— Много же у вас сегодня дел, — сказал он, садясь, а она закрыла дверь.
— Людям хочется, чтоб ноги у них выглядели как следует, — она улыбнулась короткой улыбкой. — Но я не понимаю, как… почему вы решили поговорить со мной… Что я могу вам рассказать?
— Не знаю, помните ли вы, но примерно семь лет назад на улице Линдаргата был совершен наезд на человека. Водитель скрылся. Жертва скончалась. Жертву звали Вилли, и это был друг Ингиберга. В тот вечер они ходили в спорт-бар, а домой пошли не вместе. С Ингибергом я уже поговорил. Он сказал, что в тот вечер видел вас в том же баре. С вами были две подруги. Он тогда немного выпил и собрался с вами поговорить, но так и не решился. Не факт, что вы это помните, но спросить вас я, вероятно, могу.
Во время этой тирады Хельга смотрела на него серьезным взглядом, внимательно прислушиваясь к каждому слову.
— И что же?
— Что?
— Какое отношение это все имеет ко мне?
— Вы помните тот вечер? — спросил Конрауд.
— Ингиберга я помню, — ответила Хельга. — Но все было не совсем так, как вы рассказываете. Это ведь его версия случившегося? Я этого не забыла. Ингиберг в школе был просто несносным. Вечно щипался, неприличности говорил… Моя подруга там отмечала день рождения. Мы втроем пошли в ресторан. А потом решили пройтись по пабам и дошли до этого самого спорт-бара. Ингиберг был пьян в стельку, а на улице была жуткая метель. Вот эти две вещи я помню.
— И что там насчет Ингиберга? Что произошло?
— Он подошел к нам, но мы не захотели с ним разговаривать и велели оставить нас в покое. А он рассердился, стал обзывать нас шлюхами и все в таком духе, и мы еще раз попросили его оставить нас в покое. Я подумала, что он к нам полезет, но он взял и наблевал. Из него просто фонтаном хлынуло! Он успел подставить стакан, но кое-что пролилось на пол. Вот мерзость-то! Он так по-дурацки выглядел: рассказать — не поверите. Когда мы с подругами встречаемся, мы это часто вспоминаем.
— Мне он этого не рассказал, — заметил Конрауд.
— Что же тут удивительного: он, наверное, и сам не помнит. Он же совсем пьяный был.
— А вы с ним друг друга хорошо знали?
— Он со мной учился только в восьмом и девятом классе. Так-то я его толком не знала, — ответила Хельга.
— Вы помните, кто еще был в баре в тот вечер?
— Нет, — не задумываясь, ответила Хельга.
— А вы в то время следили за ходом дела в прессе? Об этом ДТП? Полиция искала свидетелей.
— Ничего подобного не знаю.
— У стойки бара сидели и разговаривали двое мужчин. Одним из них был этот Вилли. Его собеседник был в зимней куртке и шапке с козырьком. Его-то я и хочу разыскать. Я не знаю, как его зовут, и понятия не имею, кто он.
Открылась дверь, в проем просунула голову сотрудница студии педикюра и сказала, что уже все убрала и сейчас пойдет домой. Хельга ответила ей, что у нее здесь еще остались дела, и она сама запрет помещение.
— Не помню такого, — сказала она, когда та женщина отошла от двери. — Я поспрашиваю девочек, помнят ли что-нибудь они, только вот…
— Что?
— Боюсь, никакого толку вам от этого не будет.
На следующий день Конрауд позвонил другу детства Вилли, о котором ему рассказывала Хердис, — тому самому, который вспомнил, что видел внедорожник у цистерн на Эскьюхлид. Тот выразил готовность к сотрудничеству, и они решили встретиться в маленьком местечке на улице Аурмули, где он обычно пил кофе после работы.
Того человека звали Ингвар, он был малорослый и щуплый, с многодневной щетиной, и носил бейсболку, прикрывавшую обширную лысину. По профессии он был водителем грузовика и болтал без умолку, много рассказывал, как вырос в районе Хлидар, как играл на Эскьюхлид, болел за «Валюр», и о многом другом, что случайно взбредало ему в голову. Они сидели за маленьким круглым столиком и потягивали кофе. Местечко было уютное, а народу в нем мало: пока еще не начался вечерний наплыв посетителей.
Ингвар обладал феноменальной памятью на большие и мелкие события, касающиеся спортивного клуба «Валюр». Он помнил по именам всех игроков: и футболистов, и гандболистов, — далеко в глубь времен. Результаты матчей он помнил от сегодняшнего дня и до тысяча девятьсот семидесятого года, мог назвать место «Валюра» в лигах во все периоды. Он знал, когда у игроков дни рождения, откуда они пришли в этот клуб и куда ушли из него. Он помнил крупные матчи и сам ходил на большинство из них, но помнил также и мелкие — даже те подробности, которых уже не помнили сами игроки. Он хвалился Конрауду, что часто посрамлял старых игроков «Валюра». Он знал состав семьи лучших игроков и то, состоят ли они в родстве с другими спортсменами, — их генеалогию он мог проследить до начала прошлого века. Конрауд увлекался футболом, и ему было интересно расспрашивать его о том о сем, что дано знать только ненормальным, — и всегда получал ответ. В делах «Манчестер Юнайтед» Ингвар разбирался также хорошо, как и в делах «Валюра». В том, что касалось результатов давних матчей английских команд и их кубков, он был прямо-таки экспертом.
