнул тот. — Ни лечить не могу, ни убивать, ни даже одаренного рядом почувствовать, ничего.
— Ты говорил, что чувствуешь пути, — напомнил Курт мягко. — Это не «ничего».
— А зачем вам это? — уныло возразил Грегор. — Такие места, вроде Предела, это редкость, магические ловушки могу еще ощутить, но и они явление исключительное, вряд ли вашим служителям такие попадаются на каждом расследовании… Вот и выходит, что я как паршивая овца в стаде, вроде и не нормальный человек, а все равно по способностям — nullus[119].
— Если желание все еще останется, и твой отец по-прежнему не станет препятствовать, мы обсудим это позже, — пообещал Мартин. — Конгрегации нужны всякие люди. Твое чувство путей — это оно помогает тебе ходить в Пределе?
— Оно самое, — вздохнул Грегор. — Далеко внутрь я действительно не заходил, но знаю, что смогу. Просто чувствую, где можно пройти.
— Тот человек, что приходил к вам в деревню — кто он? — спросил Курт и, не услышав ответа, уточнил: — Вы сами — знаете, кто он, как вас нашел, для чего ему магистериум?
— Нет, — качнул головой Харт. — Он просто явился к… одному из моих соседей…
— Мориц, давай условимся, — благожелательно предложил Мартин. — Ни я, ни мои сослужители сейчас не будут пытаться вытянуть из тебя какие-то имена, названия, тайны и секреты, которые не имеют отношения к делу, которое свело нас здесь. Ты изложишь ту информацию, каковой будет достаточно для понимания ситуации, и мы не станем закапываться глубже. Если мы будем что-то спрашивать и уточнять — это будет исключительно ради того самого понимания, и не более. Договоримся, да? Так будет проще разговаривать. Например, сейчас ясно, что твой сосед — что-то вроде главы вашей общины, за которым закреплено некое право на некие решения в неких ситуациях, и именно по этой причине тот человек пришел именно к нему. Так?
— Да. Нет… Не совсем. За ним не принятие решений, за ним… согласование этих решений. Он не занимает то место, какое отводится магистру ордена или вашему Совету, не дает приказов, у нас не принято ему подчиняться и ставить выше прочих, он просто наиболее опытный, знающий, рассудительный…
— Староста, — подсказал Грегор. — Так больше подходит.