До сих пор от смеха корчатся:
Иван Грозный на пиру
и Калигула, ну в точности
походящий на Шуру.
Мы ещё прорвёмся, ru!
www, связанные в вязанку,
этот чёрный опасный свет
терний, вывороченных наизнанку,
называется Internet.
Словно ёлочные украшения,
эти новенькие дабл’ю
ещё не ржавые от ношения
на живом человечьем лбу!
– По ком —
а. колокол. соm?
И, урча колесом потерянным,
по часам (по-немецки – uhr)
контейнер, гружённый терниями,
направляется к пункту «ru».
– А что снится комару?
– Кома ru.
Ты прости меня, милый попутчик
сегодняшних гала-Голгоф.
Ты всё что желаешь получишь.
Я – off.
Я – Офелия грязной прозы,
офтальмо-хрустальный взор.
Я – off всяческих официозов,
Off – шор.
Я жизнь твою исковеркала
дотла.
Я в Болдино и в Переделкино
была.
Меняются дженерейшны,
страна.
У Блока и Блейка женщина
одна.
Опять с поколениями Мозес
в пути.
Я гибну. Меня, если можешь,
прости.
Хлестал звездопад в дырявый
дуршлаг.
Наивный, ты веришь в халяву,
дурак.
Я, женщина, неизменна
в изменяющихся веках.
Государственные измены —
мой кайф.
Завистливые облаи
облав —
всё это явления off-лайна,
off-лайф.
Я от прокурорской морали
дошла.
Вбегаю в тебя, Мировая
душа.
Попорчу я новым боярам
игру.
Я с Пушкиным ринулась к «Яру»!..
Я – ru.
Я люблю Тебя, я люблю Тебя,
так люблю!..
Все талантливые ублюдки
смяты гением Твоим, ru!
Твои псы мне порвали икры.
И теперь, когда загорю,
на ногах проступают титры —
Твое имя – www.ru.
Тобой пайщики пировали,
вроде оруэловского хрю-хрю.
Ты, чурающаяся пиара,
нераскрученная ru,
ты спасла меня, целовала…
И за это, когда умру,
свою буковку инициала
закодирую в www.ru
Пусть к URLычат они, улетая,
на бескрайнем трубят миру —
Три журавлика вечной стаи —
W
W
W
ru
В переходе на Пушкинской
была пирсинга лавочка.
Твои щёки припухшие
украшали мы давеча
модным вздором серебряным…
Лохов девушки клеили.
И дрожали целебные
два колечка над лейблами.
Всё казалось игрушечным.
Милицейский – без пушечки.
Вдруг со взором опущенным
ты выходишь на Пушкинской?…
Времена переходные…
Вместо лавочки с обувью
корчатся пешеходы
с вывороченными утробами.
У девчонки подобранной
шоком сдвинута психика,
и на ухе оторванном
три заветные пирсинга.
Будьте прокляты, рожи
фотороботов-призраков!
Спаси, Господи Боже,
мою девочку с пирсингом!
Ушёл Великий чеченец.
Остался продлить дела
земной его порученец —
племянник – врач Абдулла.
Он пользует в Подмосковье
со всей России народ.
Он пользуется любовью.
Он денег с них не берёт.
Врач экстрасенсорен, молод.
Свинину не чтут уста,
но бабки в церковке молят
за Абдуллу Христа.
Когда Махмуд Эсамбаев
плясал, эротичней пантер,
клипсы, как замки с амбаров,
в восторге терял партер.
Как шторм бескорыстных баллов,
пронёсся король папах…
Людскую юдоль убавив,
теперь другой Эсамбаев
мальцу выправляет пах.
Каракульча Махмуда?
Капризный изгиб плеча?
Нас всех исцеляет чудо
танцора или врача.
Откуда же в сердце трепет,
как будто Божья рука
каракулевый пепел
не стряхивает с мундштука?…
В чём предназначенье нации?
Чтобы сжечь у соседа дом?
Сажать заложников на цепь?
Иль чтобы помочь в ненастье
и душу лечить добром?…
Мы все – пациенты бездны.
Ужель средь враждебной мглы
человеческий след исчезнет
Махмуда и Абдуллы?
В охру женщину макайте,
красьте ею луг Винсента!
Вон она – на самокате
мчит, похожа на проценты.
Маленькие камикадзе
между трейлеров с прицепом
проскользнут на самокате —
на колёсиках процентов.
Вслед, отталкиваясь пяткой,
спятивший Мафусаил,
как лакеи на запятках,
на работу укатил.
Мчатся (вряд ли на работу)
члены русского Пен-центра
на свободу! на свободу!
на колёсиках процентов.
Пузо, груженное бюстом,
самокатик, уноси,
как несут кочан капусты
электронные весы.
И не рассчитав удара,
толстомордик из качков
проскользит по тротуару
на колёсиках очков.
От Малаховки до Мальты
роликам грозит закат.
Поколение асфальта
выбирает самокат.
Мир пузырится, как тоник.
Ты паришь, как на катке,
одноногий аистёнок,
стоя на прямой ноге.
Значит, не было ошибкой
наше детство нестерильное —
из доски и двух подшипников
мы идею мастерили.
Это кайф беспрецедентный,
знают взрослые и дети —
на колёсиках процентов
пролететь через столетья.
– Куда мчишься, самокат?
– В Самарканд!
На закате плещет мою нишу
нищими рубинами волна.
Я тебя сравненьем не унижу,
нищая любимая страна.
У меня просроченная виза.
Тебе будет проще без меня.
Жаль, что я, Россия, не увижу
твои золотые времена.
Вентилятор – нелетающий пропеллер.
И тревожно, честно говоря,
что стихи мои опять бестселлер —
«Лучшая продажа февраля».
Лучшая февральская обманка,
том-фантом за 42 рубля…
Снег обескураженно обмякнет —
лето в середине февраля!
Я читаю, одинок, как мамонт,
след от шин, как зубчики Кремля…
Вновь надежда нас продаст, обманет —
лучшая продажа февраля.
«Смирно!» Души на смотру.
Над страною – чёрный прапор.
Боже правый, моя ru!..
Траур.
Странный трафик накатил.
Вдовам не помогут травы.
Всюду чёрный негатив —
траур.
Фестивальные кентавры,
жрите чёрную икру!
По матросу Игорьку —
траур.
Кто ответственные лица?
Люди чести, флотских аур?
Ни один не застрелился.
Траур.
С утра слышу до утра:
«Утраутрау…» Рядом травят.
по живым ещё вчера —
по себе мы носим траур.
НТВ и Си-би-эс
задрожат, как сети траулера.
Траур носим по себе.
По надежде носим траур.
Вечный траур по Геннадию:
жизнью, из последних сил,
может, нас с тобою ради,
он реактор заглушил.
Моряками среди мора
остаются моряки.
И на Баренцево море
лягут тяжкие венки.
Женщина в косынке бьётся,
видя, как плывёт венок.
Был старлеем или боцманом?
«Кто, сынок, тебя вернёт?»
На мгновенье над страною
оглянётся, не грешна,
называема душою,
траурная тишина.
Мертвецы стучат – живые! —
по железному нутру.
Офицеры, рядовые
бьются, как стенокардия,
помнят мать, жену, сестру…
Времена глухонемые.
Господи, уйми стихию!
Дай надежду, хоть искру…
– Куда держишь курс, Россия?
– www.KURSK.ru
Я открыл чёрный квадрат.
Квадрат сейфа чернеет на стене.
Я назвал код.
Квадрат открылся.
Я спустился в чёртов квадрат.
Ты осталась снаружи, держа верёвку,