Все это выяснилось, потому что Конрауд решил узнать, когда именно он видел тот внедорожник, а Ингвар ответил, что, наверное, ровно за неделю до того, как Вилли велели проваливать с Эскьюхлид. Потому что в тот самый вечер в феврале он был на матче «Валюра» и футбольного клуба Хапнарфьёрда во второй лиге в Хлидаренди и видел, как «Валюр» уделал этих хапнарфьёрдовцев. На матч он пришел с двумя приятелями, которых назвал по имени. Он вспомнил, с каким счетом закончился матч и кто забил больше голов, и прибавил, что у одного из команды «Валюр» был день рождения: ему исполнилось восемнадцать лет.
— То есть вы это помните с точностью до дня? — Конрауд был восхищен такой уникальной памятью на спортивные события.
— С точностью до дня, — торжествующим тоном ответил Ингвар.
Приятели остались довольны победой «своей» команды и по дороге на вершину Эскьюхлид вспоминали яркие моменты матча, силу нападающих, ловкость угловых. Ингвар стащил у отца сигареты, и они собирались выкурить их у цистерн.
— Нам этот джип показался просто обалденным, — вспоминал Ингвар. — Уезжал он с громким грохотом. Правда, мы на него особо не пялились. Я это просто вспомнил, когда беседовал с Хердис, мы разговаривали об этом трупе на леднике, о том, какую же надо иметь машину, чтоб вообще заехать на ледник. Вилли и раньше со мной это обсуждал. Он вспомнил матч в Спорткомплексе, а я посмотрел даты: он проходил в тот самый вечер, когда исчез Сигюрвин. Мы решили, что это мощно. Конечно, времени с тех пор прошло изрядно, но датировка, в общем, точная.
— А вы можете назвать марку джипа, который видели?
— Я не заметил.
— «Форд Бронко»? — спросил Конрауд, вспомнив джип Хьяльталина.
— Скорее «Вранглер». Не знаю. На мой взгляд, я в машинах разбираюсь неплохо, особенно, конечно, в грузовиках, но тут я не заметил.
— А этот джип там был один? Водитель кого-нибудь ждал? А какого он был цвета?
— Когда мы пришли, он уже стоял у цистерн. Что было у него внутри, мы не увидели, неизвестно, был ли в нем кто-нибудь кроме водителя. И что он там делал, мы не знаем.
— Какие-нибудь особые приметы этого джипа вам запомнились?
— Ну, наверное, шины. Я его вообще из-за шин запомнил. Они мне показались просто огроменными. Тогда же нечасто можно было увидеть такие специально оборудованные внедорожники. Это сейчас у всех жирные машины, завышенные, с разными прибамбасами.
Ингвар почесал голову. Если в том, что касается всех других вещей, его память так же надежна, как в том, что касается матчей «Валюра», значит, его словам можно верить.
— А как вы думаете: это был тот же джип, что Вилли видел неделю спустя? Когда встретил того человека?
— Он сам считал, что это вполне возможно, — ответил Ингвар, — но уверен не был. Он не помнил, чтоб у того джипа, который видел он, были огромные шины. Не факт, что это один и тот же автомобиль.
Они еще немного пообсуждали джип и его шины, и выяснилось, что Ингвар помнит тот вечер на удивление хорошо. Не только из-за того, что тогда «Валюр» обыграл хапнарфьёрдовцев, или из-за того, что один игрок был именинником, а из-за того, что его отец недосчитался сигарет в своей пачке и выпорол Ингвара за кражу. Это был второй из тех двух раз, когда Ингвара отшлепали.
— Я пришел домой, и от меня пахло сигаретами, — вспоминал Ингвар, — и старик быстро смекнул, в чем дело. Он понимал, что сам курит много, и мне настрого запретил. Мой папа — он очень пунктуальный. Два года в лиге мастеров. По футболу. Три гола забил. И все против акранесовцев.
Позже тем же днем у Конрауда была встреча со столяром и его женой, и ему рассказали новые подробности о кладе, который нашли супруги, когда наконец решили поменять кухонный гарнитур. Вся сумма, один миллион, была в нескольких пачках тысячекроновыми купюрами. Пачки лежали в целлофановом пакете, заткнутом между хлебопечкой и шкафом над нею: промежуток между ними был закрыт панелью под цвет дверей гарнитура. Пакет был с эмблемой супермаркета «Хагкёйп», сказала Фридни: она была явно рада, что наконец может облегчить совесть. Они стояли как приговоренные к смерти в своей кухне, красиво обставленной, с новой техникой и шкафами со стеклянными или деревянными дверцами. Судя по всему, на кухню здесь денег не пожалели.
— Хуже всего, если это просочится в газеты, — сказал столяр: он все еще думал о репутации своей и супруги.
— Вы точно знаете, что Сигюрвин жил здесь до вас?
— Да, — смущенно ответила Фридни. — Хотя они могли остаться и от Йоуханна. Никто их не забирал. Вот мы и оставили себе.
Ее прямота понравилась Конрауду, и он стал думать, как на их месте вообще поступали бы люди, если бы кому-то не хватало денег, и он вдруг нашел бы их в своей кухне — деньги, которые никто не спешит забрать. Фридни как будто прочитала его мысли.
— Я думаю, почти все взяли бы их себе, — сказала она. — Наверное, почти все поступили бы как мы. Правда-правда. Я думаю, что так. Мы же не хуже других, честное слово.