Линда посмотрела на него.
— Да, наверно, нет, — проговорила она. — Проходите.
Ее жилище было уютным, на столах красивые вещицы, на стенах картины. Вдали просматривался сквозь морось сияющий золотом город, а вблизи открывался вид на поле для гольфа. Конрауд задумался, не играет ли она в гольф, раз уж поле так близко, и спросил ее об этом.
— Я-то не играю, — ответила она, — а вот муж играет. Он в Шотландии, — поспешила добавить она, чтоб объяснить его отсутствие. — У них там бизнес какой-то.
Она сравнительно недавно повторно вышла замуж — за человека, заведующего небольшой фирмой по импорту в Коупавоге. Он был фармацевтом и до того жил один, с дочерью. Дочь уезжала в Данию изучать технологию, но сейчас вернулась в Исландию, и у нее был муж и двое детей. Долю Сигюрвина в фирме очень выгодно продали, и мать с дочерью унаследовали немного денег, которые Линда пустила в рост. Потом ее дочь использовала наследство для оплаты учебы и выплаты процентов за квартиру, и вдобавок к этому, они позволяли себе не беспокоиться о пропитании и немного баловать себя.
— Мне кажется, гольф — это спорт для семейных пар, — сказал Конрауд, не собираясь вмешиваться в их личные дела.
— В нашем случае — нет, — ответила Линда. — Я им никогда не увлекалась. А Тейтир его обожает.
Она предложила ему кофе или что-нибудь другое, и он выбрал имбирное пиво. Они сели в гостиной, и оба решили не делать из этого визита проблемы. Ей было лет шестьдесят, лицо — овальное, с красивыми чертами, фигура полноватая, волосы светлые, одета в удобную домашнюю одежду: широкие штаны и рубашку, без украшений.
— Она сюда сегодня приходила, эта ваша подруга, — сказала Линда, попивая имбирное пиво. В него она влила немного водки. Он отказался от нее, потому что был за рулем.
— А-а, Марта!
— Если уж ко мне пришли вы, значит, ее мои ответы не устроили.
— Я сам по себе пришел, — ответил Конрауд.
Он объяснил Линде, что работает на сестру одного человека, сейчас погибшего, но очень интересовавшегося исчезновением Сигюрвина. С ним однажды произошел случай возле цистерн на Эскьюхлид, который он сам считал как-то связанным с этим делом. Сам он жалел, что ничего не предпринял в этой связи, и его сестра, в память о нем, стремилась выяснить, что же происходило на Эскьюхлид в тот вечер, и как погиб ее брат.
— Она назвала нового свидетеля, эта Марта, подруга ваша, — сказала Линда. — А я и не знала. Но люди вообще так много говорили, и считают, что они так много видели, и слышали, и знают.
— Судя по всему, этот человек надежный, — сказал Конрауд.
— Да, я в этом и не сомневаюсь.
— К тому же меня попросили помочь полиции, когда арестовали Хьяльталина, и я считаю, что наша с ней договоренность все еще в силе, — улыбнулся Конрауд.
— Ну ладно, что вы хотите узнать?
— Зачем вы ходили встречаться с Хьяльталином? — спросил Конрауд.
— Я это сегодня объяснила вашей подруге. Я ходила спросить: не хочет ли он перед смертью облегчить душу. А он сказал: нет. На этом и все. Я у него не стала долго задерживаться.
— Вы хотели спросить, он ли убил Сигюрвина?
— А это разве не очевидно?
— А он это отрицал, как всегда?
— Да.
— Он не удивился, увидев вас?
— Удивился? Наверно. Чуть-чуть. Это, конечно… так… неожиданно.
— Вы изо всех сил старались остаться незамеченной.
— Да, вы, наверно, не удивлены, учитывая всю эту ситуацию.
— Вовсе нет, — ответил Конрауд. — Я удивлен другим: что вы вообще пришли к нему.
— Ну, на меня просто стих такой нашел: вот надо — и все тут! Сама не знаю, что это было. Мне захотелось увидеть его, пока не… пока не…
— Вы с ним поддерживали какие-нибудь отношения до его смерти? До этого своего визита в больницу?
— Нет. Никаких.
— Никогда не получали от него вестей?
— Нет. И тут я вдруг узнаю, что он при смерти.
— Как вы, конечно, знаете, и как вам наверняка напомнила Марта, в тот вечер, когда Сигюрвин пропал, у Хьяльталина не было алиби. Он сам говорил, что был у какой-то женщины, назвать которую не мог, якобы потому что она замужем, и он ни под каким видом не должен выдавать ее. В этом он упорствовал все эти годы, до самой смерти. Я встречался с ним после того, как Сигюрвина обнаружили на леднике, — и тогда он продолжал настаивать, что невиновен, и снова предъявлял этот свой шитый белыми нитками рассказ. Честно признаться, я ему даже начал верить.
Линда пригубила имбирное пиво.
— И лишь когда я увидел записи с камер наблюдения в больнице, меня вдруг осенило, — сказал Конрауд. — Я раньше об этом не задумывался, и даже понятно, почему: это не лежит на поверхности.
— Что? — не поняла Линда.
— Я не думаю, что вас вдруг обуяло непреодолимое желание поговорить с ним на его смертном одре, — пояснил Конрауд. — Мне кажется, никаких ответов вы не искали.
— Да ну?
— Нет, по-моему, тут дело сложнее.
Линда продолжала попивать пиво. В остальном она сохраняла полнейшее спокойствие. Ее поведение всегда отличалось уравновешенностью и уверенностью в себе.
— О чем вы? — спросила она.
— В больнице на мобильный телефон Хьяльталина поступило несколько звонков, и сам он пару раз звонил. А два раза он совершал звонки с телефона больницы. Вероятно, тогда его собственный телефон разрядился, или ему показалось, что его прослушивает полиция. А насчет больничного телефона у него таких опасений не было. Или же ему было настолько важно связаться с вами, что он решил пойти на риск. Один из этих телефонных звонков был его сестре в США. А второй — в другое место. А именно вам домой.
У Линды не дрогнул ни один мускул на лице.
— И это было накануне вашего визита к нему.
Линда молчала.
— Хьяльталин ведь сам вам первым позвонил? — спросил Конрауд. — Вы услышали его впервые за все эти годы. Он сказал, что умирает и хочет с вами увидеться.
Линда спокойно смотрела на него.
— Хьяльталин — прирожденный лгун, но здесь он не соврал. В конечном итоге, тогда он и впрямь проводил время с замужней женщиной, и сейчас я, кажется, чуть лучше понимаю, почему он ни при каких условиях так и не сказал, кто же это был.
Он увидел, что глаза Линды наполнились слезами. Но она так и не двигалась, сидела в кресле, прямая как стрела, и пыталась сделать вид, что слова Конрауда ее не касаются.
— Когда Сигюрвин пропал, вы уже не жили с ним. Но формально вы не были разведены, так? То есть еще состояли в браке.
Линда кивнула, сжав губы.
— Мы рассматривали вас как разведенную и никогда не думали о вас как о «замужней женщине». Тем более, вы сказали, что в тот вечер были у сестры. Мне пришлось проверить это. Подтверждения я не нашел. На мой взгляд, вашу сестру и не просили это подтвердить, потому что на вас никто и не подумал. В первые дни в этом расследовании было много беспорядка.
Конрауд наклонился вперед.
— Я правильно понял, эта «замужняя женщина» — это вы? — спросил он. — Та самая женщина, о которой Хьяльталин не хотел нам рассказывать.
Линда встала. Свой стакан, из которого все уже было выпито, она отставила на небольшую тумбочку в гостиной. Она сходила на кухню за бумажным полотенцем и провела им себе по глазам. Затем она снова села в кресло. Она уже немного пришла в себя.
— Я думала, вы никогда не догадаетесь, — наконец промолвила она. — По-хорошему, мне надо бы радоваться. Это давило меня все эти годы, как кошмар.
— Хьяльталин так много лгал, — сказал Конрауд. — Просто невозможно было понять, где он говорит правду. Мы вас всюду искали, но он сказал так мало, что мы так и не напали на след этой замужней женщины. По-моему, никому так и не пришло в голову, что это вы. Жена Сигюрвина.
— Я тогда и сама не поверила, будто он сказал, что был у замужней женщины — ведь он всегда утверждал, что про нашу связь не должен знать никто… Да еще и пытался использовать это как алиби!
— Он был в отчаянии. Навестив его в больнице перед его смертью, вы сильно рисковали.
— Да.
— Но вы считаете, что это того стоило?
— В свое время мы с ним окончательно порвали, не виделись и не общались, — ответила Линда. — Делали вид, что ничего этого не было. Порой приходилось трудно. Я так и не решалась связаться с ним, хотя порой так хотелось. Слишком велик был риск. Годы шли… А потом, когда я увидела его в больнице, лежащим в постели в таком состоянии… это было ужасно. Я его с трудом узнала.
— Да, его здоровье быстро пошатнулось.
— Было заметно, что он уже — все…
— Почему он вам позвонил?
— Наверно, чтоб попрощаться.
— Что было между вами?
— Сущие пустяки, — ответила Линда. — Когда дошло до дела, оказалось, что мы мало можем друг другу сказать. Но было так хорошо увидеть его, немного посидеть с ним и…
Она не договорила фразу.
— Ваша связь долго продолжалась после гибели Сигюрвина?
— Несколько месяцев.
— Это из-за нее вы расстались с Сигюрвином? Потому что начали встречаться с Хьяльталином?
Линда кивнула.
— В том числе и из-за этого.
— А он знал о причине?
— Нет, — сказала Линда. — Про Хьяльталина он не знал, но наш брак трещал по швам. Я думаю, мы в любом случае бы развелись.
— Поэтому вы и стали встречаться с Хьяльталином? Из-за того, что были несчастливы в браке?
— Можно сказать и так.
— А где вы встречались?
— То тут, то там. То у него дома, то у меня дома. Мы это держали в глубокой тайне. Встречались в Боргарнесе. В Сельфоссе. В маленьких хостелах. Нас никто не замечал, и мы тоже никого не замечали. Сигюрвин часто ездил за границу, что облегчало нам встречи.
— Но почему? Зачем вы ему изменяли?
— Ну как это объяснить? — сказала Линда. — У нас с Сигюрвином все уже дошло до предела. А Хьяльталин меня понимал. Утешал. Обнимал. Дарил тепло.
Конрауд молча ждал, пока она продолжит, и вскоре она начала рассказывать ему, как познакомилась с Сигюрвином в Коммерческом училище. Кое-что из этого она уже сообщала ему и раньше, но теперь в ее рассказ добавилась зрелость и горький жизненный опыт. Она говорила, что он был смелым и дерзким, и ее пленила его уверенность в себе. А вдобавок он был симпатичным, да и деньги у него, судя по всему, всегда водились. Не успело им исполниться по двадцать лет, как они уже начали жить вместе, и у него появились разнообразные планы, как разбогатеть. Он решил не утруждать себя дальнейшей учебой, а ей говорил: «Хочешь — изучай свою фар